Колбат - Емельянова Нина Александровна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/24
• Следующая

Первый барьер мы сделали из двух стульев, составленных мостиком. Лена подвела к ним Колбата и, взмахнув рукой, послала: «Барьер!» Колбат прыгнул через стулья без всякого напряжения и, конечно, получил поощрение.

Вечером мы сидели за ужином, Андрей – во главе, то есть с узкой стороны стола, а мы по бокам, и Лена рассказывала, как Колбат берет «барьер». Колбат сидел около Лены.

– Вот он так сидит, как сейчас, а я ка-ак махну рукой, вот так, и крикнула: «Барьер!»…

…Черное, большое, но легкое, как молния метнулось над столом мимо склоненной головы Андрея, над его тарелкой, и вот уже Колбат сидит по ту сторону стола очень веселый. Лена не знает, виновата она или нет, и смотрит на отца – шалить за столом не полагалось, – а отец только и мог сказать:

– Ну и сила же у него! Ведь без разбега через весь стол и ничего не задел! Как хотите, друзья, а Колбат все-таки знаменитый пес! Но причина того, что такая хорошая собака могла выйти из повиновения, по-моему, глубже, чем думает Савельев. Вот я проверю и скажу вам. Придется мне самому подзаняться с ним и посмотреть…

О своих успехах мы рассказывали Савельеву, и он посоветовал нам все-таки ограничиться этими командами и не пробовать учить Колбата на дворе, где он будет отвлекаться.

– Ведь за отвлечение его и выбраковали, – говорил Савельев. – Вам на улице с ним не справиться.

Андрей тоже поддержал Савельева и, проведя одно занятие с Колбатом, сказал нам, что пес очень умен и к занятиям с ним следует отнестись серьезно. Поэтому он просил нас не вводить новых команд, пока пес не будет безукоризненно выполнять прежние.

Случилось, что Лена проспала и в школу ей пришлось торопиться. Она бросила полуоткрытой наружную дверь и побежала. За воротами городка смотрит: рядом с ней мчится Колбат и так ровно у левой ноги, будто отправился на ученье. Отвести Колбата домой времени уже не было. Прибежала она в школу, когда все ребята вошли в класс, велела Колбату сидеть у крыльца и вскочила в класс вместе с учительницей.

Я знаю от учительницы, что Лена на уроках ведет себя довольно смирно, хотя и шалит на переменках. Но в этот день не только Любовь Ивановна, а и все ученики третьего класса 6-й школы заметили, что Лена неспокойна, все вертится и беспрестанно поворачивает голову к окну. За ней и все ребята стали то к окну поворачиваться, то на учительницу смотреть.

Взглянула Любовь Ивановна в окно и видит: черная большая собака стала на подоконник передними лапами и, наклоняя голову то справа налево, то слева направо, смешно нахлобучив на глаз левое ухо, высматривает что-то в классе. Ребята увидели, что дело открыто, и говорят:

– Любовь Ивановна, собака учиться пришла!

А Любовь Ивановна сразу угадала.

– Дети, – спросила она, – чья собака? Лена ответила:

– Это наш Колбат!

– Зачем она тут?

– Со мной прибежала.

– Немедленно иди отправь ее, а вы, ребята, от окошка отвернитесь. Дело вас не касается.

Ребят дело, конечно, касалось, но Любовь Ивановна приказывает, и слушаться надо. Попробовали попроситься помогать Лене – Любовь Ивановна сказала твердо, но с усмешкой:

– Пожалуйста, не беспокойтесь! Она сама без вас справится.

Вышла Лена на двор – Колбата и звать не надо: он уже тут, страшно рад. Велела ему: «Сидеть!» – и дальше не знает, что делать. А в окно учительница стучит пальцем, дескать: скорей принимай решение. Лена и вспомнила, как на учебных тренировках вожатые посылают собак на пост. Она вывела Колбата на улицу, приказала «сидеть», протянула правую руку по направлению к дому и как крикнет: «Пост!» – а сама рванулась вперед, словно кидаясь вместе с Колбатом бегом.

Колбат сорвался с места и помчался по улице. Он бежал плавно, не останавливаясь, потом поскользнулся на раскатанной машинами дороге и, смешно трепанув надломленным ухом, свернул в переулок к городку.

Дома я заметила исчезновение Колбата не сразу. Вышла на крыльцо, вижу – он бежит от ворот городка и так торопливо поворачивает по дорожке к нашему дому, будто забыл что-то ему нужное. Я подозвала его: «Ко мне!» – и он исправно сел слева около меня, высунув язык. «Вот какой ты пес!» – подумала я, погладила его, сказала: «Хар-ра-шо», и дала ему кусок пирога.

Едва дождавшись конца занятий, Лена вместе с товарищами побежала домой. Только они хором спросили меня, дома ли Колбат, как он сам выскочил к ним навстречу.

Так мы убедились, что Колбат и на улице будет выполнять наши команды, хотя, конечно, бежать к дому ему было проще, чем на какой-либо другой пост. Все-таки и это было достижением.

Мы очень привыкли к Колбату за время его болезни, хотя особых нежностей не допускали, разве когда по голове погладишь. А сейчас, обрадовавшись, я долго гладила его по спине, и с таким преданным теплом смотрели на меня собачьи глаза! Бывают у собак такие именно «собачьи» глаза, с подхалимством, которое возникает в них от каждого кусочка в руке хозяина. Не то было в глазах Колбата. Изредка, вот как сегодня или в тот день, когда мы ему удобно забинтовали лапу или когда снимали повязку и Савельев его погладил, возникал у него в глазах мягкий влажный блеск, выражавший какую-то ласковую растроганность. В такие минуты Колбат подходил и клал голову на колени кому-нибудь из нас.

Из-за кусочка же он не принижался, даже если оставался один на целый день и некому было его накормить.

При обучении и работе со связными собаками за каждое выполнение приказания дается в поощрение лакомство – кусочек хлеба или мяса. Колбат и от нас принимал это поощрение, как должное за работу, и съедал с удовольствием и без всякого унижения.

У него уже появилось чувство своего угла, своего дома у нас и вместе с этим – необходимость защиты этого своего дома. Поэтому он иногда рычал на заходивших к нам людей, но никогда – на красноармейцев. Он только смешно поднимал нос и провожал их взглядом.

К Андрею у Колбата скоро сложилось особое отношение; я бы назвала его «деятельной» привязанностью. Он явно скучал без Андрея и всегда радостно кидался ему навстречу. Но если около меня и Лены он весело приплясывал, когда мы начинали заниматься с ним, то около Андрея он после первых проявлений радости садился, весь подобранный, готовый выполнить каждое его приказание.

Я думаю, это происходило оттого, что Андрей, берясь за тренировку Колбата, внимательно изучил, как ведется подготовка связных собак в питомниках; каждый жест, сопровождавший его команду, был точен, и Колбат его понимал. Посмотрев, как мы с Леной занимаемся с Колбатом, Андрей сказал, что собаку мы учим неправильно, приказания отдаем без повелительной интонации в голосе и не требуем четкости выполнения, потому что и сами плохо знакомы с правилами обучения связных собак.

– Так не годится, друзья! – говорил он. – Чего вы хотите от собаки? Помочь ей вспомнить те навыки, скажем точнее: восстановить рефлексы, которые ей привили, когда пес учился еще совместно с Савельевым? Если так, то команду надо подавать точно, как ее подают по правилам во всех собачьих питомниках. Учите так, чтобы вы могли ей доверить выполнение любого приказания.

– Колбат и так понимает нас, – возразила Лена.

– Он понимает вас потому, что вы командуете голосом, а жесты у вас при этом самые неопределенные. Стоит вам перейти на одни жесты – собака никак не разберет, чего вы от нее требуете. Но ведь в бою вожатый не всегда сможет послать собаку голосом. Связная собака должна понимать немую команду, одними жестами. Так Колбата учили прежде. И чем ближе будут ваши команды к усвоенным Колбатом еще в питомнике, тем надежнее восстановятся его прежние навыки. Посмотрите, ему самому нравится, когда я строго спрашиваю с него выполнения команды: он ведь со мной не хуже занимается, чем с вами.

– Даже лучше! – сказала Лена.

– Ну вот! Давайте же отнесемся к нему так, как он того заслуживает по своим прекрасным задаткам, а не как к захудалому, выбракованному из армии псу. Я сам думал о нем сначала именно так. Вы же заставили меня посмотреть на него как на дельного пса, а не просто как на приживальщика.

• Предыдущая
• 9/24
• Следующая