Наследница клана Лунных (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 42

А потом Маха увидела на телеге новенькую, совсем девочку. Вроде фигурка у неё уже оформилась, да только разве можно такую тоненькую, беленькую, как фарфоровые чашечки на витрине в богатом квартале, включить в караван женщин, которых везут на потребу мужикам?

У девчушечки этой ручки, ножки, как веточки… и избита, изуродована так, что многие боятся касаться её. На голове волос нет и кожа облезает, но страшнее всего выглядят выжженные печати на её лбу и теле. Вот где жуть! Выжгли по живому, как не каждому матёрому убийце клейма выжигают!

Сначала все так и думали: страшную душегубицу подкинули, но въедливой Пашке один из стражей обмолвился, что это маги шалят. В старину, мол, так запечатывали одарённых детей врагов своих, чтобы мучились от разрывающей их силы и умирали потешно.

И правда, мучается девочка. Вскоре все в караване увидели, что несчастная на рассвете вспыхивает серебристо-сиреневым цветом. Красиво и страшно. Сила рвётся из неё, приподнимает тело на телеге и держит, как сказочную царевишну в прозрачном гробу, а потом выгибает — и самая жуть, что все видят, как кричит страдалица, надрывается, а звука нет. Немая.

— Маха! — опять позвала Пашка, но осеклась под тяжёлым взглядом возницы. А он повернулся, и с недовольством посмотрел на лежащую девочку, потом на сидящую рядом с ней Маху:

— Чего ты с ней возишься?

Женщина посмотрела на него, но отвечать не стала. Вознице скучно. Опять будет зудеть, что империи денег девать некуда, раз везут баб на край земли. Вот раздали бы блудных воровок честным людям в хозяйство, уж они бы нашли им применение.

— Все равно эта, — возница глазами показал на девчонку, — не жилец, да и стражи уже на неё поглядывают. Похоть им совесть заменила. Интересно им, видите ли, попробовать беленькую и чистенькую девку, хоть и уродку. Я бы не позарился, мала слишком, да тонка, а им, вишь, любопытно.

Маха осуждающе покачала головой, но что ей сказать на это?

— Хорошая ты баба, — неожиданно выдал возница, — жалостливая.

Маха молчала. Да, она дура жалостливая, через это и попала сюда. Теперь знает, что нет хуже врагов, чем родственники. Сколько лет ей родня сочувствовала, ругала её мужа-изверга, и она им в ответ сочувствовала, помогала, поддерживала, прикармливала.

Муж ведь у неё трудный был, гонористый, скорый на расправу, и всем доставалось, а ей — в первую очередь.

Ненавидела. Ох, как ненавидела его! Да только, как оказалось, пока он был жив — и она жила. Богато жила, мелкую деньгу не считала. А умер её тиран — и прилипшая к дому родня быстро спровадила её, как убийцу дорогого и всеми любимого почтенного мужа.

И у Махи пелена с глаз спала, да только поздно. Открылась перед ней другая жизнь, полная грязи и унижений, и впору бы наложить на себя руки, да только оказалось, что даже в грязи есть жизнь и те, кто сострадает.

Маха многое поняла и узнала за время тяжёлого пути. Но сердце Махи не очерствело, и она болела душой за беспомощно лежащую девочку. Она, поди, и не целовалась ещё, а только мечтала, а теперь что её ждёт?

Возница оперся рукой о борт, чтобы поближе наклониться к Махе, и тихо спросил:

— А ты ничего не почувствовала, когда эту…— он опять глазами показал на безвольно лежащий груз, — …гнуло?

— Гнуло? — не поняла женщина.

— Ну, когда она светилась вся… — непонятно показал руками возница.

Маха пожала плечами, но приставучий возница ждал.

— Страшно было, — ответила Маха.

— Тьфу, дура! — разозлился мужик и даже поднял руку с зажатым в ней кнутом, но тут же опустил. — Ты же раньше всё за голову держалась.

— Да, — с удивлением протянула женщина, — держалась, потому что болела.

— А сейчас?

Маха схватилась за голову и тут же опустила руки, потому что голова с появлением девчонки больше не болела. А ведь Маха знала, что её травили болиголовом, настоянным на жабьих лапках из запретных земель. Она же с момента смерти мужа была как в тумане; мысли всё время разбегались; забывала, куда шла, что говорила, и уже не надеялась… а тут вон, размышлять стала, задумалась о себе и о людях, да и вообще…

— Во-о-т, — наставительно отметил возница, — и у меня голова больше не болит. Раньше по жаре всё время схватывало или перед грозой. Брат ещё в детстве мне случайно обухом по макушке попал, так всю жизнь мучаюсь. А когда эту сюда положили, то её свет мне как будто там, — мужчина постучал по голове, — что-то расслабил, и я бодрячком.

До Махи стало доходить, что за ушедшие головные боли девочке-магичке спасибо надо сказать. А как это сделать? Вот уж она не думала-не гадала, что когда-нибудь испытает на себе волшебное целительство.

— Но она не целитель, — словно прочитав её мысли, опроверг возница. — У меня ещё спина болит, так и продолжает болеть. Была бы болезная целителем, вылечила бы. Она ж себя не контролирует, пышет чистой силой во все стороны.

Маха согласно покивала головой. На руках у неё синяки были и остались. Глянулась она одному стражу, так он ссильничал. Бабёнки потом добавили ей за то, что сопротивлялась. Маха думала, что они испугались за то, что он рассердится на всех и лишний раз кнутом пройдётся, а оказалось — позавидовали. А страж тот больше к ней не лез, хотя место на телеге дал, а доступными пользовался и не благодарил никак. Поди, пойми его и тех злых бабёнок.

— Так я и говорю, жалостливая ты, — вернулся к началу разговора возница. — А всё зря.

— Разве я могу уберечь её? — тихо спросила женщина, не понимая, чего он к ней привязался. Хочет блуда от неё? Так сказал бы. Или стражей опасается? Они много мнят о себе и возниц презирают.

— Так я о чём тебе толкую? Пожалуйся, что плохо тебе от силы магички. Скажи, что все силы забирает, выжимает досуха, — тихо посоветовал он.

— Так меня от неё удалят и поверят ли?

— А чего им не поверить? По бумажкам наверняка девку в простые записали и о даре её ни слова. Каждый думает, что хочет, так что коль напугаешь их, так могут и поверить. И ещё: её ж старший как положено по документам принял, и довезти до крепости живой обязан. Так что ему на руку пугающие слухи о девчонке и твоя забота о ней.

Маха с сомнением посмотрела на возницу, а тот добавил:

— Я тоже скажу, что плохо рядом с ней, и как бы здоровье не растерять. Пущу слушок, что из-за страшного дара, вытягивающего жизнь, ей печать и поставили.

— Как бы хуже не было.

— Хуже не будет, — он посмотрел на загоготавших стражей и тихо выругавшись, сплюнул. — Наше дело маленькое: довезти её в целости. Она мне голову вылечила, а я умею быть благодарным.

Маха задумалась. К совести старшего стражника взывать бесполезно. Он сам вроде солидный мужчина и не полезет на девчонку, тем более, вокруг него Ланка вьётся, и он ею доволен, но другим не запретит. Не принято тут церемониться с осужденными. Но если припугнуть их, как советует возница, то может прав он, отступятся они от девчонки.

На следующей остановке Маха покачнулась, обмякла и, шатаясь, отошла в тень. Никто особо не обратил на неё внимания. Женщин много и все они шумели, радовались передышке, ждали раздачу воды. Тогда Маха, громко вскрикнув, упала, раскинув руки, и лежала, притворяясь мёртвой.

— Чего это она?

— Эй, красавчики, Маха сдохла! Пережарилась на солнце!

— Не пережарилась, — остудил ненужные слухи возница. — У нас навес, дура.

Мужчина тяжело спрыгнул на землю и тоже, как давеча Маха пошатываясь, отошёл в сторону.

— Тяжёлый дар у болезной, — пожаловался он бабам. — Силы тянет и тянет, — он схватил ковш с водой, присосался и, крякнув, спросил: — Сколько дней везём её?

— Да пяток уже есть, — бойко выкрикнула Пашка, насмешливо глядя на трепещущие ресницы Махи.

— Меньше, — ответили другие, и быть спору, но возница снял соломенную шляпу и показал на седые волосы.

— Видали? — грозно спросил он.

— То, что ты, дяденька, нечёсаный да вшивый?

— Тьфу, пустоголовая! Вши по такой жаре не живут. Я говорю, что девка силы тянет, и я рядом с ней старею! Вишь, поседел! А был чёрный как смоль!