Сталин. Путь к власти - Емельянов Юрий Васильевич - Страница 50

• Предыдущая
• 50/146
• Следующая

Правда, все попытки найти это «письмо Еремина» в московском архиве оказались тщетными по той простой причине, что оно находилось в США. И все же активное использование «письма Еремина» заставило отечественных исследователей заняться изучением этой фальшивки. В статье «Был ли Сталин агентом Охранки?», опубликованной в журнале «Родина» (1989, № 5), Б. Каптелов и 3. Перегудова обратили внимание на то, что «письмо Еремина» составлено с вопиющими нарушениями правил делопроизводства тех лет: «угловой штамп документа… существенно отличается от типографски выполненного штампа. Вместо «Заведующий Особым отделом Департамента полиции» – «М.В.Д. Заведывающий Особым отделом Департамента полиции». В просмотренных нами материалах Особого отдела за 1906—1913 годы мы не встретили ни одного штампа, который был бы идентичен приводимому ни по расположению строк, ни по шрифту». По оценке исследователей, «недоумение вызывает и штамп входящей документации», «из Особого отдела не мог выйти документ с приведенным выше исходящим номером». С таким номером было обнаружено другое письмо по поводу «дерзкой выходки трех неизвестных злоумышленников» по отношению к городовому. Авторы утверждали, что «согласно правилам дореволюционного правописания, в материалах Департамента полиции вместо отчества – Петрович, Васильевич, Виссарионович – указывается Иван Иванов, Михаил Петров, Иосиф Виссарионов. В так называемом письме Еремина читаем: «Иосиф Виссарионович».

Б. Каптелов и 3. Перегудова отметили, что из текста «письма» «можно понять, что Сталин был участником Пражской конференции, хотя известно, что на конференции в ЦК он был избран заочно». Заметили они и то, что «Енисейского Охранного отделения», куда было адресовано «письмо Еремина», никогда не существовало. Хотя среди жандармов в этом крае был Железняков, но его звали не «Алексей Федорович», как указывалось в «письме Еремина», а «Владимир Федорович», и служил он не в Охранном отделении, а в Енисейском розыскном пункте. Авторы также установили, что подпись Еремина не похожа на ту, что поставлена в «письме». Авторы разыскали рапорт Еремина о предоставлении ему отпуска перед переводом из Санкт-Петербурга в Гельсингфорс от 10 мая 1913 года и циркуляр директора департамента полиции С. Белецкого об освобождении Еремина от обязанностей в связи с его назначением начальником Финляндского жандармского управления от 19 июня, т. е. почти за месяц до даты, обозначенной в «письме Еремина». Авторы уверенно заключали: «Эти документы, свидетельствующие о том, что Еремин никак не мог подписать документ за № 2898 от 12 июля 1913 г., и позволяют нам утверждать, что документ не является подлинным».

Авторы статьи обнаружили, что, выдвигая версию о переходе Сталина на службу царской полиции, Левин продемонстрировал элементарное невежество: он не учел разницу между грегорианским и юлианским календарным стилем. Мнимый арест Сталина 15 апреля 1906 года, после которого, по утверждению Левина, он выдал Авлабарскую типографию и стал сотрудничать с полицией, не мог иметь места, так как в это время Сталин уже давно находился в Стокгольме, где с 10 до 25 апреля проходил IV съезд партии. Дело в том, что Левин указал дату разгрома Авлабарской типографии по старому стилю (15 апреля), а дни работы съезда – по новому стилю (23 апреля – 8 мая). Не заметили этой вопиющей неграмотности и отечественные ученые Г. Арутюнов и Ф. Волков, которые не только повторили версию Левина, но к тому же присвоили себе «лавры» открывателей фальшивого «письма Еремина».

Однако Б. Каптелов и 3. Перегудова не ограничились разоблачением фальшивки Левина. В связи с тем, что в конце 1980-х годов широко публиковались ссылки на якобы имевшие место высказывания С. Шаумяна о том, что Сталин был связан с царской полицией, авторы статьи замечали, что «слухи о причастности Сталина к провокации возникли давно, еще в 1910 г. Поводом к ним послужили провалы Бакинской организации, которые всегда порождали в организации взаимные подозрения… Причем подозревался не только Сталин, но и другие члены организации. Об этом мы узнали из донесений сотрудников, освещавших деятельность местного комитета. В 1909—1914 гг. в Бакинском Охранном отделении и ГЖУ (Губернское жандармское управление. – Прим. авт.) работало более 10 секретных сотрудников, они давали сведения по социал-демократическому движению и были достаточно информированы».

Б. Каптелов и 3. Перегудова перечисляют фамилии этих агентов полиции и приводят примеры их донесений. Приводили они и донесение агента по кличке «Фикус», под которой скрывался Николай Степанович Ериков, по паспорту Бакрадзе Давид Виссарионович. (В вышедшей в конце 1980-х годов повести А. Адамовича «Каратели» утверждалось, что Сталин был агентом царской полиции под кличкой «Фикус».) В донесении Ерикова-Фикуса за март 1910 года говорилось:

«В Бакинском комитете все еще работа не может наладиться. Вышло осложнение с «Кузьмой» (псевдоним С. Шаумяна. – Прим. авт.). Он за что-то обиделся на некоторых членов комитета и заявил, что оставляет организацию. Между тем присланные Центральным комитетом 150 рублей на постановку большой техники, все еще бездействующей, находятся у него, и он пока отказывается их выдать. «Коба» несколько раз просил его об этом, но он упорно отказывается, очевидно, выражая «Кобе» недоверие».

Комментируя это донесение «Фикуса», Б. Каптелов и 3. Перегудова замечали: «Именно на основе этого сообщения пошли слухи о том, что Шаумян не доверял Сталину и якобы считал его провокатором». Очевидно, что лишь крайне поверхностное знакомство с историей большевистского подполья в Баку или полное нежелание считаться с фактами позволяли сделать из этого донесения «Фикуса» широко растиражированную в конце 1980-х годов версию о том, что Сталин был «Фикусом», выдававшим партийные тайны полиции, а Шаумян якобы разоблачил Сталина.

Б. Каптелов и 3. Перегудова привели и другое донесение «Фикуса», сделанное им через 10 дней:

«Упоминаемый в месячных отчетах (представленных мною от 11 августа минувшего года за № 2681 и от 6 сего марта за № 1014) под кличкой «Молочный», известный в организации под кличкой «Коба» – член Бакинского комитета РСДРП, являвшийся самым деятельным партийным работником, занявшим руководящую роль, принадлежавшую ранее Прокофию Джапаридзе [арестован 11 октября минувшего года – донесение мое от 16 октября за № 3302], задержан, по моему распоряжению, чинами наружного наблюдения 23 сего марта.

К необходимости задержания «Молочного» побуждала совершенная невозможность дальнейшего за ним наблюдения, так как все филеры стали ему известны и даже назначаемые вновь, приезжие из Тифлиса, немедленно проваливались, причем «Молочный», успевая каждый раз обмануть наблюдение, указывал на него и встречавшимся с ним товаришам, чем, конечно, уже явно вредил делу».

Это донесение «Фикуса», по мнению Б. Каптелова и 3. Перегудовой, свидетельствует о лживости всех обвинений Сталина в связях с царской полицией. Не исключая возможности того, что Шаумян какое-то время не доверял Сталину, они полагают, что арест Сталина развеял эти подозрения: «Как видим, даже такой опытный революционер, как Шаумян, в сложных условиях не был застрахован от ошибочных суждений по отношению к своим товарищам».

Б. Каптелов и 3. Перегудова доказали и безосновательность использования других документов из архива царской полиции для обвинения Сталина. Они показали некорректность интерпретации донесения Р. Малиновского, которое было составлено им на основе разговоров со Сталиным, когда тот и не подозревал о том, что его собеседник является полицейским агентом. На подобной же произвольной интерпретации письма Сталина к Малиновскому строились и домыслы американского исследователя Эдуарда Смита. В своей книге «Юный Сталин» Э. Смит пишет, что Сталин стал агентом полиции сразу же по окончании им Тифлисской семинарии. Ссылаясь на то, что после исключения из семинарии Сталин некоторое время находился без работы, Э. Смит предположил, что в это время жандармерия могла завербовать его. Вопреки фактам Смит утверждал, что с мая по декабрь 1899 года Сталин не скитался по домам своих друзей, а находился в некоем тайном полицейском заведении, в котором его обучили, как стать агентом полиции. Однако с таким же успехом можно утверждать, что Сталин провел эти полгода в тибетской Шамбале или обучался в германской разведшколе. Никаких данных у Смита для обоснования своего предположения не было, вероятно, за исключением страстного желания скомпрометировать Сталина.

• Предыдущая
• 50/146
• Следующая