Наследница (СИ) - Островская Алина - Страница 4

Знаете что сказал мне этот правдоруб, когда спустя полтора часа зашёл в «мою» комнату?

- А чего ты от меня ожидала, Аня? Я здоровый мужик, мне трахаться охото.

Я, конечно, до глубины души была возмущена вот такой непосредственностью и его претензионным тоном. Как будто это я виновата, что он по жизни думает нижним этажом. Ни тебе сожаления, ни раскаяния, ни даже попытки оправдать себя. Назвал вещи своими именами и продолжал стоять, прожигая меня своими дьявольскими глазищам.

- Ты не обязан объясняться со мной. Ты находишься в своём доме, - мягко улыбнулась я, на самом деле не понимая какого черта он решил сделать это здесь? Ну поехал бы в тот же «Эммануэль». На тот момент девочки там находились в подвешенном состоянии и уж точно бы вниманием не обделили.

Давид ещё с минуту молча стоял, а затем хмыкнул себе под нос и вышел из комнаты. Следующую ночь я уже провела дома. Ребята Таро выяснили, что целью киллера была не я, а значит мне больше ничего не угрожало. Следовательно и продолжать жить бок о бок с этой трахательной машиной, опасливо замыкаясь на замок перед сном, больше оснований не было.

Когда он вернулся с очередной стрелки, мной в доме уже и не пахло. Да, я ушла по-английски. Нет, мне не стыдно. Женской гордости во мне оказалось все же больше, чем симпатии к нему. Вскоре, рядом с близкими я и думать забыла об этом наглеце. Скорбь и траур по отцу перекрыли все. И тем не менее, как настоящая женщина, пережившая какое-никакое душевное потрясение, я отстригла волосы до плеч и перекрасилась из золотого блонда в темно-русый с медовым отливом. Перешагнула через дерьмо и пошла дальше...

А вот сегодняшняя встреча с прошлым меня немного подкосила. Я старательно заглядывала внутрь себя, прислушивалась к тем эмоциональным струнам, которые до сих пор резонировали, дабы разобраться. Что это? Простое влечение к красивому мужчине или нечто более сложное?

Сейчас, когда он не мелькает перед глазами, я почти уверена, что превалирует первый вариант. Даже если какая-то капля симпатии и оставалась, то теперь она растворилась в злости. Мы с ним не союзники и не любовники, но совершенно точно противники. Об этом забывать нельзя.

Через четверть часа я уже подъезжала к дому. Благо выходной и не пришлось томиться в пробках. Душевное состояние упадническое, препоганое. Яростный запал прошёл и оставил после себя утомлённость и отчаяние. Как маме в глаза смотреть? Что говорить?

Захлопнула водительскую дверь и остановилась, разглядывая наш дом. Как хорошо, что хотя бы он у нас остался. Куда бы мы пошли, отбери Давид все?

- Мам! Я дома, - стянула туфли и бросила ключи на тумбу у входа.

- Слава Богу, я уже вся извелась, - выскочила мне навстречу мама, собирая длинные каштановые волосы в хвост. - Сейчас чайник поставлю. Ну не томи, рассказывай. - Она потянула меня за обеденный стол и почти силой усадила за него.

После смерти папы она перестала наряжаться и ходила дома в спортивном плюшевом костюме, без грамма косметики на лице. Но, при этом, не переставала выглядеть ухоженной. Это, наверное, такая позиция по жизни - следить за собой. Маленькая ростом и довольно худенькая, несмотря на рождение троих детей, вот в таком виде - без макияжа и своих нарядов - она и сама напоминала мне ребёнка. Теперь ее внешний вид хорошо соответствовал характеру. Наивному, чересчур доверчивому, в некоторых ситуациях обидчивому, открытому и доброму. Покладистая такая, мягкая жена, которую муж поглаживал и чесал за ушком, как кошку. Нёс за неё и всех нас ответственность, принимал решения, обеспечивал. Не позволял выйти из зоны постоянного комфорта и познакомиться с настоящей жизнью. Насмотрелся там всякого в своём борделе и фанатично оберегал семью. Но сделал ли он лучше? Не знаю. Его смерть ударила нас по головам, разбила сердца и тараном сбила с ног. И как теперь вставать прикажете, если мы с мамой ни одного дня в жизни не работали? В довесок ещё неразбериха с папенькиным завещанием и невесть откуда взявшиеся долги. Наша жизнь разделилась на до и после, не предоставив времени для адаптации. Шоковая терапия.

Ох... я вздохнула от тяжести своих дум, подперла щеки двумя руками и перевела взгляд на маму, обеспокоено изогнувшую брови. Тоскливый растерянный взгляд, опустошённый свалившимися переживаниями, казался необыкновенно тусклым. Куда-то пропала та глубина и аквамариновая насыщенность, которую мама в прошлой жизни выгодно оттеняла чёрными стрелками. Необыкновенный цвет глаз стал визитной карточкой четы Березовских, несмотря на кареглазость главы семьи. Генетика, однако, со своими правилами доминантных и рецессивных генов, просто прикурила в сторонке. Приняла как данность факт вытягивания джекпота, ибо у каждого из детей, по счастливой случайности или обстоятельной задумки вселенной, цвет глаз унаследовался материнский.

- Дочь, ну не тяни..., - простонала мама, - я сейчас с ума сойду от напряжения.

- Я подала заявление и вскоре мы сможем оформить права на этот дом.

- Замечательно, - на миг расцвела мама и беззвучно, с ликованием захлопала в ладоши.

- Да..., - вздохнула, мысленно перебирая слова, - только все остальное имущество досталось не нам.

Эти слова прозвучали, как хлопок выстрела. Резко, обескураживающие. И очень-очень страшно. Мама медленно моргнула все ещё вытягивая губы, испещрённые мелкими морщинками, в улыбке.

- Как не нам? А к...кому?

- Нотариус показал мне якобы завещание отца, которым бизнес, счета и прочее имущество он отписал... Давиду, - смотреть в глаза матери оказалось высшим испытанием, которое я не выдержала. Опустила взгляд на ладони и нервно покрутила на пальце золотое кольцо.

- Давид? Это тот, который...

- Да, - коротко кивнула.

- Что ж, это меняет дело... Ты ведь... он ведь... я хотела сказать, между вами ведь что-то проскользнуло тогда? - я открыла рот, чтобы возразить ей, но мама вскинула палец кверху, умоляя не перебивать ее, - не отрицай, дорогая. Твоя мать опытная женщина и уж в чем в чем, а в сердечных делах кое-что смыслит.

- То что «проскользнуло» тогда, - я пальцами показала кавычки, - давно испарилось за ненадобностью. С этим мужчиной у нас не может быть ничего общего тем более теперь, когда он обманом заполучил наше наследство.

- Но ты могла бы договориться...

- Я пыталась!

- Ты была у него? И что он сказал?...

- Он отказался от всех моих предложений.

Мама с досадой хлопнула по столу, а затем закусила ноготь на большом пальце. Этот жест всегда символизировал крайнюю степень ее разочарования и нервного напряжения.

- Что теперь с нами будет?..., - чуть ли не завыла она волчицей, обхватив себя за голову и слегка покачиваясь.

- Мамочка, не надо, пожалуйста, не плачь..., - я встала с места и приобняла ее за плечи, - это завещание... там подпись не папина. Я точно знаю. Будем в суд подавать.

- В суд? - всхлипнула мама, оторвав от головы руки, - Думаешь, это может помочь?

- Я надеюсь... Во всяком случае, мы не сдадимся без боя.

Она быстро-быстро закивала.

- Да, да, не сдадимся! Будем идти до конца.

Пальцами у корней подняла волосы и закинула их назад. Подвитые локоны послушно легли на макушку, а затем снова рассыпались, обрамляя лицо. Пагубная привычка трогать волосы особенно обострялась во время стресса.

- Помнишь, у отца был свой адвокат... как его..., - я нахмурилась, выискивая в памяти максимум информации на этот счёт.

- Рокоссовский? - осторожно предположила мама, хлопая длинными мокрыми ресницами.

- Да-да, точно, - закивала я, - нам бы связаться с ним.

- Посмотри в кабинете отца, дорогая, я... по-прежнему не могу туда заходить, - всхлипнула мама, прикрывая ладошкой дрожащие губы. Взгляд ее стал рассеянным и блуждающим, поддёрнутым пеленой слез. Жалеть плачущего в такие моменты идея плохая, ибо чревато получить настоящую истерику. Но и поплакать надо. Так психика справляется со свалившейся на неё нагрузкой. Слёзы это хорошо, это наша защита.