ОБХСС-82. Дело о гастрономе (СИ) - Ларин Павел - Страница 20

Семь минут — полет нормальный, но внутри стало нарастать недоумение — это что, все 50 минут в таком темпе будут? Но я еще не понимал серьёзности ситуации.

Десять минут — полет так себе. Вокруг меня двадцать женщин с лицами убийц машут ногами и долбят пятками в платформу. Что там слон по сравнению с батальоном мрачных теток, решивших привести себя в порядок. Некоторое количество молодых и симпатичных девиц уже не казались мне сто́ящим вариантом. Да и девицы, честно говоря, как-то неуклонно переставали быть симпатичными.

Двенадцать минут — недоумение крепнет. Тетка-тренер даже не порозовела. Дыхание ровное. Энергия бьет через край.

— Еще активнее! Мах, степ, захлест! Еще четыре раза, не снижаем темпа!

Она отвратительно бодрым голосом отдавала команды, в которых не понимал ни черта. Просто делал то же самое, что и остальные. Я начал догадываться, в таких условиях самое последние о чем может думать нужная мне девица, это знакомство с приятным парнем. Потому что и парень уже не чувствует в себе прежней крутости, и девица выглядит, как африканский охотник, полдня гонявший по саване страуса.

Пятнадцать минут — пришло понимание, я сейчас лопну с брызгами и испачкаю весь зал. Все тело почему-то хотело рассыпаться на молекулы. Или у меня нога на очередном замахе оторвется. Понял, почему бабы так долбят в степ-платформы. Я свою в тот момент тоже возненавидел. Мысленно стал с ней разговаривать. С платформой. Получи, гадская штука, вот тебе! Чтоб ты сломалась, к чертовой матери!

Через двадцать минут тренер сообщила все таким же бодрым голосом.

— Берем коврики, сейчас будет комплекс на пресс.

Ну, слава богу, подумал я, хоть не скакать, а то меня укачало. Рожа стала с нашим знаменем цвета одного — местами синяя, местами красная, и пара белых пятен.

Через двадцать пять минут я вспомнил мать. Возможно, свою, возможно чью-то еще. Потому что это была единственная мысль в моей башке. Твою ж мать! Вот так если дословно. Верните степ-платформы, я хочу умереть в движении, а не в позе рака-эпилептика! Я не могу закинуть ноги за голову силой мышц пресса. У меня там нет мышц, у меня там завтрак и нервы. Вот так хотелось сказать вслух. Но завернувшаяся в странную фигуру девица, ради которой это все затевалось, маячила рядом. Я не мог не выполнить задание, которое мне доверили коллеги. Оно же первое. Серьёзное. Важное. Как приеду в отдел и скажу, пацаны, я чуть не сдох, поэтому сбежал? Никак. И перед отцом еще, дебил, выгребывался.

— Не халявим! Кто хочет с голым животиком летом ходить? Работаем!

Если я сейчас умру, то голый животик летом меня волновать будет мало. Он меня и зимой вообще не волнует. Особенно свой. Хотя сейчас, покажи мне самую охренительную телку и я, наверное, останусь лежать на коврике в позе морской звезды. Максимум — тихо отползу в сторону. Желательно, в сторону выхода.

Посмотрел в зеркало. В зеркале отражались задницы различных цветов и размеров. Именно в этот момент понял, мы сильно переоцениваем красоту данной части женского тела. Зато рожи были у всех одного цвета — малинового, выражение лиц все такое же мрачное. Антицеллюлитный джихад.

Тридцать минут — группа стала похожа на отряд зомби. Пошатывающиеся фигуры в полуприсяде, растрепанные волосы и горящие священной мыслью глаза.

— Простите, но я не могу в такую позу свернуться. У меня ноги растут в противоположном направлении. И вряд ли смогу в этой жизни…И так я тоже не могу сделать, это, в конце концов, просто неприлично.

Тенерша мой крик души проигнорировала. Либо я говорил слишком тихо. Что тоже вполне возможно. Хотелось пить. Зато появилась мысль, надо как-то незаметно отщипнуть кусочек от тренерши и сдать на анализ. Она резиновая. Нормальный человек в такие узлы завязаться не сможет.

Тридцать пять минут… Конечно, почему бы не поотжиматься напоследок? Мое тело в тот момент уже притворялось дрожащей тряпочкой и отказывалось принимать любые положения, кроме сугубо горизонтального.

— Так, девушки… и мужчина, отжимаемся на платформе, касаемся ее грудью — кто коснется, у того грудь красивая!

Я коснулся грудью платформы практически сразу. Так и остался лежать. Это считается или нет?

Сорок минут… Мысли в голове панически метались, создавая полный сумбур. Я не могу так сесть, у меня так ноги не гнутся! Достать мизинцем руки до мизинца ноги в такой позе? Это утопия. Что вы делаете⁈ Прекратите ломать мне тело! Какая сильная баба-тренер…Такая маленькая и такая жестокая! Фашистка! Я так не сложусь, я из цельного куска дерева сделан! Стойте, не уходите! Разложите меня обратно немедленно, я сам не распрямлюсь, и в машину такой раскорякой не влезу!

Через сорок пять минут возникло огромное желание спрятаться за степ-платформу. Я понял, что умру в муках прямо на финальном этапе. Порвусь пополам на счет «три».

Через пятьдесят минут кто-то добрый собрал меня в кучу и откатил к стенке. Занятие было закончено. Кстати, доброй оказалась та самая девица. Мое героическое поведение во время этого женского марафона садизма произвело на нее впечатление. Мы после тренировки познакомились. Полчаса я слушал восторженный монолог о том, как круто, что не все мужики считают себя пупом вселенной. Как прекрасно, что есть такие понимающие жизнь индивиды. Это она все обо мне говорила.

А потом наступило утро и я понял, вчера мне было хорошо, плохо мне сегодня. Имелось четкое ощущение, что я спал в работающей бетономешалке. Честно говоря, думал, явится на работу и отчитаться о выполненном задании не смогу. Умру в процессе одевания трусов…

Тем обиднее было, когда после моего появления в отделе со счастливой рожей, парни ржали так, что прибежал начальник того самого отдела. Заподозрил, мы либо пьяные, либо что-то еще. Я, естественно, не ржал. Мне было больно даже дышать. Но самое интересное, буквально через час позвонила та самая телка. Она реально решила, что после всего пережитого, мы точно друзья. Вот тут пришел момент, когда мог бы поржать я. Но не стал. Все по той же причине.

Сейчас, направляясь в сторону гастронома, я почему-то вспомнил именно эту историю. Возможно, потому что самый неожиданный прикол или ситуация, которая выглядит, как стёб, может оказаться, на самом деле, важным и решающим моментом. Чем больше я думал о Матвее Егорыче и его поведении, тем сильнее крепла во мне уверенность, они с настоящим Милославский о том и договорились. Дед Мотя сознательно постоянно создает эти абсурдные и нелепые ситуации. Зачем? Вот в чем суть.

— Ладно…черт с тобой…

Матвей Егорыч поморщился, явно не испытывая огромного стремления к любого рода беседам, особенно откровенным. Сложил руки на животе и стал напоминать еще больше доброго дедушку. Я прям напрягся. Нездоровая фигня. Не его это роль. Точно не его. Значит, можно ждать чего-то очень поганого.

— Хотя, ты сам просил не говорить ничего. — Дед поднял указательный палец вверх. — До поры, до времени. Тебе же самому не говорить. В общем, Жорик, не знаю, что это за хохма такая, я вообще поначалу думал у тебя того… Окончательно с башкой проблемы. А что? Стресс. Родители. Оба. Как тут не чокнуться. Ну, а вообще ситуация была следующая. Сидел я, значит, никого не трогал. Во дворе сидел. Все, как положено. Думал о жизни. Борька — рядом…

— Выпивали, короче… Со своим козлом напару.

— Думал о жизни…– Настойчиво повторил дед Мотя. — А ты если сейчас будешь тут шуточки свои отмачивать, то пойдешь восвояси. Не солоно хлебавши. Знаешь такую присказку? Старую, русскую, народную поисказку. Я тебе ее сейчас наглядно покажу.

— Да ладно. Не вопрос. — Я махнул рукой, мол, не обращайте внимания. — Думал о жизни. Ок. Зинаиды Стефановны, видимо, дома не было? При ней о жизни точно не подумаешь.

— Не было. — Матвей Егорыч кивнул, соглашаясь. — Зинка куда-то по своим бабским делам ушла. Дельная такая… Говорит, Мотюшка, я по своим делам. Делам… Понял? Языком потрепать. Чего там еще за дела могут быть. Но не суть. И вот значит, сидим мы с Борисом во дворе. Месяц то уже почти апрель. Солнышко светит. Хорошо…Птички чирикают. Понимаешь? Весной пахнет… травка стала пробиваться.