Красный вервольф 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 33

Марта показательно на меня дулась за то, что я так и не соизволил переехать в ее квартиру. У меня был план, как мне заново наладить с ней отношения, но это подождет. Работы у меня на самом деле не было, все задания графа были выполнены. Я просто делал вид, что ужасно занят.

Музыка смолкла, и тут же на столе у Марты затрезвонил телефон. С каменным лицом она выслушала распоряжение, положила трубку и бросила, не глядя в мою сторону.

— Граф просит тебя зайти.

И ее пальцы с такой остервенелостью загрохотали по печатной машинке, что, казалось, она хочет расхреначить несчастный инструмент вдребезги.

Я поднялся со стула и вошел в кабинет графа. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но граф жестом приказал мне молча сесть на диван. Его длинные аристократические пальцы были заняты тем, что ставили патефонную иглу на пластинку.

Ах вот в чем дело! Графу снова нужен компаньон для прослушивания музыки! Я расслабился и натянул на лицо благоговейное выражение. Я слушал, как семейная чета богов переживает, что великаны заберут их дочь в качестве гонорара за строительные работы, а сам разглядывал графа. Сегодня он выглядел неплохо, на его бледной коже даже появился румянец. Судя по его виду, он жизнью вполне доволен, и все эти разборки за закрытыми дверями, которые доносились до меня последние дни, никак на нем не сказались. Может даже наоборот. Читалось в его лице этакое лихое вдохновение. Уже предвкушает, гад такой, как Царское Село будет грабить. И на Питер явно зубы точит. Ну, то есть на Ленинград, конечно.

Музыка смолкла. Патефонная игра заскрипела по пластинке, но граф еще какое-то время сидел неподвижно. Будто ритуал какой-то соблюдает.

— Ты должен сопроводить меня кое-куда, герр Алекс, — открыв глаза, сказал он. — Почему-то в твоем присутствии мне легче переносить общение с неприятными людьми.

— Рад служить, герр граф, — я поднялся и слегка поклонился.

Куда это он меня тащит? К Зиверсу что ли?

Но объяснять граф ничего не стал. Убрал иголку с пластинки, закрыл патефон. Поднялся из-за стола, взял с вешалки плащ и шляпу и вышел из кабинета. Я следовал за ним, приотстав на полшага, как мне по статусу и полагается. Ссутулив плечи и изредка поправляя очки. Кстати, неплохо бы обзавестись запасными. А то мало ли, что может случиться…

Граф направился к выходу. Странно, почему-то я думал, что все важные события Пскова происходят именно в комендатуре. Ну может еще в штабе армии, но обычной жизни горожан там обычно никак не касались… Мы свернули с Октябрьской, которая теперь носила имя Гитлера, о чем сообщали многочисленные таблички и указатели.

К этому моменту я уже перестал гадать, куда понесло графа. В том направлении, куда он двигался, был музей в Поганкиных палатах, баня для немцев и больница. Собственно, к последней он и свернул. Граф решил посоветоваться с доктором и взял меня с собой в качестве моральной поддержки?

А неплохо фрицы устроились… Больничка выглядела весьма неплохо, чисто, пахнет свежим ремонтом, в окошечках регистратуры маячат блондинистые головы смазливых медсестричек. К одной из них граф решительно и направился.

— Милая фройляйн, где проходит выступление герра Рашера? — спросил он.

Рашер? Он уже здесь⁈ Почему-то я был уверен, что его появление будет обставлено как-то более громко. Ну, там, в город въедет кортеж, распанкованный свастиками и флагами. А вокруг будут танцевать рослые девицы в окровавленных белых халатах. А он как-то без помпы совсем, незаметно так прибыл. Впрочем, сейчас в Псков каждый день приезжает столько народу, что сложно заметить кого-то конкретного. Да уж, с каждым днем в этом городе все меньше остается от Пскова и все больше становится от Плескау…

По уверенным указаниям медсестры, мы поднялись на второй этаж в учебную аудиторию. Классическую такую, амфитеатром. На трибунах восседало штук тридцать врачей, и от этого зал казался пустым. Впрочем, выступающего в центре человека столь малое количество ничуть не смущало. Мы присели на заднем ряду, и я принялся жадно рассматривать человека, которого раньше видел только на нечетких черно-белых фотографиях. Вот ты, значит, какой, эталонный изувер, погубивший тысячи людей в своих экспериментах…

Рассказывал он про расовую теорию применительно к холоду. Выступление свое он уже заканчивал, явно перешел к резюме.

— Таким образом, мы теперь со всей уверенностью утверждать, что резистентность к холоду у славян обеспечивается неким ингибитором, который можно и нужно выделить, чтобы поставить на службу Великой Германии!

Раздались сдержанные аплодисменты. Зигмунд Рашер картинно поклонился. Вот ты, значит, какой… Бл*ха, если встретить этого милягу на улице, сроду не скажешь, что он изувер и садист. Искренний открытый взгляд, заразительная улыбка, залысинки такие… Трогательные. Прямо каноничный добрый доктор. Он оглянулся назад, к скромно сидящей на стульчике сбоку женщине в элегантном синем костюме и замысловатой шляпке с композицией из перьев. Немолодая дамочка уже, хотя и довольно красивая. Она поднялась. Костюм обрисовал ее фигуру, подчеркнув огромный живот. Кажется, дама специально двигалась так, чтобы свою беременность подчеркнуть.

— Кроме того, господа, хочу представить вам музу моих исследований, мой, можно сказать, талисман и мое вдохновение! — произнес Рашер, с обожанием глядя на женщину и сжимая ее руку.

И тут я вспомнил! Точно! В сорок четвертом Рашера арестовали свои же, когда вскрылась его интрига с многочисленным потомством, которое они настрогали с этой дамочкой. Гиммлер изначально был против, чтобы талантливый доктор женился на женщине старше себя на шестнадцать лет. Потому что с точки зрения рейхсфюрера СС, истинные арийцы должны много и изобретательно размножаться, а какое потомство может принести молодому амбициозному доктору стареющая певичка и актрисулька Каролина Диль? Тогда Рашер предъявил своего внебрачного сына и пообещал, что его исследования, которые он ведет, помогут немкам сохранять фертильность даже в дремучей старости. Гиммлер умилился и дал согласие на брак. А Зигмунд с Каролиной продолжали предъявлять свежих младенцев чуть ли не каждый год. Только вот технологией этой плодовитости Рашер делиться не хотел. Впрочем, технологии-то никакой и не было. Хитрожопые супруги просто подбирали свежерожденных киндеров в концлагерях и выдавали их за своих. И когда все случайно вскрылось, Рашер и его жена сами отправились в концлагерь. Только теперь уже в виде заключенных.

Н-да… Каролина Диль-Рашер широко улыбалась и поглаживала рукой огромный живот. Судя по всему, младенца они намерены добыть где-то здесь…

Граф поднялся и направился к Рашеру, когда тот закончил выступать. Я пошел за ним следом, строго выполняя указание работать моральной поддержкой. Граф и Рашер обменялись дежурными приветствиями. Судя по всему, раньше они знакомы не были. Графу просто захотелось посмотреть на новоприбывшего. Или… Хм…

Какое-то странное лицо стало у Каролины, когда она увидела графа. Исказилось болезненно, прежде чем она успела натянуть снова приветливую улыбку. И граф старательно делал вид, что впервые ее видит. Несчастная любовь молодости? А возможно, возможно…

Граф вернулся в свой кабинет и жестом отпустил меня. Марта уже ушла, видимо, отпросилась пораньше, до конца рабочего дня был еще целый час. Мне ничего не оставалось, кроме как сидеть за своим столом и бездельничать. Что ж, такие моменты надо ценить, не так уж часто они выдаются…

Внешняя дверь кабинета графа хлопнула. Послышался женский голос. Граф что-то ответил вполне благожелательно. Я тихонько поднялся и подошел к двери. Заглянул в замочную скважину. Ах да, ну конечно! Не узнать Доминику Радзивилл даже со спины было невозможно. Русые волосы уложены в замысловатую прическу, изящная фигура обтянута шелком темно-бордового платья. Вибрирующий голос чарует и обволакивает.

Похоже, встреча не первая. Граф откинулся на спинку своего стула, достал из стола папку.