Монстры под лестницей - Воджик Хельга - Страница 24

Зеркало вновь стало обычным зеркалом и, потыкав его со всех сторон, я не обнаружил больше ничего необычного. Видимо, сила бормотания кончилась, и связь прервалась.

Монстр подошел ко мне, посмотрел снизу вверх и робко спросил:

– Атта помог Максу?

– Ага, помог, – обреченно покачал я головой, выйдя из ступора. – Рад знакомству с твоими друзьями.

– Атта молодец, – подытожил монстр.

И лишь тогда меня накрыла волна безумной радости. Мне из штанов захотелось выпрыгнуть!

– Атта, это же волшебство! – воскликнул я и, подхватив ошарашенного монстра, закружил его.

– Настоящее волшебство! – смеялся я.

Яркая фиолетово-аквамариновая комета описывала круги вокруг меня. Глаза Атты были огромны, как блюдца, а синий язык торчал из клыкастой пасти. Монстр пищал, но я был так увлечен, что остановился, лишь повалившись на пол. Мир кружился в безумном танце. Внутри меня словно проснулся дракон, он хотел вырваться, расправить крылья и рассказать всему миру об увиденном! Я хотел кричать о монстрах и волшебном зеркале.

– На-сто-я-ще-е, – выдохнул я.

Но вместе с тем, как мир приходил в норму, моя решимость таяла. И восторг подвинулся, пустив сомнения. Это было слегка позабытое чувство.

– А вдруг мне не поверят? – спросил я пустоту и тут же ответил: – Мне нужны доказательства!

Я вскочил и огляделся по сторонам. Атта лохматой тряпкой лежал на полу, высунув язык.

– Прости, друг, – мне стало стыдно. – Ты полежи, пока я осмотрюсь. Ты молодец.

Атта что-то прохрипел в ответ, попытался подняться и тут же завалился на бок. Монстр явно не собирался уходить. Просто не мог.

Осмотрев комнату, я не нашел ни книги о чудовищах, ни волшебных артефактов, ни даже высушенной лапы павиана. Лишь подойдя к секретеру и открыв один из ящиков, я увидел белый плотный конверт. На нем размашистым почерком было выведено «max». Пожав плечами, я вытряхнул на ладонь содержимое. Это была подвеска, похожая на кривую палочку – точь-в-точь такая, как на шее незнакомца из сна.

– Атта – молодец, – бормотания становились все громче. – Мо-ло-дец. Мо. Ло. Дец.

Я засунул подвеску обратно в конверт, а конверт в карман, и стал рыться дальше. Бумаги шуршали под пальцами, цифры, письма, бесконечные строчки, написанные размашистым почерком. А вот старая записная книжка. Черная исцарапанная кожа переплета. На обложке дырочка и пятнышко чуть темнее – в форме раскрывшей крылья птицы. Почти все листы исписаны, уголки потрепались, кое-где пятна.

– Ого, – присвистнул я. – Это уже что-то!

Я раскрывал случайные страницы и выхватывал слова:

«Девятнадцать лет.

Дни пустоты в полутени.

Колесо сосен.

Цикл повторяется.

Зеркало преломляет, поедает время.

Янтарь в угле…»

Какая-то белиберда. Но очень уж таинственная, да еще и связанная со страшилками этого янтарного городка.

Тут из блокнота выпал свернутый в несколько раз лист. Я развернул его. В первое мгновение показалось, что это карта, но, приглядевшись, понял, что передо мной нечто иное. Расчерченный круг, поделенный на секторы, столбики цифр и ряды дат, закрашенные кружочки. Некоторые даты были поверх обведены чернилами, какие-то зачеркнуты. Вокруг вились пометки, правки, уточнения. Кто-то изрядно потрудился. Интересно, что это все значит?

– Метонический цикл, – прочел я заголовок и попытался разобрать слово на неизвестном мне языке. – Эн-неа-де-ка-эте-рис.

Я почесал затылок, вспоминая, откуда мне знакомо это странное заковыристое слово.

– Старик сказал его! – вспомнил я.

Я стал водить пальцем по датам, пока не остановился на одной. 29 октября 1966 года. Черная Ночь в дни Пустоты, о которой рассказывал хозяин Графа. Рядом значилось «Полутень». Тут я узнал кружочки – это были фазы луны, как те, что рисуют в прогнозе погоды и астрологической сводке.

– Это ж календарь лунных затмений, – сообразил я и тут же нашел другую дату. – 28 октября 2004 года. А вот мой день рождения! Я тоже родился в Черную Ночь?

Эта дата тоже была подчеркнута, а рядом стояла буква «М.». Макс? Дед знал обо мне? Еще отмеченные даты – «4 июля 1936 (частично) и 28 декабря 1936 (полутень)». Обе жирно обведены, к ним приписано «3 июля 1898 (частично) и 27 декабря 1898». Рядом знак вопроса и буква «Ш».

За окном совсем стемнело, того и гляди вернется Кэр и придется объяснять, что я забыл в запертой комнате, и отчего так трясутся руки. Я оглянулся на Атту, тот, раскинув лапы, так и лежал на полу. Недолго думая, я свернул карту затмений, сунул в блокнот, решив разобраться с этим у себя в комнате.

– Пора двигать, – я поставил Атту на лапы. – Ты как?

– Атта пора есть, – жалобно гундел монстр.

– Идешь на поправку, – улыбнулся я.

Пока мы возвращались в «обсерваторию», Атта продолжал клянчить еду, которой, по понятным причинам, у меня не было.

– А через зеркало нельзя твоих друзей вытащить? – спросил я, возвращая картину с пером в изначальное положение и наблюдая, как деревянная панель становится на свое место.

Атта, как ошалелый, затряс головой.

– Нет! Нет! Нет!

– Прекрати, Атта! Почему нет?

– Нельзя! – монстр продолжал махать лапами. – Они не умеют. Они пойти. Их разорвать. Макс разорвать. Всех разорвать. Только Атта ходить.

Волоски на шее поднялись дыбом.

– А ты мне не мог сказать, что «меня разорвать», когда я руку в зеркало совал?

Страх и гнев смешались в адский коктейль, и, кажется, у меня даже пар из ушей повалил.

– Макс не спрашивал, – невинно ответил монстр.

Я схватился за голову и начал шагать по комнате. Затем остановился перед монстром и сказал, тщательно выговаривая слова, стараясь не сорваться на крик.

– Атта, если грозит беда, если может меня разорвать, если что-то плохое может случиться, ты должен сразу говорить. Не ждать, пока я спрошу. Ты меня понял?

Атта покрутил глазами, помял пальцы лап и кивнул. Вздох облегчения вырвался из самых недр меня. Я устало рухнул на пол, раскинув руки. Я надеялся, что мои слова дошли до монстра, отложились, зацепились и он выполнит все, как я ему сказал. И Атта не подвел. Он действительно все усвоил, но, правда, немного не так, как я предполагал…

Тени бежали прочь от уходящего на покой солнца. Я смотрел, как плавится золотом трава и ехидно лыбится чумной гном. Мысли немного остыли, или я просто устал переживать. Я смотрел вдаль, чтобы не думать о том, что произошло в доме. Я был один, и мне это нравилось.

Гравий зашуршал. Воздух запах городом. Хлопнула дверца машины.

– Я что-то пропустила?

Кэр опустилась рядом со мной на ступеньку веранды.

– Ты как раз вовремя. Сейчас начнется самое главное событие дня – закат. Увы, в репертуаре этого города других шоу не предвидится.

– Чего хмуришься? Вот, держи! – она протянула мне помидор.

Я удивленно посмотрел на овощ. Кэр же засмеялась и достала из кармана стик сахара.

– Не кисни, иногда надо лишь немного подсластить.

Я всегда удивлялся, как ей удается чувствовать мое настроение.

– Ну, Бравый Макс, чего очерносливился?

– Я должен пройти все ступени и освободить монстров.

Кэр подняла брови и кивнула:

– Звучит очень пафосно и по-взрослому. Но ты, главное, будь осторожен.

Я откусил томат и подумал о том, что Кэр свою лестницу вряд ли прошла, и все монстры жрут ее изнутри не первый год. От этой мысли томат стал кислым, пришлось высыпать почти весь сахар.

Вчера она вернулась, когда я уже спал. А ночью, когда мне приспичило спуститься за стаканом воды, ма сидела за столом кухни и что-то черкала карандашом. Перед ней, источая аромат, стоял кофейник и кружка, наполненная черным кофе. Увидев сонного меня, Кэр, словно школьница, застуканная учителем, прикрыла тетрадь.