Квест "Охота на маньяка" (СИ) - Тараканова Тася - Страница 36

— Ты знаешь, что это такое?

— В том-то и дело, что нет. Но я читала.

Интересовалась, значит. Это хорошо.

Чем ближе мы подходили к площадке перед ангаром, тем сильнее я хотел отвлечь Дашу.

— Потанцуем? В любимых ритмах.

— Мне жарко, Назар! Какие танцы. Я обливаюсь потом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Можешь снять спортивку и помахать ею над головой. Ну, как девчонки машут лифчиками, сидя на плечах парней.

— Ты посадишь меня на плечи?

— Смотря сколько ты килограмм. Вдруг не потяну.

— Назар…, — голос Даши сел, — там…

По дороге навстречу нам двигалась тёмная фигура. Свет слепил глаза, я приставил ладонь козырьком ко лбу, прищурился, чтобы лучше разглядеть.

— Александр, — прошептала Даша.

Ага. Македонский.

Макеев, не торопясь, приближался. Он переоделся – закапанную кровью светлую рубашку поменял на чёрную футболку, и такого же цвета джинсы. Любимый демонический образ. Не хватало бейсболки, в которой я первый раз увидел его.

Взяв Дашу за локоток, прижав к себе, я двинулся вперёд. За спиной маньяка уже маячил ангар, к которому мы и направлялись. Менять планы на переправе ни к чему.

Ноги Даши заплетались, все мои ухищрения перед встречей с Макеевым пошли в ту же расщелину, из которой мы непонятно как, собирались выбраться. Добродетель терпения не была моей сильной стороной. Сильней сжав локоть Даши, я тянул её, как на буксире, желая, чтобы она двигалась быстрей.

Эмоции на лице Макеева стали отчётливо видны: губы, кривившиеся в усмешке, бешеная ревность в глазах, сжатые кулаки. Я редко испытываю ненависть к людям, слишком энергозатратное чувство. Редко, но не сегодня. Страх Даши, её сбитое дыхание, подгибающиеся колени выбросили меня из действительности, вскипятили кровь, я вызверился перед боем. Ответная ненависть, направленная на меня, обещала войну.

Отлично! То, что надо!

С каждым шагом мы сближались. Как тогда у переправы я чувствовал револьвер, приставленный к виску, в котором раскручивался барабан с единственным патроном. В тот раз я не проиграл.

За спиной послышался шум приближающегося авто. И без глаз на затылке, я понял, явилась охрана на газике. Дашу затрясло сильнее.

— Не оглядывайся. — Я не дал ей остановиться.

Звук мотора стих, хлопнула дверь, мы шли вперёд, как ни в чём не бывало. Кто-то грузно спрыгнул на асфальт, за спиной раздались шаги.

— Стой! Будем стрелять.

Я замер, отпустил локоть Даши.

— Отойди чуть в сторону, — она отрицательно качнула головой. — Немного. В тебя стрелять не будут.

Как говорится, каждому своё. Мне дротик в задницу, Даше – маньяк с обещаниями сладкой жизни. Будем решать проблемы по мере поступления.

Даша отшагнула, я обернулся.

Напротив, в метрах десяти стоял охранник с транквилизаторным пистолетом, направленным мне в грудь. Из газика друг за другом вылезали ещё три вооружённых мужика в чёрной униформе. Итого четыре из ларца одинаковых с лица.

Посмотрел на них и ладно. Они будут ждать команды маньяка. Его шею хотят сдавить руки, его наглую морду жаждет приласкать кулак, ему всё внимание.

Макеев подошёл не сильно близко, оставив между нами расстояние, не способствующее ближнему бою, решил поберечь лицо. Значит, выполнять действия по устранению меня будет челядь.

Он кривил рот в презрительной ухмылке, оглядывая нас. Его взбесила моя куртка на плечах Даши, застёгнутая наглухо до подбородка.

— Не отогрелась от подвала, детка?

Взглянув на Дашу, я понял, она в ступоре, не может ни двигаться, ни говорить.

— А ты что молчишь, герой? Тоже язык проглотил? Памперсов ещё не подвезли.

В пустую перепалку я не ввязывался. Мы не в фильме, где герои болтают перед дракой. В отличие от Даши на меня не действовал излюбленный метод насильников давить на психику.

— Так и знал, что от тебя будут проблемы.

Я следил за Макеевым, слушал шорохи за спиной. Голос мозгоёба мешал сосредоточиться. Не дождавшись моей реакции, Макеев переключился на Дашу.

— И зачем ты убежала, милая?

Мудак!

Жертва онемела, губы сжались, челюсти свело судорогой, а у Макеева приступ красноречия.

— Хочешь сказать, что ненавидишь меня, а язык не поворачивается? Я не удивлён. Посмотри на себя. Ты не можешь говорить, потому что у тебя нет права голоса. Да, я не ошибся в формулировке, — Макеев бил точно в запретную зону с точностью снайпера. — Не голос предаёт тебя, а твоя сущность. Она показывает истину, до которой ты не додумалась сама. Твоё тело говорит, перед кем должна склоняться мелкая, неразумная букашка, которая может существовать, лишь цепляясь лапками за истинного творца её реальности. Твой голос выбрал меня, дорогая.

Слова, отсроченные на два года, травили душу кислотой, как прокисшее вино, превратившееся в уксус, жалили, кусали, били в цель. Если ты кого-то близко допустил к себе, трудно расстаться, обойдясь без жертв. Для некоторых – невозможно.

— Молчание – знак согласия, дорогая.

Последние слова словно взорвали что-то внутри Даши. Она дёрнулась, закашлялась, подавилась воздухом, выходя из ступора. Даша не искала поддержки, не смотрела на меня, она через страх и боль словно тащила занозы, вросшие в её тело.

Макеев с брезгливым усмешкой глядел на её судорожные подёргивания. Даша как будто пыталась исторгнуть из себя хтонических чудовищ, пустивших корни глубоко внутри. Она искала в себе силы извергнуть чужеродных захватчиков свободной воли.

— Говори! Я жду, — приказал Макеев.

Его приказ, действительно, подействовал. Даша расправила плечи, подняла голову и посмотрела куда-то поверх головы Макеева.

— В горнице моей светло.

Она запела, разорвав все мои шаблоны. Я услышал пение сирены. На последнем слове Даша замолкла, голос сорвался. Неужели больше не сможет?

Она забормотала себе под нос.

— Нет. Низко.

Вновь взяла дыхание.

— В горнице моей светло. Это от ночной звезды. — Голос Даши вибрировал, дрожал, но в нём не было ни единой фальшивой ноты. — Матушка возьмёт ведро, молча принесёт воды.

Асфальт пылал жаром, солнце пекло голову, горячий воздух обжигал лёгкие, а она пела. Песня набирала силу.

— Красные цветы мои в садике завяли все. Лодка на речной мели скоро догниёт совсем.

Прозрачно-чистый голос нёсся над старым заводом. Александр поразился не меньше меня. Чарующие звуки, которые издавала сирена, заворожили его. Александр в смятении смотрел на Дашу, загипнотизированный её голосом. Неужели, он никогда не слышал это дивное пение. Семь лет жил с ней, и ни разу она не спела ему?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Дремлет на стене моей ивы кружевная тень, завтра у меня под ней будет хлопотливый день!

Голос Даши окреп, по щекам катились слёзы. Её пение сбивало прежнюю частоту, меняло настройки, оно дарило расслабление и веру в невозможное. Песня Даши осветила закоулки моей души, вывела меня из темноты на свет и сказала – люби.

— Буду поливать цветы, думать о своей судьбе, буду до ночной звезды лодку мастерить себе…

Как вода, всегда меняется и ускользает, так и песня менялась, лилась, сверкала на перекатах, дарила наслаждение, нежность, облегчение, освобождала душу из оков страха, открывала непостижимую мудрость мира, из сердца в сердце передавала божественное откровение.

Прекрасный голос – проводник вселенской любви стих.

Повисла тишина. Потребность протянуть руку и сжать Дашины пальцы я сдержал с трудом. Меня распирало от чувств, словно в сердце вложили горящий уголь – и больно, и печёт, и хочется ещё этой боли, которая гонит по венам густой сироп.

Мне голову напекло или я от песни так поплыл?

Даша вытерла слёзы ладонью, взглянула в лицо Александру.

— Уйди с дороги. Мы уходим.

Глаза Макеева блеснули огнём из преисподней.

— Мы?