Младший научный сотрудник 2 (СИ) - Тамбовский Сергей - Страница 5

Унтер Пришибеев, весь какой-то сморщенный и маленький и в обычной советской одежде, отвечал в том смысле, что народ табуном стоял, а он его урезонивал, чтоб разошлись — потому что где ж это в законе сказано, чтоб народ табунами ходил. А мировой судья продолжил уже полную отсебятину, никак не связанную с Антон-Палычем… ну или если сказать политкорректно, то импровизация пошла:

— Так, а сейчас мы спросим урядника, как обстояло дело…

И он спустился в зал.

— Где у нас урядник? — начал он рыскать взором по рядам, — не вижу урядника, — все дружно потупили взоры, разглядывая носки своих ботинок, а мне всё это было по барабану, я прямо на артиста смотрел. — Ага, увидел, — обрадовался судья, хватая меня за плечо, — пошли расскажешь, как дело было.

Я пожал плечами и выбрался вместе с судьёй на сцену.

— Позвольте представить вам, господа, урядника Жигина — расскажите, Жигин, что случилось на берегу реки 3 сентября сего года.

— Дык это самое, вашество, — начал я подбирать слова, — как же я могу рассказать, ежели меня в командировку в этот день отослали.

— Гм, — смутился судья от моего бойкого тона, — и куда же у нас сейчас посылают урядников в командировки?

— А то вы сами не знаете — на сельхозработы вестимо. Картошку с морковкой убирать и складывать в закрома родины.

— Странный урядник, — замялся судья, — на какие-то сельхозработы ездит… по нашему делу есть что заявить?

— А то как же, — с большой готовностью продолжил я, — унтер этот, не вслух будь сказано, не своим делом занимается, суёт свой длинный нос, куда не надо, а то, что ему положено делать, не делает — гнать его со службы надо.

Тут уже не выдержал артист, исполнявший Пришибеева:

— Что это вы такое говорите, господин урядник, — взволнованно отвечал он, — я свои обязанности от и до назубок знаю. И уж кому-кому меня работать учить, только не алкоголику уряднику.

— Навет! — возмутился я, — я, если хотите знать, господин мировой судья, и капли спиртного в рот не беру. Когда на службе. А унтер на меня напраслину возводит — сам-то небось на сельхозработы ни разу не ездил?

Видя, что разговор выруливает куда-то не туда, вмешался режиссёр из-за кулис, похоже, что тот самый Марк Розовский, изобразивший бога из машины.

— Так, — сурово сказал он, выйдя на середину сцены, — Пришибеев, тебе месяц тюрьмы причитается

— За что, вашбродь? — изумился тот.

— За всё хорошее, — продолжил Розовский, — тебе, судья, тоже месяц, но на сельхозработах — там морковку некому собирать.

— А мне чего? — спросил я из чистого любопытства.

— А тебе, урядник, идти в свой отдел допаивать схему, — отчеканил он.

— Слушаюсь, вашбродь, — козырнул я, — разрешите выполнять, вашбродь?

— Выполняй, — милостиво разрешил он, — мы тебя найдём, если что.

И я со спокойной душой уселся на своё место в первом ряду, а театр продолжил своё представление, но уже без вовлечения присутствующих в процессы — просто откатал «Историю лошади» в музыкальной интерпретации Розовского и Ряшенцева… очень похоже на Д’Артаньяна с тремя мушкетёрами получилось…

А по окончании сокращённой версии мюзикла, когда я собрался назад идти, меня взял за рукав один из артистов и сказал, что главреж приглашает на поговорить. Отчего же не поговорить — недопаянная схема может и подождать, решил я и зашагал вслед за этим артистом.

Режиссёр сидел на колченогом стуле за кулисами сцены — за отсутствием гримерок они все тут вместе толпились, артисты этого погорелого театра.

— Как зовут? — хмуро спросил он, увидев меня.

— Петей, — отвечал я, — а ещё Камаком.

— Это почему? — неожиданно заинтересовался он.

Я вздохнул и в двух словах объяснил ему этимологию моего прозвища и особенности нашего модульного стандарта.

— Это хорошо, это хорошо… — пробормотал он, — куришь?

— Бросил недавно, но если с хорошим человеком за компанию, почему бы и нет, — решил подыграть ему я.

Мы вышли в пустой коридор, он достал пачку «Родопи» и мы задымили, как паровозы.

— Ты молодец, не испугался, — выдал, наконец, он свой главный посыл.

— Меня тяжело испугать, — ответил я, — вот буквально дня три назад чуть в небо не улетел вместе со смерчем, но не испугался и остался тут, на земле.

— В вашей области дело было? — живо переспросил он, — я в газетах что-то про это читал.

— Ага, — подтвердил я, — на севере, Варнаковский район, мы там колхозникам помогали.

— Так вот почему у тебя урядник на сельхозработы поехал?

— Да, наверно поэтому, — осторожно согласился я, — само собой из подсознания прорвалось.

— Ты вот что, Петя, — Розовский закончил курить и выкинул сигарету в урну, — ты позвони мне как-нибудь, когда в Москве будешь, — и он сунул мне в руку свою визитку. — Может и договоримся о чем-то…

Я в деталях рассмотрел визитку — а не было на ней ничего, кроме ФИО и двух телефонов, и потом ответил:

— Обязательно, Марк Григорьевич, следующая моя командировка точно не в колхоз будет… вечером-то до скольки можно звонить?

— Звони… — неопределённо ответил он, — я поздно спать ложусь.

И на этом наша беседа плавно закруглилась. Я было ещё хотел сказать ему пару комплиментов по поводу мюзикла, но не успел, артисты пошли мимо нас шумной гурьбой, он и присоединился к ним. А я вернулся в отдел.

— Ну ты дал, Камак, — тут же получил я от Аскольда, поднявшись на свои антресоли по винтовой лестнице. — Ну ты артист!

— А чего все сидели, как в приёмной у зубного врача? — ответил я, — дышать даже боялись. Вот мне и стало обидно за наш институт.

— А о чём ты там с режиссёром говорил? — продолжил пытать меня он.

— Про КАМАК, про что же ещё, — отшутился я и уселся на место к своим недопаянным баранам.

Возвращаемся на год назад, любовь втроём

Оля, чтоб вы знали, как-то резко отстранилась от меня сразу по возвращении из колхоза… нет, от общения полностью не отказалась и на вопросы отвечала, но всем своим видом давала понять, что это всё чисто официально. По работе. ПМС что ли у неё стартовал, подумал я, пожал плечами и принял статус-кво, как он есть. Делать мне больше нечего, кроме как бегать за ней и упрашивать обратить на меня внимание. А Нина засела на шестом этаже и не появлялась на наших антресолях совсем.

Да и ладно бы всё было, если б не пришла неожиданно разнарядка на строительство нового корпуса нашего родного института. Опытное производство в нём должны были разместить, а номер ему присвоили следующий после нашего, шестой.

— Завтра на стройку выходят Аскольд, Шурик, Оля, Сергей… и Камак — зачитал список Бессмертнов, — приезжайте сразу в рабочей одежде или с собой привозите, в кладовке вон переоденетесь, — сообщил он нам.

— Мы же только что с сельхозработ, — попробовал протестовать Аскольд, — почему нас-то опять? Вон программёров ни разу никуда не отправляли.

— У программистов экспедиция на носу, — отрезал начальник, — им готовиться надо.

— А Артюхин чего? — это Шурик спросил.

— Антон тоже едет по морю, так что кроме вас некому.

— Вот, суки, — ругался за своей розовой занавеской Аскольд, — белая кость нашлась, аристократы бля, работники клавиатуры и флопарей. Одним Сингапур, а другим цементую пыль глотать.

— Ничего ж не изменишь, — попытался урезонить его я, — так что расслабься и попытайся получить удовольствие. Кстати, мог бы и свою маман задействовать, чтобы хоть немного поправить обстановку.

— Нет уж, — совсем окрысился он, — оставлю маман на крайний случай.

А я с горя отправился в свою экранную комнату протирать контакты СМ-ок чистым этиловым спиртом. К нашему коллективу, кстати, присоединился тот самый Сергей, с которым мы потом в командировки будем ездить. Должна была ещё и Марина с ним быть (фамилия Диванова, туристическая фанатка), но что-то она где-то задержалась, на очередном турслёте наверно. А на Серёгу немедленно повесили ещё две электронно-вычислительные машины, почти такие же, как мои СМ-ки, но немного не такие в профиль. Электроники-100/25 они назывались, стояли на шестом этаже, рядом с начальником Наумычем.