Бальмануг. (не) Баронесса (СИ) - Лашина Полина - Страница 8

В их с матерью таверне, как смутно помнила Хелен, кухонные работницы точно бы не отважились делать замечания хозяйкам, тем более при гостях, или тем более орать им в ответ через весь зал. И неважно, что они сейчас здесь одни, других постояльцев нет почему-то. Неужели никто больше не голоден? Или действительно гости позже встают?

– А меня братья никуда не пускают! – вновь наклонившись к Хелен, словно пожаловалась Шелли, горестно вздыхая. – А я бы тоже хотела мир посмотреть!

– И какая она баронесска? Ты ее руки видела? – Опять неслышно выплыла кухарка, таща перед собой большую тарелку с булочками. Хотя Хелен их не заказывала.

При этих словах девушка за малым не дернулась, чтобы спрятать руки под стол. Но удержалась. Это истинная баронесса Хелен Ковес Бальмануг могла падать в обморок каждый раз, когда слышала что-то неприятное или недостаточно вежливое. А "нелегалка" Елена не стыдилась честной работы и доставшихся ей рук с остатками мозолей. Вот и сейчас ответила, выпрямив плечи:

– Просто последние годы мне приходилось работать в таверне...

– Да-а ты что-о?! – громко протянула Шелли, вновь впиваясь округляющимися от любопытства глазами. – Ты, баронесска, и… в таверне? Врешь!

Даже удаляющаяся уже кухарка споткнулась и живо вернулась к столу за добавкой сплетен.

Как хорошо, что Хелен была сейчас единственной посетительницей столовой, и не пришлось краснеть от взглядов других гостей при таких комментариях хостес. Хотя с таким громким голосищем Шелли вскоре весь квартал, не то что гостиница, может узнать всю биографию Хелен.

– Это была наша с матерью таверна, – тихо пояснила девушка под жаждущими взглядами слушательниц. – Я, конечно, больше расходными книгами занималась, но иногда приходилось подменять и на кухне.

"И в зале" – но это она умолчала. Такой правды простодушные сотрудницы столичного отеля могли не пережить. Всё-таки среди посетителей таверн, особенно на пограничных торговых трактах, больше мужчин, не всегда трезвых, часто одиноких или просто ищущих развлечений. Разносчицей туда не любая приличная девушка пойдет работать, и уж точно эйре там делать нечего. Но им с матерью куда было деваться, крутились как могли. Хотя беспорядков в таверне у бывшей баронессы Кристен обычно не было, на оплату хороших вышибал она не скупилась.

– Ка-ак интере-есно-о! – опять завистливо протянула Шелли, глядя на собеседницу сверху вниз чуть ли не влюбленными глазами.

Кухарка громко фыркнула, выражая свое мнение, и ушла.

А Хелен быстро поменяла тему, интересуясь, что Шелли знает об академии, что была неподалеку. Раз уж тут часто квартировались студенты, то наверняка работники в курсе последних дел в учебном заведении. И вскоре действительно Хелен получила много ценных сведений. Ведь у шитеров отменный слух, лучше, чем у людей, как снисходительно заметила Шелли, и они прекрасно слышат многие разговоры постояльцев в столовой, коридорах или еще где.

Хелен сделала себе пометку учитывать это и не вести важные беседы поблизости от шитеров, но сейчас была благодарна за некоторые подсказки, которыми щедро делилась с ней словоохотливая хостес. И спустя пару часов – после продолжительных разговоров с Шелли – Хелен приготовилась покорять академию, с решительным настроением и полным желудком. Ведь нужно было как можно быстрее устраиваться на определенное место, финансов, чтобы растягивать неопределенное проживание, у девушки не было.

Но вначале нужно было подделать разрешение для поступления в академию якобы от матери. Хелен попросила у Шелли бумагу и письменный набор и спустя некоторое время удовлетворительно оглядела результат кропотливого труда. Почерк бывшей баронессы Кристен Алис Бальмануг девушка помнила по работе в таверне, да и подпись примерно выучила. Особой схожести почерка не требовалось, ведь в академии не будет других писем от настоящей Кристен. Главное, что у девушки было кольцо-печатка матери, которым перед тем злополучным днем гибели старшей баронессы настоящая Хелен визировала письма к поставщикам. Она действительно много помогала матери с документами. И это просто счастливый случай, что тогда кольцо так и осталось в вещах самой Хелен, иначе "нелегалка" Елена да после болезни нового тела и не вспомнила бы о таких нюансах. И как бы потом она, несовершеннолетняя и без документов устраивалась бы в новом мире?

Если бы делали всё по закону, то Хелен нужно было известить о смерти матери в управе ближайшего городка и дождаться расследования. Известить родственников. Затем кто-либо из имеющейся родни мог взять ее, оставшуюся полной сиротой, под свою опеку и оформить соответствующие документы.

Но с учетом, что вся родня отвернулась от четы Бальмануг, оставшейся без титула и средств, вряд ли бы Хелен нашла себе новую семью. Тогда этим вопросом опять бы занялась городская управа, то есть королевская власть в лице местного градоначальника. Опекуна, как и скудное содержание от казны, назначили бы знатной девушке-сироте какие-то незнакомые ей официальные лица. Об этом Хелен очень осторожно, буквально по капельке цедя информацию из разных источников, узнавала уже после отъезда из таверны. То у вечернего костра в обозе чью-то историю расскажут, то помогали целенаправленные разговоры якобы "обо всём и ни о чем" с попутчиками, чтобы скоротать долгую дорогу.

И теперь Хелен понимала, как хорошо, что она тогда быстро уехала, не разводя бюрократические процедуры. Потому что – ну кого бы назначили в опекуны знатной симпатичной девушке в маленьком провинциальном городке, где-то очень далеко от короля и закона?

Да, у осиротевшей Хелен Ковес Бальмануг не осталось ни титула, ни приданного, но она оставалась эйрой по праву рождения. При этом была молоденькой и красивой. Утонченной, хорошо образованной, обученная музыке, танцам, этикету. И без защиты семьи за спиной.

Да на такой лакомый кусочек много желающих бы нашлось, понимала с горечью попаданка Елена. Будучи старше Хелены всего лет на пять, она была при этом менее наивной. И случайный опекун, назначенный главой ближайшего городишки Бдан, мог тут же спихнуть за хороший откуп в свой карман бывшую баронессу в жены какому-нибудь старому, но богатому торговцу, хотя это был бы вопиющий мезальянс. Или даже просто какому-нибудь извращенцу отдал, якобы замуж. И кто на глухой окраине страны слушал бы жалобы молоденькой одинокой девицы? А там она могла и вовсе вскоре "случайным образом" пропасть в неизвестном направлении, и кто бы стал искать?

"Может, и хорошо, что тогда Здоровяк Мдор так быстро объявился да выгнал меня?" – даже закралась странная мысль у Хелен.

Иначе она так и осталось бы в таверне, но хватило бы у нее сил и мозгов вести дела так же хорошо, как и ее мать, Кристен Алис Бальмануг? У настоящей Хелен на такую "ужасную" мысль – остаться хозяйничать самой в таверне при торговом тракте – даже решимости не хватило бы. Знания вести учетные книги и опыт управления людьми у бывшей хозяйки тела были, но храбрости не хватало. Насколько могла вспомнить чужое прошлое Елена, прошлая Хелена была настоящей "баронесской" – нежной, трепетной ланью, не отваживающейся даже голос повысить на собеседника лишний раз.

Нет, такая Хелен точно бы не смогла продолжить дело Кристен, скорее сгинула бы где-то на окраине Осебрутажа.

Да она и "сгинула" – ведь настоящая Хелен не пережила даже стресс после смерти матери, понимала Елена.

Но раз тело "баронесски" досталось Елене, то жизнь теперь должна пойти по новым правилам.

Теперь ей самой, то есть теперь уже Хелен нужно обустраиваться в этом неласковом мире. Совершеннолетие для знатных девиц в Осебрутаже наступало в двадцать лет, для парней, кстати, в двадцать два. То есть еще год девушке надо скрывать, что она сирота, чтобы ее уже в столице не прибрали к рукам ненужные ей "опекуны". Почему-то Хелен казалось, что в столице пройдох, желающих подзаработать на красивой сироте, которую можно много куда «пристроить», и на содержание которой еще и деньги из казны положены, будет предостаточно. Главное – теперь не попадаться, не выдать своего сиротского положения.