Слуга царю... - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 53

• Предыдущая
• 53/74
• Следующая

Александр вспомнил, что говорила ему Маргарита об аресте близнеца.

– Бросьте, князь! Я и забыл об этом, – заверил Трубецкого Бежецкий, хотя мозг сверлила мысль: «А близнец-то забыл ли?» – Поэтому вот вам моя рука!

Петенька схватился за протянутую руку, как утопающий за соломинку, преданно, по-собачьи глядя в глаза своего кумира.

– И вообще, поручик. – Александр украдкой поморщился. – Лучше выбросьте-ка из головы все эти глупости… Скоро в бой.

Почти в этот самый момент грузовик замедлил ход и остановился, по пологу кузова требовательно постучали, и голос Ладыженского сообщил:

– Приехали, господа. Пора…

– Ваша светлость! Ваша светлость!..

Борис Лаврентьевич с трудом разлепил глаза и с огромным недоумением уставился на трясущегося без малого восьмидесятипятилетнего лакея Евграфыча, настоящего патриарха, «ходящего» за «барином» с незапамятных времен. На светящемся табло часов только что выскочили несуразные розовые цифры «4:12».

«Чего четыре – дня или ночи? – с трудом, словно несмазанные шестеренки, ворочались, просыпаясь, мозги всесильного князя. – Хотя… Четыре дня это вроде бы шестнадцать…»

Словно в подтверждение, сквозь щель неплотно сдвинутых гардин пробивался синий предрассветный луч.

– Беда, ваша светлость!..

– Какого черта ты, старый, меня будишь в такую рань?! – взбеленился, окончательно просыпаясь, светлейший. – В дворники захотел? В истопники? Я вот тебе дам, хозяина ни свет ни заря будить! В богадельню, сегодня же! Сей момент!..

Старик медленно и раздельно, словно огромная кукла-марионетка, заржавевшая в сочленениях, рухнул на колени, дробно грохнув ветхими костями об пол, однако упрямо продолжал талдычить свое:

– Беда, батюшка! Не гневись ты на старика никчемного, беда!..

– Да в чем же дело?!! – заорал Борис Лаврентьевич, швыряя в сердцах в старика скомканным ночным колпаком и садясь на кровати. – Пожар, что ли? Толком говори, орясина пскопская!

– Из дворца посыльный, батюшка! Говорит: бунт!..

Сон слетел с Челкина, будто его и не было.

Бунт? Неужели Дума устала заниматься говорильней и отважилась на открытое выступление? Ну все – хватит миндальничать с этими доморощенными демократами! Слава богу, они первыми решились на выступление и этим шагом взяли всю ответственность на себя. Теперь Европа и пикнуть не посмеет! Раздавить, расстрелять нечисть! Чтобы и духу не осталось от этого осиного гнезда на Святой Руси…

– Чего расселся здесь, старый пень? – накинулся он на ни в чем не повинного старика, выскакивая из постели и шаря глазами в поисках халата. – Зови посыльного скорей! Стой!.. Шлафрок подай, развалина ты этакая!.. Ленту, ленту давай!..

Не попадая руками в широкие рукава халата, услужливо подставленного лакеем, нацепляя поверх него ленту ордена Андрея Первозванного, Борис Лаврентьевич корил себя за то, что категорически запретил сообщать все значительные новости по поминальнику, хорошо помня слова английской пословицы: «Не заводите дела поблизости от Белла» [70]… Теперь вот сам обжегся…

– Все, все… Веди! – оттолкнул он старца, трясущимися руками поправляющего рыжую волосяную накладку на сиятельной плеши, по мнению Челкина, его совсем не украшавшей и потому тщательно скрываемой от посторонних взглядов.

Однако успел еще кокетливо бросить взгляд в огромное зеркало: все ли в порядке…

Посланцем оказался не кто иной, как столичный обер-полицмейстер, барон фон Лангсдорф, назначенный самим «благодетелем» не далее чем две недели назад. Войдя в покои светлейшего, главный полицейский лихо прищелкнул каблуками, козырнул и выпалил, едва дождавшись милостивого кивка хозяина:

– Осмелюсь доложить, ваша светлость: в столице бунт!

– Кто? Где? – отрывисто поторопил своего выдвиженца Борис Лаврентьевич, уже зная ответ. – Какими силами располагают?

– Гвардия-с, ваша светлость! – довольный собой, доложил Николай Генрихович: как же, далеко не у каждого из его предшественников служба начиналась с такого важного происшествия, как подавление бунта, несомненно, быстрое и решительное. – Захвачены Финляндский и Варшавский вокзалы, Арсенал, телецентр, Северная электростанция…

– Стой! – возопил Челкин, не веря собственным ушам. – Какая еще гвардия? Почему гвардия?..

– Лейб-гвардия, ваша светлость! – сияя, словно надраенный самовар, ответил обер-полицмейстер. – По моим данным – офицеры Семеновского, Измайловского, Ее Величества Уланского, Конногвардейского…

– А что Дума? – задал глупейший вопрос ошеломленный вельможа. – Дума-то что?

– Дума спит-с! – рявкнул, вытягиваясь в струнку, что при его объемистом пузе было непросто, фон Лангсдорф. – По сообщениям постов…

– Так что вы говорите захвачено? Арсенал?..

Светлейший собственноручно, не доверяя лакею и полицейскому, разинувшим рот от подобного невиданного зрелища, раздернул в стороны шторы, пыхтя взгромоздился на стоящее у окна кресло и с дребезжанием распахнул створки окна, выходящего как раз на Неву. Вместе с прохладной утренней сыростью в опочивальню ворвались звуки редких одиночных выстрелов и коротких очередей, явственно доносящиеся с севера…

– Николаевский вокзал удалось отбить силами казаков, размещенных неподалеку и поднятых по тревоге, в районе Царскосельского сейчас идет перестрелка… – продолжал бубнить обер-полицмейстер, начиная соображать, что сообщил светлейшему что-то явно не то, что тот ожидал услышать. – Электростанция…

– Срочно обесточить все станции связи! – приказал Борис Лаврентьевич, не слезая с кресла, лишь запахнув поплотнее полы халата. – Перевести все полицейские радиостанции на резервную волну, а армейские – глушить к чертовой матери! Что там с телецентром?..

– Там идет бой, ваша светлость! Вещание прекращено.

– Срочно отбить, во что бы это ни стало! Людей и патронов не жалеть! До установления полного контроля – обесточить. Какими силами мы, то есть верные Престолу, располагаем в столице?..

Военный совет был собран в Алексеевском зале, стены которого украшали портреты полководцев и государственных деятелей эпохи правления этого великого императора, надменно, хотя и слегка недоуменно, взиравшие из своих роскошных рам на разношерстный сановный люд, подобострастно склонявшийся перед медноволосым плотным мужчиной средних лет.

– Ну и… – Вальяжно откинувшись на высокую спинку кресла, очень напоминавшего трон, Борис Лаврентьевич, окинул своим рыбьим взглядом собравшихся. – Каковы наши успехи на данный момент времени?..

Все присутствующие невольно проследили за его глазами, так же, как и он, уставившись на высокие часы у дальней стены зала, показывающие восемь утра с минутами. Так рано в этом помещении за всю его без малого полувековую историю еще никто совещаний не назначал.

– Ну, в отсутствие Аристарха Леонидовича, думаю, отчитаетесь вы. – Палец светлейшего указал на командира Санкт-Петербургского гарнизона князя Селецкого, генерала от кавалерии,[71] назначенного сразу после покушения взамен слегшего с апоплексическим ударом генерала Шуваева.

Нового градоначальника, князя Карпинского, никак не могли отыскать по причине раннего времени и недействующей связи. Вероятно, любвеобильный Аристарх Леонидович дарил своим вниманием очередную пассию, которых в его чрезвычайно богатом амурном списке насчитывался не один десяток. Критиковать же чиновника его коллеги, большинство из которых тоже не успело еще достаточно «нагреть» сиденья своих новых кресел, опасались, дабы не навлечь светлейший гнев на себя.

Долговязый словно жердь и такой же тощий князь Селецкий вскочил со своего места и, угодливо склонившись перед своим высокопоставленным патроном, принялся докладывать. Светлейший время от времени поощрительно кивал.

– …большинство очагов сопротивления удалось блокировать, – подытожил свой по-военному немногословный рапорт глава столичного гарнизона. – А некоторые – подавить, частью уничтожив, частью пленив обороняющихся. На восемь утра в руках инсургентов оставалось всего шесть объектов, один из которых, самый серьезный, где предположительно находится и сам главарь бунтовщиков, прикрывающийся именем князя Бежецкого, полностью окружен силами двадцать третьего пехотного полка под командованием полковника Мерецкова, оперативно переброшенного из-под Выборга по Финляндской железной дороге. По вашему личному приказу, ваша светлость! – добавил генерал, низко кланяясь Челкину.

• Предыдущая
• 53/74
• Следующая