Ванька 3 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 1

Ванька

Часть 3

Глава 1 Вот и снова…

Похороненный мною там, ещё в пермских лесах, искатель сокровищ бьярмов встал и вышел. Прямо через стенку нормального товарного вагона.

Ничего его не задержало. Ни слой зелёной краски, ни гвозди, ни доски, из которых стена теплушки была набрана.

Ни щиты, которыми вагон утеплен.

Во, как они могут…

Уже не живущие.

Ни следочка после его ухода на стене не осталось, ни царапинки даже.

Кстати, приходит он почти всегда, когда я у огня сижу. То у костра, то, вот у печурки, как сейчас. Какая-то есть в этом закономерность…

Холодно, наверное, ему там… К теплу мертвеца тянет…

Я мотнул головой и проснулся.

Тук-тук, тук-тук.

Тук-тук, тук, тук.

Тут, тук, тук, тук…

Поезд замедлял ход. Колёса нашего вагона на стыках рельсов постукивали всё реже.

Куда подъезжаем хоть?

Я встал, к двери теплушки подошёл. Немного её в сторонку сдвинул.

Пахнуло дымом. Не вкусным каким-то. Не как от печурки. Едким.

Холодно, однако, снаружи…

Темно, ничего не видать…

Звёздочки только на небе перемигиваются.

Нет, впереди огонёк мелькнул. Мелькнул и пропал. Снова показался…

Я закурил. Папиросу. Ещё московскую.

Скоро они кончатся и придётся самокрутки вертеть. Махорку нам выдали, хоть с этим не обидели… Газета имеется.

Тут паровоз засвистел. Предупреждает о своем прибытии. Уходите де с путей, могу и раздавить ненароком…

Звук был однотонный. До трёхтонных паровых свистков было ещё почти пять лет.

Поставили нас куда-то на запасные пути. Здание вокзала не видно. Где мы? А, бес его знает…

Ладно, перекурил и будет. Нечего теплушку выстужать.

Я задвинул дверь. Прошёл обратно к печурке. Подкинул пару поленьев. Быстро что-то они сгорают. Скоро так все изведем и мерзнуть будем…

Тут зубы у меня и заломило. Было уже так. Около психиатрического отделения. Вятской губернской земской больницы.

Что? Уже нашли меня? Те, опять, о ком покойник предупреждал? Что-то быстро больно…

Я застонал даже — так зубы болели. Как и в прошлый раз мысль пришла — легче вырвать их, чем муку такую терпеть…

Дверь теплушки поползла в сторону, чья-то башка внутрь заглянула. Со света мне плохо видно, но, точно — не кто-то военный. Не из наших. Голова не в папахе, а в малахае. В тот раз, в Вятке, на пришедших по мою душу такие же были.

Чёрт, чёрт, чёрт…

Маузер мой в вещевом мешке…

Не успею достать.

Зверьки там же.

Под рукой ничего нет… Полено, взять разве? Много ли от него толку будет…

Голова в малахае появилась и пропала. Потом, почти сразу, их две стало.

Точно, хранители. Посланцы колдунов биарминских.

Эх, Агапита с его топором бы сюда. В прошлый раз ладно так всё у него получилось. Чик-чик и готово…

Нет Агапита. Если в дурдом не забрали, охраняет он в боевой артели своё село.

Хранители на меня внимательно посмотрели. Переглянулись. Друг другу кивнули.

Потом от земли их как подбросило. Миг, и в поперечный брус, вставленный в дверной проем для предохранения от выпадения людей при раскачивании вагона при движении, две пары рук вцепилось.

Пока хранители на меня пялились, я всё же немного вооружился. Понятно, не поленом. Кочергой, которой в печурке орудовал.

Ею тут же по одной биарминской руке и прилетело. Хорошо так.

Кисть я хранителю насквозь пробил, пришпилил её к брусу. Продлил себе жизнь на несколько мгновений. Второй хранитель и без посторонней помощи мне сердце вырвет…

Зубы у меня болели так, что аж сердце удары пропускать начало. Не особо приятные мои последние секундочки выдавались. Вот ведь, как не повезло.

Я пятиться начал, а второй хранитель под брус поднырнул и встал. Первому помочь решил. Одной рукой ему кисть пробитую прижал, а второй — одним движением кочергу из дерева вырвал.

Тут меня кто-то по плечу и хлопнул. Я аж вздрогнул, чуть казенные шаровары не замочил. Голову повернул, а там…

Агапит. Собственной персоной.

Откуда тут он взялся⁈

Стоит. Лицо как у неживого. Мимики — ноль. В каждой руке по тростке. Железных. Шестигранных.

Одну мне протягивает.

— Агапит, ты как тут?

Ответ был неожиданным.

— Стреляли…

Тут я и проснулся. Уже не в своем сне, а на самом деле.

Тук-тук, тук-тук.

Тук-тук, тук, тук.

Тут, тук, тук, тук…

Поезд замедлял ход. Колёса нашего вагона на стыках рельсов постукивали всё реже.

Тут и паровоз засвистел. Предупредил о своем прибытии. Уходите де с путей, могу и раздавить ненароком…

Звук был однотонный.

До трёхтонных паровых свистков было ещё почти пять лет.

Глава 2 Старые газеты

Это, что такое было?

Приснилось всё от начала до конца, или всё же предупредил меня мертвец?

Гадай теперь…

Во, засада…

Может — предупредил всё же, а уже потом кошмар мне и привиделся. Ну, как следствие.

Хрен поймёшь…

Дверь теплушки поползла в сторону, чья-то башка внутрь заглянула.

Меня с чурбачка, на котором я перед печуркой сидел, как ветром снесло.

Кочерга, в сей момент я угли мешал, чуть в эту заглянувшую голову не полетела.

Солдатик. Наш. Не хранитель.

Уффф…

— Что надо?

Вопрос был задан мною не очень доброжелательно. Ну, если честно, я почти рыкнул.

— Вот, велено газеты разнести…

Солдатик даже немного как бы растерялся. Он, газеты принёс, а его так встречают…

— Давай.

Солдат протянул мне несколько газет.

— Что одно старьё разносишь?

Вместо спасибо услышал он от меня.

— Что дали, то и разношу…

Буркнул разносчик газет и зло задвинул дверь в нашу теплушку.

Что я на него взъелся? Нашел, на ком срываться…

Сел обратно на чурбачок перед печуркой. Газетный лист развернул.

Телеграмма от 15 декабря 1904 года. Прямо на первой полосе.

Ну, почитаем…

Про Порт-Артур сообщают. Газета старая, когда она вышла, его ещё не сдали.

Так, на цингу Стессель жалуется, которая косит немилосердно его людей и японские одиннадцати дюймовые бомбы, от которых никак не уберечься. Нет от них спасения и укрытия. Ответить, по его словам, врагу и нечем из-за недостатка снарядов. Не запасли их в достаточном количестве. Как и провианта и всего прочего. Не готовы к войне оказались.

Из десяти генералов убито два — Кондратенко и Церпицкий, умер Разнатовский, ранено два — сам Стессель и Надеин, контужен Горбатовский. Из девяти командиров полков убито два — полковник князь Мачабели и Науменко, умерло от ран тоже два — Дунин и Глаголев, ранено четыре — Гандурин, Савицкий, Грязнов и Третьяков.

Далее в телеграмме с фронта следовал длинный список убитых и раненых офицеров, занимавших более низкие должности — командиров батальонов, батарей, сотен…

Про убитых и раненых солдат информации не было.

Не нашлось им в этом номере местечка.

Сообщалось, что многими ротами командуют зауряд-прапорщики. Да и в самих ротах едва по шестьдесят человек.

Читать такую газету совсем не хотелось.

Плохо там у них совсем. Было.

Первый газетный лист я в сторону отложил после того, как прочитал, что японцы весь день и ночь стреляют по нашим госпиталям и лазаретам, а больных и раненых там около четырнадцати тысяч и каждый день не меньше трёх сотен прибывает.

Может во второй газете что получше?

Она тоже не сегодняшняя, но и за такую поблагодарить надо.

Я же на солдатика рыкнул. Не хорошо получилось. Ой, не хорошо…

О, тут позитив имеется. Приятно даже читать, как казачий разъезд под начальством сотника Краснянского у селения Лидиутун победил превосходящие силы противника. Кого пиками повалил, кого зарубил. Двух японцев ещё и в плен взяли.