Зазеркальные близнецы - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/73
• Следующая

Павел Георгиевич не обернулся на звук шагов, продолжая наблюдать за двумя впаянными в темно-зеленое зеркало, лишь иногда тревожимое суетливо перебегавшими с места на место конькобежцами-водомерками, поплавками, увенчанными задремавшими стрекозами – синей и зеленой. Александр, поддернув брючины, присел на корточки рядом с ним и тоже молчал: обратит внимание, когда захочет,– зачем форсировать события?

У берега, в осоке, торчащей из воды, временами что-то взбулькивало, рождая медленно катящиеся по маслянистой глади круги. Видимо, рыбалка была успешной.

Молчание длилось недолго: один из поплавков, левый, чуть заметно вздрогнул, вспугнув со своего насеста стрекозу, зависшую рядом, как миниатюрный вертолет. Успокаиваться поплавок не желал, и стрекоза обиженно полетела искать другое пристанище. Вздрогнув еще пару раз, поплавок слегка притонул и, выждав пару мгновений, медленно, почти незаметно поплыл в сторону полузатопленного куста тальника. Бежецкий против своей воли напрягся – судя по поклевке, на другом конце лески сейчас осторожно забирает наживку в толстогубый рот немаленькая рыбка! Сейчас, еще секунду и…

– Папа, на левую клюет!

Граф не пошевелился, и Александр, не в силах удержаться, протянул руку к комлю левого удилища, против ожиданий простого орехового, делая короткую и резкую подсечку.

Удилище тут же напряглось, выгнувшись дугой, а на крючке, вспарывая леской воду, заходила тяжелая рыбина. Удержать ее сидя на корточках было невозможно, поэтому Бежецкий, охваченный полузабытым азартом, вскочил на ноги. Как давно он не держал на леске рыбу – почитай с самого училища, когда удавалось ненадолго вырваться домой. Потом стало уже не до рыбалки… Только щемило сердце, когда волей случая оказывался у воды, проточной или неподвижной, весело журчащей или скованной первым ледком…

Карась, а судя по поклевке, это был именно он, попался опытный и весьма искушенный. Он не метался бестолково, теряя силы, а пытался порвать леску, уповая на свой вес. Этот патриарх, если принимать во внимание согнувшееся чуть ли не до воды удилище, размерами, вероятно, приближался к небольшому карпу, а по годам, наверное, был ровесником Александра, если не старше. Один раз, видимо поддавшись болезненно раздирающему губу крючку, он приблизился к поверхности, продемонстрировав темно-бронзовую спину, закованную в крупную чешую, но снова ушел в спасительную глубину, заставив сердце Бежецкого екнуть: бог знает из чего тут делают лески – может быть, по старинке из конского волоса! Но леска, конечно, была вполне современной – капроновой или нейлоновой, а вполне возможно, и из какого-нибудь неизвестного в мире Александра материала. Она только упруго натянулась, пенистым бурунчиком взрезав воду, и надежно удержала рыбу.

Борьба продолжалась долго, хотя на часы Бежецкий, естественно, не смотрел. Наконец, хозяин глубин выдохся, дав вывести себя на поверхность, глотнул воздуха и в изнеможении разлегся во всю длину, весьма немаленькую, нужно сказать! Эх, подсачка-то нет! Совсем забыв о бесстрастном наблюдателе, Александр по плавной дуге подвел рыбину к берегу и, зайдя в воду прямо в дорогих туфлях, схватил ее под жабры.

Подняв карася, только слегка трепыхавшегося от утомления – не меньше двух килограммов! – над головой, Бежецкий весело воскликнул:

– Пап, смотри, какой красавец!..– и осекся.

По щекам старого графа текли слезы. Он молча протягивал сыну свежую газету, на первой полосе которой аршинными кровавыми буквами выделялось: «ИЗ ГРЯЗИ – В КНЯЗИ!» и красовалось цветное фото пьяного в дугу Александра в компании поручика Ладыженского и нескольких расхристанных девиц.

Карась выскользнул из разом ослабевшей руки и забился на траве…

Как бы то ни было Александру с огромным трудом удалось добиться если не прощения, то хотя бы понимания со стороны непреклонного отца. А оставалась еще баронесса фон Штайнберг, Маргарита, неоднократно и настойчиво требовавшая встречи…

Погруженный во все эти малоприятные обстоятельства, Бежецкий совсем забыл о своем до сих пор неизвестном ему предназначении, но оно вдруг само напомнило о себе, явившись сразу по приезде Александра из Бежцов в лице неизменного Владимира Довлатовича Бекбулатова.

Сказать, что Александр не был рад видеть этого человека, особенно после хладнокровного убийства молодого князя Радлинского, значило не сказать ничего. Однако этому-то человеку он как раз и не мог отказать во встрече.

– Добрый день, ваше великокняжеское высочест-во! – Явился пред светлы очи кавалера, гвардии полковника и прочая, как черт из табакерки, неизменно скалящий зубы Бекбулатов.– Как прошла аудиенция-с? Были ли допущены до ручки их величеств? Особенно ее величества… А до большего?..

Бежецкий предпочел не отвечать на скабрезности экс-гусара, и тот, поняв это, быстро сменил пластинку:

– Ну не хотите говорить – за язык не тянем. Просто хотелось…

– У вас ко мне какое-то дело, штаб-ротмистр?

Хотя по глазам Владимира Довлатовича ясно читалось, что сухость и официальность тона Бежецкого изрядно его покоробили, не тот это был человек, чтобы показать слабость.

– Ай, бачка начальник, ай мала-мала совсем! – цедя прохладную минералку из принесенного Кларой стакана, скоморошничал штаб-ротмистр, хотя в сузившихся глазах его сквозила опасная сталь.– Мала-мала делов до большого барина! Только вот эту папочку ему передать Полковника велела! – Бекбулатов резко выбросил руку из-за спины, и что-то тяжелое прошуршало по воздуху.

Бежецкий вздрогнул всем телом, когда на стол перед ним, сбив набок массивный чернильный прибор, шлепнулась и крутнулась несколько раз на полированной поверхности толстенная папка с хитрой застежкой.

– Извольте ознакомиться самым тщательным образом до послезавтрашнего утра! – снова сменив тон и стиль, отчеканил штаб-ротмистр и, даже не кивнув, направился к двери.– Честь имею!

Александр, сам того не желая, снова, как в то памятное утро перед роковой дуэлью, почувствовал, как откуда-то изнутри, из неведомых, дремавших до поры, но разбуженных, на беду, темных омутов дворянской генетической памяти медленной, окрашивающей все в алые тона волной, поднимается ярость, подобная той, что раньше бросала, вопреки инстинкту самосохранения, из безопасной мертвой зоны под кинжальный огонь, выбивала в ледяной ветер пустого пространства за рампой военно-транспортного самолета, двигала рукой, вонзавшей штык-нож в чье-то отчаянно хрипящее горло…

Одним прыжком преодолев расстояние до двери, Бежецкий уже на пороге схватил Бекбулатова за плечо и рывком развернул к себе.

– Стоять, с… !

Бекбулатов с гаденькой ухмылкой легко, как скользкий уж, высвободился из железного захвата и выдохнул, будто плюнул в самое лицо Александра:

– Чего-чего-с, товарищ майор? Я что-то не расслышал, а?

Видя прямо перед своим лицом сузившиеся до предела, как амбразуры вражеского дота, угольно-черные глаза, Бежецкий почувствовал, как ярость постепенно оседает, уступая место точному расчету. Вот сюда, чуть ниже левого глаза, а затем…

– Вы, князь, как я понял, хотите последовать за этим щенком Радлинским? – Бекбулатов неуловимым движением легонько ткнул Александра сложенными указательным и средним пальцами над переносицей.– Не сейчас. И не завтра. Послезавтра, сразу после пресс-конференции, я к вашим услугам. А пока, мон шер, зубрите материалы! И чернила с носа сотрите.– Стальные пальцы легонько, как малышу, прищемили Бежецкому кончик носа.

Довольный произведенным эффектом, штаб-ротмистр, насвистывая, вышел из комнаты и хлопнул дверью, оставив Бежецкого в бессильной злобе скрипеть зубами, сжимая и разжимая кулаки перед своим смутным отражением в отсвечивающей благородным красным деревом полированной поверхности.

«Да, Полковник, конечно, голова, этого у него не отнять»,– думал Илья Евдокимович, откинувшись с закрытыми глазами в автобусном кресле.

Несколько часов назад, пройдя через ворота между мирами, или, выражаясь научным языком, локал, неподалеку от моста на второй Сибирской автотрассе и вкратце оценив обстановку, он сразу понял, что Бежецкий его на выходе отнюдь не ожидает. Локал действительно оказался слабеньким, если судить по тому, что за ним, Колосовым, и бойцом группы захвата, прошедшим ворота первым, никто не последовал, хотя запланирован был переход шести сотрудников. Пропустив только двоих, локал закрылся на неопределенно долгое время, а может быть, и навсегда, и поделать здесь ничего было нельзя. Сообщив обстановку по спутниковому телефону (непосредственная телефонная связь между мирами была физически невозможна, но Илья Евдокимович знал, что уже через несколько минут Полковник получит сообщение, принятое на части базы, расположенной по эту сторону барьера, и переданное через стабильный локал в записи), Колосов решил преследовать Бежецкого в одиночку, так как оправдать в глазах начальства его могли только самые решительные и, главное, успешные действия. Поэтому он просто-напросто остановил проходящий автобус, следующий по маршруту Челябинск—Златоуст, и присоединился вместе со своим спутником к пассажирам. Так как ближайшим к месту перехода относительно крупным населенным пунктом был именно этот уральский город, вполне вероятно, беглец его не миновал. Вспомнив свой облик после двухдневных поисков, майор мстительно улыбнулся. На маршруте Бежецкого были обнаружены несколько лоскутов от его одежды, а прямо у двери – пиджак. Почему беглец не взял его с собой, а предпочел миновать локал чуть ли не «голым и босым», осталось загадкой. Документов в пиджаке, к сожалению, не оказалось, иначе Илья Евдокимович знал бы, где искать ротмистра наверняка: в ближайшем полицейском участке. Однако все равно шансы на перехват беглеца именно в Златоусте были очень высоки.

• Предыдущая
• 57/73
• Следующая