Алхимия крови и слез (СИ) - "-Мэй-" - Страница 28

В Мередаре занимались земледелием, а выше в предгорьях выращивали выносливых яков. Там не охотились, климат совершенно к этому не располагал, да и дичи было мало. Поэтому вряд ли Дея видела настоящую охоту. Вряд ли у нее, как у Лиссы, в оружейной стоял собственный лук.

Пусть Дея не знала, как натягивать тетиву, она сама казалась оружием. Туго натянутым луком, который может ударить по пальцам. Она подошла к стоявшему трону и заняла место по левую руку. По правую уже устроилась Лисса и посол Астхар. Все стояли, ожидая, пока сядет император и даст сигнал к началу.

Эйдарис проследил за походкой Деи, за ее расправленными плечами и тонкими многочисленными косицами в металле, которые били по спине. Его восхищала ее стойкость. Даже отрезанная от родной страны, брошенная братом, после смерти отца — она дрогнула, но не согнулась.

Когда-то Эйдарис так же восхищался сестрой, которая отправилась в Мараан. Но тут было… другое. Другое чувство.

Будучи императором, он зорко обратил внимание, кто из дворян смотрел с удивлением, как Дея занимала место рядом с императором, а кто спокойно, будто принимая волю императора как данность. Последние почти все были клановцами.

Конечно, никто не вынес в поле трон, только легкую деревянную версию. Сидение устлали подушками, а поверх накинули алый плащ. Красивые драпировки свисали со спинки и разводами ложились на мерзлую траву. Будто с королевского трона стекала кровь — кровь поверженных врагов. Эйдарис отдал кубок с вином одному из слуг, принял от другого перчатки, тоже алые, которые ярко выделялись на фоне темных одежд. Еще пара слуг водрузили ему на голову тонкую корону. Не очень удобно, но придется потерпеть.

На миг Эйдарис замер перед троном. Кивнул сокольникам, чтобы начинали, и уселся на трон.

Клинки встали за спинкой, и Эйдарис отметил, что Фер Рин ближе к Лиссе.

А потом началась соколиная охота.

Начинал ее Кэл. Вообще-то в другое время мог и сам Эйдарис, но у него не было собственной птицы, лучше остаться с послами… да и просто, Эйдарис знал, какое удовольствие получает брат. Его самого соколы не приводили в такой восторг.

Кэл по-прежнему был без плаща, в черной кожаной одежде Воли. Его перчатка была богато расшита, ею когда-то занималась сама Лисса. На крепком кожаном ремешке сидела крупная самка сокола. Пестрый кречет, белый с россыпью темных крапинок. Алый клобучок скрывал голову, но она и без того спокойно сидела обычным для соколов «столбиком».

Неприлично дорогая птица, которую еще давно привезли с севера. Отец не любил охоту и соколов, но заявил, что она подходит даже наследному принцу. Эйдарис не пришел в восторг, наоборот, осознавал, что у него попросту не хватит времени, птица достойна большего, чем тренировки урывками. А вот Кэл восхитился. Его глаза тут же загорелись и с тех пор он постоянно занимался Артой. Из мелкого птенца, еще на вставшего на крыло, она превратилась в роскошную птицу — и смертоносную, конечно.

Люди наконец-то затихли, а Кэл вышел на площадку в центре. Повернулся к трону и поклонился императору, осторожно убрав птицу в сторону. Арта эффектно хлопнула крыльями, удерживаясь на перчатке.

Кэл показывал, что может быть императорским братом, Волей и крыльями дракона — но всё равно верен владыке, подчиняется его власти и признает. Ничто под этим солнцем и луной не происходит без разрешения монарха.

Эйдарис четко церемониально кивнул.

Кэл снял клобучок, позволяя Арте деловито оглядеться. Приподнял руку, будто показывая птицу, развернулся, превращая всё почти что в театрализованное действие. Наконец, освободил от кожи лапы птицы и подкинул ее в воздух, позволяя взлететь, выискивая добычу.

Арта была хороша. Мощная, смертоносная, она сама будто воплощала в перьях и костях дракона. Она была едва заметна в небе, пока кружила, а потом вдруг резко упала вниз, так что у аристократов вырвался невольный вздох. Казалось, кречет разобьется о землю, но в последний момент Арта извернулась и снова поднялась в воздух.

Ценились соколы, которые могли с одного удара уничтожить добычу. Но еще больше ценились те, которые играли с жертвой и делали до нескольких «ставок»-взлетов.

Вообще-то они не возвращались с добычей в клюве, но Арта так делала после настойчивого негромкого свиста Кэла. Как подозревал Эйдарис, она считала его кем-то вроде своего спутника, этакого «неправильного» сокола, который иначе умрет от голода и надо же позаботиться о несчастном.

Хлопая крыльями, Арта вернулась на перчатку, бросив кролика у ног Кэла. Он сам сиял, говорил птице что-то нежное, почесывая ее. В это время и остальные сокольники выступили вперед. Не с такими роскошными птицами, но императорскому двору было что показать.

— А кролика подадут на ужин, — сказала Лисса и очаровательно улыбнулась халагардскому послу. Правда, выглядела она сейчас примерно как Арта, считавшая Кэла пропащим соколом. — Добычу подают с винным соусом.

Охота затянулась, но никто не торопился уходить. Аристократы уже обсуждали друг с другом дела — в том числе и сделки, касавшиеся покупки птиц. Кто-то отходил к своим сокольникам или любовался королевскими хищниками. Кэл к Эйдарису не подходил — отчасти из-за того, что был занят с птицами, отчасти из-за того, что прекрасно понимал, император будет решать политические дела. И позовет Волю тогда, когда будет нужно.

А как братья они встретятся позже.

Пока дворяне гудели, а от сокольников то и дело раздавался условный свист для птиц, Эйдарис предложил халагардскому послу прогуляться.

Астхар Тар Данелан оделся в привычные светлые одежды с богатой вышивкой, но кутался в теплый плащ, подбитый мехом. От ушей вниз уходили привычные завитки металлического украшения принца крови, будто подчеркивая темную бородку.

— Вам нравятся птицы, Тар Данелан? — спросил Эйдарис, уважительно обращаясь. Не так, как стоило к послу, а так, как стоило к принцу Халагарда. Как он подозревал, разговор будет именно на таком уровне.

Они шли вдоль поля, на котором стояли сокольники и некоторые аристократы, но не приближаясь к ним. Шатры остались еще дальше. Посол не взял охраны, и за их спинами бесшумно шагали только Клинки императора. Возможно, Астхар показывал, что доверял. Или знал, что Клинки стоят взвода солдат. А может, просто не хотел, чтобы кто-то из своих слышал их разговор.

— Мне нравится их смертоносность, — сказал Астхар с ощутимым акцентом. — Когда они срываются с неба, а у жертвы нет шансов. Такая сила восхищает.

— Думаете, сила всегда восхищает?

— Ее стоит уважать. С любой силой стоит считаться.

Эйдарис остановился, как будто рассматривая сокольников. Клинки отступили назад, прекрасно понимая, что император хочет разговора без свидетелей. Астхар встал рядом, прищурившись, как будто тоже наблюдая. В Халагарде больше лесов, меньше простора. Возможно, он не привык к яркому дневному свету в полях.

— Многие считают, в Халагарде есть темная магия, — начал посол. — Это не так. У нас нет темной магии, у нас есть только ашмер.

— И это сила.

— Конечно. Мы используем его, мы торгуем им, поэтому нас невозможно завоевать. Наши богатства неисчислимы, а алхимики почитаются выше аристократов. Ашмер они могут создавать только в Халагарде. Это наша тайна. Наша власть в мире. И наша погибель.

Эйдарис не прерывал. Запоминал каждое сказанное слово. Заметил, что акцент Астхара стал лучше слышен, чем на официальных встречах. Видимо, сейчас он больше волновался.

— Мы умираем, — глухо сказал посол. — Ашмер уничтожает нас самих, но мы не можем от него отказаться. Знаешь, почему у нас так много принцев? Потому что нет ни одной принцессы. Женщин всё меньше, дети чаще всего мальчики. Ашмер выедает нас изнутри.

Эйдарису пришлось приложить всю свою выдержку, чтобы не показать удивления. Конечно, такие слухи ходили. Будто бы ашмер влияет на женщин, и они рожают почти одних только мальчиков. Но были и слухи, что халагардские женщины так страшны, что их держат взаперти в глубине территории.