Клятва (СИ) - Калашников Павел - Страница 69

Барон снова громко чихнул, на этот раз, еле успев приложить платок.

— Но мы же организовали экспериментальную группу из щенков, — он быстро шмыгнул носом. — Чем вам не понравилась эта затея?

Беркут помассировал виски, опрокинул ещё немного коньяка.

— Из двадцати человек, всего трое отправились в охотники, — наконец сказал он. — Двое погибли и ещё десять получили пулю от Западных, во время рейдов Хруста. А оставшиеся восемь, те, что вступили к Кобе, насколько знаю, сейчас горбатятся у Михалыча, за превышение должностных полномочий.

Лидер ВКОБ кивнул.

— И что вы, господа умники, предлагаете делать? — спросил Якуб.

— Создавать полноценные школы, искать среди гражданских учителей, организовать им достойную плату, чтобы был спрос идти работать, ввести патриотическое воспитание, дабы молодняк стремился защищать город, — перечислял Беркут, загибая пальцы. — А после четырех-пяти лет полного обучения распределять в войска. Рейдеры, ланцеты, ВКОБ, кузнецы… Кстати говоря, где Клим?

— Бухой дрыхнет, — фыркнул Гробов. — Как всегда. Срал он на наши Советы.

— Понятно… В общем говоря, нужно всерьёз взяться за воспитание молодежи и через лет пять-десять, у нас будет достойная замена.

— Позволь спросить, Беркут, — Якуб криво улыбнулся. — Почему ты так ратуешь за город и при этом говоришь всем нам, что тебе на него плевать?

— Я независим от ваших решений, — сказал Беркут. — Но тем не менее, раз у меня есть власть, я должен хотя бы попытаться вырастить здесь поколение, на которое смогу оставить город. Поколение, которое будет любить и защищать свою Родину, а не последние гроши в кармане.

«Щас распла́чусь, — подумал Корсар, смотря на воодушевленно вещающего Беркута. — А нам таких слов и в праздники хрен скажет».

Якуб, выслушав Охотника, очередной раз поморщился и окончательно сдался. Больше он не говорил.

— Так-так, лирика, это, конечно, превосходно, но! — быстро проговорил Мимик, как только разобрался с бумагами. — Отчеты. Прошу, господа…

По столу быстро разошлись расписанные сверху донизу бумаги, испещрённые цифрами и отметками.

— Итак, — продолжил главный правосудитель города, — Начнем с Вас, Виктор Якуб, за последний квартал вы отдали… Хм, две шестьсот на тридцать один…

— О нет-нет-нет! — Корсар вскочил с насиженного места, тут же почувствовал как судорога вгрызается в ноги. — Я эту срань слушать не собираюсь! Ты уж прости, Беркут, но я пас. С математикой на Вы ещё с третьего класса, поэтому, извольте, но я покидаю сие отвратительное местечко.

Корсар уловил недовольный взгляд Якуба, ухмыльнулся.

— Я тоже должен идти, — согласился Егерь и поднялся из-за стола, — бывай, Беркут.

Командир охотников лениво посмотрел на объемные пачки отчетов, недовольно вздохнул.

Следующие три часа обещали быть невероятно унылыми и скучными.

Хлопнула деревянная дверь.

— Итак, восемьдесят тысяч шестьсот рублей. В довесок к этому, ещё семнадцать процентов накладных, включая к этому повременные выплаты БГН, получается…

Беркут потер услы, аккуратно отложил отчёты в сторону.

— Впрочем, мне тут тоже делать нечего, — решил Охотник, поправляя рукава военного кителя. — Дальнейшие обсуждения продолжим после Нового года.

— Беркут! — гаркнул Серпов. — Опять сбагрить решил?

Дмитрий Степанович мягко улыбнулся, посмотрев на негодующего завхоза.

— Как говорят в спецвойсках, не сбагрил, а тактически ретировался. Но не беспокойся, Михалыч, я отправлю вместо себя своего секретаря. Судя по стопкам бумаг, считать придется много.

— Ленивый ты засранец, — буркнул Хруст, пальцем отмеряя количество бумаги.

Беркут ещё раз посмотрел на недовольных советчиков, затем на что-то возбужденно подсчитывающего Мимика.

— Vai all'inferno! — сказал он и тут же тактически ретировался за дверь.

1

Двадцать девятое декабря.

Мороз гулял по улицам города, жёг руки и лица снующим туда-сюда горожанам, а ветер гнал их в дома, где под тёплым одеялом, с горячей кружкой свежего, травяного чая, можно было растопить холод сибирской зимы, осевший глубоко в душе.

В тот день, в привокзальном здании, где расположился крупнейший городской бар, Живик — добросовестный грузин и хозяин этого заведения, жил своим обычным днем: оттирал до блеска пивные кружки, аккуратно расставлял бутылки с горячительным по многочисленным деревянным полкам барного стола, помогал немногочисленному персоналу с обслуживанием стольких же немногочисленных клиентов, что коротали время в приятной компании.

— Эй, это вон тудыть, — ругался Живик на недавно принятого работника. — Куда ты ставишь?! Я говорю: это к тем ящикам, а не к этим!

После, бармен как обычно выпровождал слишком напившихся постояльцев и выпровождал их таким же обычным способом: пинком под зад. После, он, очень поэтично высказываясь, упорно оттирал с дубовых столов, оставленные бухариками подарки. Грузин то и дело одёргивал своих изуметельно красивых официанток от дополнительной работёнки, которую предлагали местные богачи, потряхивая полным кошельком.

День шёл как обычно. Ровно до того момента, пока в дверях не показался Дмитрий Степанович Стицев. В гражданской форме.

Живик, стоя за барной стойкой, рефлекторно откупорил ближайшую бутылку пойла, налил полрюмки и выпил, даже не сморщившись.

Беркут аккуратно снял дубленку, повесил её на вешалку. Милая официантка, которая поспешила поприветствовать старого охотника и усадить за премиальный стол, почти мгновенно обожглась об отказы командира. Вздохнув, пошла дальше обслуживать столики.

Одет Беркут был просто, но со вкусом: блестящие на свету ламп, ботинки, шитые чёрные брюки, подстёгнутые массивным кожаным ремнем, и, что самое интересное, белая рубашка, слегка расстегнутая у груди и заправленная в рукавах.

Живик нервно закрутил длинные усы, видя, как гость твердым шагом направляется к нему.

— О, приветствую, Дмитрий Степанович! — он крепко поздоровался с командиром, попытался искренне улыбнуться. — Какими судьбами, мой дорогой? Выпить-закусить?

— Привет, Живик, — командир, не торопясь уселся на барный стул, потер лысину, — Нет, не сегодня. Занят, понимаешь ли. Столько дел уладить надо.

Живик понимающе взглянул на охотника, слегка кивнул.

— Всегда было интересно, мой дорогой друг, во сколько ты встаешь, чтобы все это успевать?

Беркут посмотрел на блестящие серебром механические часы.

— В пять, иногда в пять тридцать, — ответил он, слегка подкрутив заводной шарнир. — Но я к тебе по делу, Живик.

Бармен снова попытался скорчить довольную рожу, сверкнув парой золотых зубов.

— И по какому же, мой дорогой друг?

— Видишь ли, — начал Беркут, вынув из штанов сигареты. Похлопав по карманам, и не найдя зажигалку, он жестом попросил Живика прикурить. — Через два дня Новый год, праздник. А у нас на базе из праздничного только полудохлая елка, которой уже лет пять, если не больше.

Живик кивнул, подставил пепельницу.

— Поэтому мои люди, а также рейдеры и ланцеты, — продолжил он, аккуратно сбивая пепел, — будут праздновать здесь, в баре.

Живик сглотнул слюну, еле сдерживаясь от крика ужаса.

— Хорошо! Конечно! Без проблем! — затараторил он и вынул отсыревший блокнот из-за стойки, затем, дрожащими руками еле отыскал сломанный карандаш, отлистал на тридцать первое декабря. Стиснул зубы. Число было свободно.

— Я хочу полностью, повторю, полностью, арендовать весь этот бар на два… Нет, на три дня.

Живик кивнул, рваными буквами черканул в блокнот очень неприличное слово, которое, тем не менее, прекрасно описывало суть намечаемого дня.

— На счет выпивки можешь не ломать себе голову, — сказал Беркут, чуть покурив. — Людей много, своей притащим. Но вот о еде позаботься обязательно. Найми двойной, или тройной персонал. Скажи, что оплата будет по двойному или тройному тарифу.