Главред: назад в СССР (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 9

— Интересная должна получиться история, — довольно проговорил Бульбаш.

— Вот и постарайтесь! — поддержал я. — Обнажитесь душой, нервами, чем угодно, но выдайте мне сенсационный репортаж. Если потребуется, другие материалы подвинем.

Дав напоследок ценные указания, я остался в машине и попросил Бульбаша, как своего зама, сообщить Кларе Викентьевне, чтобы спускалась. Меня ждет какой-то очень крутой товарищ Краюхин из районного комитета партии, и вызывать его раздражение мне бы не хотелось. Напротив, я бы лучше с ним задружился, чтобы он не вставлял мне палки в колеса. Главное, чтобы этот товарищ Краюхин оказался идейным порядочным мужиком, а не карьеристом-номенклатурщиком.

Громыхина собралась быстро, как будто ждала моей отмашки, и вскоре мы вновь ехали на черной «Волге», только уже немного в другом составе. Я попросил водителя включить музыку, и он, кивнув, вставил в магнитолу кассету. Боже мой, как давно я не слышал этот теплый ламповый звук! Не виниловая пластинка, конечно же, но по сравнению с холодным цифровым звучанием даже магнитная лента воспринимается по-другому. Аж чуть слеза не скатилась.

— Мой адрес — не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз![1] — раздался знакомый с детства припев, и я, прикрыв глаза, с улыбкой откинулся на спинку сиденья. Пока едем, я как раз подготовлю свою программную речь.

Андроповский райком коммунистической партии располагался неподалеку от здания редакции и высился гранитной скалой над окружившими его хрущевками. Бетонная площадка перед ним была словно вылизана, а в щелях между плитами не было ни одной травинки. Посередине, деля площадку на две равные части, тянулась длинная клумба.

— Вы только не волнуйтесь, Евгений Семенович, — зачастила Громыхина, пока мы шли к застекленному входу. — Шабановой мы сделали строгий выговор, она все осознала и сейчас активно работает над собственным исправлением. Думаю, что дополнительная полоса о роли комсомола в жизни советской молодежи все перекроет, и мы…

— Спасибо за беспокойство, Клара Викентьевна, — я мягко, но решительно прервал парторгшу. — Но я, как главный редактор, лично несу ответственность за все, что происходит в нашей газете. Именно это я и объясню товарищу Краюхину.

Громыхина промолчала, но я заметил, что ее губы растянулись в тонкое подобие улыбки. Кажется, я сказал именно то, чего от меня и ждали. Что ж, теперь главное — не опростоволоситься перед этим Краюхиным.

Нас уже действительно ждали. Вахтер в вестибюле райкома аж выбежал из своего стеклянного «аквариума», чтобы поприветствовать и лично провести через турникет. При этом Клара Викентьевна даже не глянула в его сторону, а я, наоборот, не только поздоровался в ответ, но и поблагодарил. Седой и обильно потеющий дядечка в аккуратном сером костюме довольно заулыбался, одновременно смущенно отмахиваясь от моих слов.

Секретарша Краюхина оказалась длинноногой блондинкой с перекрученными «химий» локонами и вызывающим макияжем в стиле «смоки айз», как это называется у нас в двадцать первом веке. Едва мы вошли в приемную, как она тут же нажала кнопку на коммутаторе и холодным рыбным голосом доложила о нашем появлении.

— Заходите, Анатолий Петрович готов вас принять, — услышав в трубке ответ, сообщила она. И даже не удосужилась при этом встать, проводить в начальственный кабинет.

Я мысленно усмехнулся. Не знаю, самодеятельность ли она устраивает или Краюхин специально приказал лишний раз напомнить нам наше место, но все выглядело так: мы просители, а секретарь райкома — занятой человек, позволивший отнять у него пару минут времени. При всем при том, что это именно он вызвал меня на встречу. Но он не ждал нас и не ожидал, а был «готов принять». Тонко и показательно.

— Разрешите, Анатолий Петрович? — я пропустил вперед Громыхину, но обратился при этом к хозяину кабинета сам.

— Заходи, Кашеваров, — голос Краюхина оказался неожиданно веселым. — И ты, Клара Викентьевна. Рад наконец-то вас лицезреть, товарищи.

[1] Песня Давида Тухманова на слова Владимира Харитонова. Исполнялась ВИА «Самоцветы».

— Прошу прощения, Анатолий Петрович, — Громыхина, явно уверенная, что принимает на себя удар, принялась оправдываться. — Евгению Семеновичу стало плохо, ему вызывали скорую, но он мужественно отказался от бюллетеня…

— Да знаю я, что Кашеваров не из слабаков, — прервал его Краюхин и живо выскочил к нам из-за стола, встречать.

Анатолию Петровичу на вид было слегка за пятьдесят, он уже начал лысеть и не пытался скрыть это. Лицо его было чисто выбрито и излучало энергию, он улыбался, сверкая золотым зубом, который удивительным образом перекликался с блеском значка на лацкане пиджака.

— Привет, дорогой, — он крепко пожал мою руку и уверенно подтолкнул к одному из стульев. — Клара Викентьевна, прошу.

Кабинет Краюхина был точь-в-точь как мой. Только дипломов, кубков и вымпелов было гораздо больше. А еще под стеклом в шкафу я заметил фотографию в рамочке. На фоне здания с табличкой в арабской вязи стоит парень в хэбэ, то есть полевой форме, и шляпе-афганке. Вряд ли сам Краюхин, слишком большая разница в возрасте. Сын? Похоже на то.

— Ну-с, — по-прежнему улыбался Краюхин, сложив на столе вытянутые руки и переводя взгляд с меня на Громыхину и обратно.

— Анатолий Петрович, — решительно начал я. — Мною и Кларой Викентьевной была проведена воспитательная беседа с корреспондентом Шабановой. Та осознала свою оплошность и сейчас усиленно ее отрабатывает. Готовит несколько статей, в том числе по молодежной культуре.

— Это вы молодцы, — похвалил Краюхин. — А про рокеров этих гаражных, я так понимаю, в газете не будет?

— Будет, Анатолий Петрович, — ответил я, наблюдая за реакцией первого секретаря райкома. Тот слушал внимательно и явно ждал продолжения. — Я считаю, что советская молодежь должна получать всю информацию о культурном досуге. И поэтому в новой статье Шабановой будет как интервью с Василием… э-э-э…

— Котиковым, — подсказала Громыхина.

— С ним самым, да, — я кивнул. — Так вот, как с Котиковым, так и с солистами самодеятельных ансамблей.

— И зачем? — с нажимом уточнил Краюхин.

Пока что он не производил впечатление тупоголового номенклатурщика, которому лишь бы запретить. Напротив, мой собеседник задавал вполне логичные вопросы и, самое главное, давал мне высказаться. Это радует. Может, все-таки моя идея ему понравится?

— Уверен, вы со мной согласитесь, Анатолий Петрович, что наши комсомольцы — не малые дети, — Клара Викентьевна на этих моих словах испуганно вытаращила глаза, но Краюхин одобрительно кивнул. — И они понимают, что хорошо, а что плохо. Сознательные члены ВЛКСМ с легкостью отделят зерна от плевел. А партия, на мой взгляд, лишь укрепит свой авторитет, если будет еще сильней доверять своим юным членам.

По всей видимости, моя заготовленная во время пути сюда речь возымела нужный эффект. Как минимум заинтересовала первого секретаря, и он был не прочь выслушать меня дальше.

— Но ты ведь понимаешь, Евгений Семеныч, — хитро прищурившись, сказал он. — Где Вася Котиков с его стихами, и где эти отщепенцы в драных джинсах.

— Разный уровень, — вроде бы и согласился я, а на самом деле оставил широкое поле для трактовки своих слов. — Более того, мы ведь зачастую, не разобравшись, сваливаем в одну кучу горластых хулиганов с действительно талантливыми музыкантами. Разве это справедливо? Я считаю, как раз и нужно показать, что среди них есть разные люди. Те, кому лишь бы орать в микрофон и протестовать, и те, кто просто занимается творчеством.

— И как же понять, кто есть кто? — Краюхин внимательно смотрел на меня, но тему по-прежнему не закрывал.

Я отчетливо понимал, что ступаю сейчас по тонкому льду. Изначально рок в нашей стране — это музыка протеста. И всю послевоенную историю СССР самодеятельные коллективы фактически противопоставляли себя государству. И я сейчас, получается, предлагаю первому секретарю райкома Коммунистической партии разрешить этим бунтарям подняться на трибуну.