В тот день… - Вилар Симона - Страница 41

А вот Мирина на него не глянула до последнего момента. Ложку свою вытерла, поправила нитку блестящих бус на шее. Но, так и не получив ответа от парня, все же бросила в его сторону быстрый взгляд.

– Справишься?

Радко отвел глаза. Слова не сказал, но кивнул.

– Теперь к тебе дело, Лещ, – так же спокойно, не меняя тона, обратилась хозяйка к челядинцу. – Жуяги не стало, а надо, чтобы кто-то за лошадьми ухаживал. У нас дворовых не так уж много, поэтому нужно будет сходить на Подол и поговорить с лошадниками. Может, кто кого и присоветует для найма.

Но не успел Лещ отозваться, как Озар поднял руку, привлекая к себе внимание.

– Этого делать не следует, госпожа. Пока идет дознание, тут лишние люди ни к чему.

Мирина бурно задышала, по блестящим бусам заскользили отсветы огня от стоявшей рядом плошки.

– Указывать мне будешь?

– Приходится.

Он чувствовал на себе множество взглядов, но продолжал невозмутимо доедать остатки ухи, заел пучком укропа и посмотрел на собравшихся. Многие отвели взгляд, но Мирина по-прежнему смотрела на него. И Озар молвил как можно приветливее:

– Ты пойми меня, хозяюшка, у вас в доме убийца обитает. Вы все знаете друг друга – мне же надо увидеть в каждом из вас то, что иные не замечали. И выяснить, кто может быть злодеем. Если же новые слуги начнут под ногами крутиться, сложнее будет. Или вы сами не хотите узнать, кто среди вас зло сотворил? Тогда мне придется донести Добрыне на ваше самоуправство. Дескать, мешаете дознанию. А уж он, поверьте, иначе с вами разберется. Надобно ли вам это?

Возникла пауза. Сидевшие за столом стали переглядываться, но тут же отводили глаза, словно боялись заметить в ком-то из челядинцев что-то опасное.

– Мы можем скотника Медведко к лошадям приставить, – подала голос Яра. Сказала это спокойно и со знанием дела. – Людей у нас куда меньше, чем у того же соседа Хована. Но ведь обычно всегда справлялись.

– А и в самом деле, отчего на вашем хозяйстве так мало людей? – спросил Озар. – Я сегодня мимо усадьбы Хована прошел – там людей двор полон, как колос зерен. А у вас…

– У нас только те, кто нужен, – подал голос Вышебор. – Дольма не желал садить за стол столько ненужных ртов. И в том я с ним согласен. Вот погоди, когда корабелы наши прибудут, тогда и у нас шумно и людно будет. А кормить всякую захудалую родню и челядь, какой только подавай кормежку… Нет, тут Дольма был прав.

– Да и тебе, ведун, пришлось бы непросто, если бы у нас челяди расселилось столько же, сколько у Хована, – весело подытожил Радко. – С кем бы только толковать да вызнавать всякое не пришлось. Умаялся бы.

Озар отметил, как эти двое сразу сплотились, когда надо было честь семьи поддержать. Но о другом подумал. В стольном граде и впрямь было принято кормить немало прихлебателей и приживалок, чтобы тем самым показать, сколь ты богат и хлебосолен. Дольма же этим похвалиться не мог. Выходит, скуп был. Или рачителен? Вон же говорят, что скоро его корабелы прибудут.

Зарницы вспыхивали где-то вдали, небо с востока светлело, а на западе ходили тучи. Накроет ли снова ливнем Киев-град или гроза пройдет стороной?

Радко сидел на ступеньках крыльца и при свете масляной плошки вырезал из дерева. Нож у него был острый, поделка из мягкой липы получалась красивая – сплетенные вместе колос и цветок. За такую цацку, да еще раскрашенную, на рынке не одну вервицу получить можно. В Киеве резьбой по дереву не занимался только ленивый, но кто-то мог от силы ложку смастерить, а у кого и цветы под ножом оживали. Как у того же Радко. Дольма однажды сказал меньшому брату, что он с такими руками мог бы на жизнь зарабатывать – наличники окон, карнизы теремов, все вплоть до девичьих прялок мог бы мастерить. Но при этом тот же Дольма добавил, чтобы парень даже не думал чем-то подобным заниматься. Иначе пусть домой не возвращается. Негоже купеческому брату подаваться в простые ремесленники.

«Эх, Дольма! – вздохнул Радко. – И сам не гам, и другому не дам». Не оценил брат, когда Радко удачно в поход ходил, да и к корабелам его не отпускал. Даже когда Радко сам сбежать решил и явился на ладью брата, его и не подумали пустить. А ведь Радко ничего так не хотелось, как отправиться в торговую поездку, чтобы доказать непримиримому Дольме, что и от меньшого Колояровича может быть толк. Но Дольма не верил в него. И когда кормчий с ладьи выдал его, донес купцу о том, что Радко задумал, тотчас по приказу Дольмы за младшим Колояровичем явился Моисей, скрутил, как раба непокорного, и доставил домой. А потом Дольма велел своему хазарину выпороть брата, не пожалел, не побоялся опозорить меньшого перед всей челядью. После этого Радко как с цепи сорвался – гулял, дрался, бузил, забирал из лавок Дольмы все, что пожелает. А тот ничего. Ну как сказать, ничего. Велел Моисею еще пару раз поколотить непутевого брата, когда тот уж слишком щедро раздавал и раздаривал его добро. А пожаловаться Радомил никому не мог. Засмеют. И не поймут. Тот, кто живет у родни нахлебником, права голоса не имеет. И это приводило Радко в ярость. Но ничего, он нашел способ, как отомстить Долемилу за его постоянное пренебрежение.

И вспомнилось… Даже на губах заиграла недобрая улыбка.

Тут как раз мимо прошли Яра с Голицей. Радко проследил за ними взглядом. Их ключница хлопотливая вечно в заботах, но оттого, что она все на себя берет, в доме спокойно, незыблемо и надежно. Радко к этому уже привык, ему это нравилось. Правда, порой от безделья и тоски ему совсем грустно бывает. Раньше в конце дня они все собирались на гульбище и песни пели. Дружно пели, хорошо. Даже Вышебора из горницы притаскивали, и старший Колоярович тоже что-то глухо порыкивал, пусть и не в лад, но беззлобно и немного забавно. А Мирина-то как замечательно пела! И как Загорка ей складно подпевала! Другие тоже песню поддерживали, душевно так, радостно. И Дольма сидел рядом, слушал, улыбался. Хорошее время было.

Песни и сейчас можно петь. Но не будут. Ведь еще и месяц не сменился с момента гибели Дольмы. Да и как-то не поется, когда этот сыч Озар все время рядом крутится, высматривает что-то, выспрашивает и вынюхивает.

Радко вспомнил, как Озар задержал его после трапезы, задал все те же вопросы, что и другим задавал. Где был в тот день во время обряда? Что видел? Да что он, Радко, видел? Что надо, то и видел. Но сычу Озару просто объяснил, что все время подле брата находился, добавив, что за Жуягой не смотрел. Больно надо Колояровичу на плешивого холопа пялиться!

Сверху на двор упал сноп света. Это из Мирининой одрины, можно и тень ее рассмотреть. Вот постояла, отошла. А свечи палит, как в церкви на праздник. Любит древлянка себя богатством мужа побаловать. Она вообще много чего любит…

А другая древлянка Яра опять прошла мимо, на этот раз с Медведко. Стоят теперь у конюшни, разговаривают. Для Медведко ходить за лошадьми все же повышение по службе. Медведко – огромный, лохматый, чисто медведь. Яра же тоненькая, маленькая, кажется особо хрупкой рядом с ним.

Но через миг эта хрупкая дала отпор появившемуся у ворот Моисею. Раньше хазарина все побаивались, но это раньше, когда он всегда за плечом Дольмы стоял и мог выполнить по его указу все, что купец пожелает. Но после гибели Долемила Моисей заметно присмирел. Старался быть услужливым и неприметным, чтобы не прогнали. Даже успел к Вышебору пристроиться. И сейчас явно хотел пронести для старшего Колояровича кувшин вина – видно, калека, не получив хмельного от ключницы, отправил хазарина за пойлом в город. Ну и что с того? Хотя пьяный Вышебор всей усадьбе морока. Так что не зря Яра гневается на Моисея, вон как напирает, ругается. Совсем хозяйкой себя тут почувствовала.

На помощь Яре пришел Озар. Этот тоже чувствует себя тут не последним человеком, уверенности волхву не занимать. А вот суровый Моисей явно побаивается его, сразу отдал кувшин, а сам проскочил мимо тенью. На ступеньках крыльца задел полой накидки Радко, но даже не извинился, побежал дальше. Ну вот, скоро и рык Вышебора раздался. Ничего, поорет старшой да спать уляжется.