Плебейка (СИ) - Плен Александра - Страница 41

– Нет, мы никогда не встречались, – в голосе не было даже крошечной теплой нотки.

Я, например, всегда, когда вспоминаю о маме, улыбаюсь. Помню, как она брала меня с собой на лекции в университете. Мне было пять, садик закрыли на карантин, и мне приходилось сидеть за первой партой рядом с жутко взрослыми дяденьками и тетеньками, какими мне тогда казались студенты. Я гордилась мамой, тем, что ее внимательно слушают и записывают каждое слово, а после лекции выстраиваются в очередь к кафедре, чтобы задать вопросы.

– Должно же у вас остаться что-то человеческое? Хотя бы пятьдесят процентов… – тишина, – мать – это не бездушный инкубатор, – произнесла я взволнованно, – ее общение с ребенком зарождается еще в утробе. Он чувствует ее любовь и любит ее в ответ. Потом их отрывают друг от друга. Это как… – я задумалась, – как лишится вдруг зрения, ноги или руки. Жить можно, но ты уже инвалид.

Бесполезно. Хоть кол на голове теши. Выражение его лица ни капли не изменилось. Такое же холодное и отрешенное.

– Вы все инвалиды, – голос дрогнул, – домины, хозяева империи, а по сути… обрубки людей.

Говорить больше не о чем. Я вышла из столовой и направилась к себе. Меня трясло, словно поднялась температура. Нужно остыть, привести мысли в порядок, заняться йогой, поплавать. Весна подходила к концу, и в левом мире купальный сезон давно открыт. Днем я не рисковала – вдруг откроется проход, а я в воде. Но сегодня, как только стемнеет, пойду окунусь, но не в бассейне, в море. Хотелось смыть с себя тягостный ужин, разговор с Фабием, свои собственные панические мысли. Смыть в открытой воде, неспокойной, опасной, бескрайней.

За последние дни атмосфера в доме накалилась так, что даже воздух сгустился в коридорах, стал тяжелым и душным. Нервы были натянуты, как струны. Я мысленно отсчитывала дни, и потихоньку впадала в уныние, опять не обнаружив за день ни единого прохода. Никуда – ни в мой мир, ни в правый.

Море помогло. Я уплыла так далеко, что шары, освещающие дом, стали размером со звезды на небе. Некоторое время повисела в воде, как в невесомости. И опять настигло это чувство – полного отрешения от происходящего. Я одна в целом мире, вокруг ни души, лишь бескрайнее море внутри и снаружи.

Назад добралась уже с трудом. Мышцы ныли, сердце бухало мощными ударами молота о наковальню. Да, это тебе не тихий чистенький безопасный бассейн на пятьдесят метров с бортиками и поручнями. Еле выползла на берег и встала на четвереньки, пережидая тошноту. Потом кое-как оделась и пошла в сторону дома на дрожащих от усталости ногах.

Не дошла до двери совсем немного. Меня вдруг резко утянули в сторону и прижали к стене. Я даже испугаться не успела, потому что узнала…

Растус. Его лицо, его запах, его тело. Как давно оно стало таким знакомым?

Пару секунд мы смотрели друг на друга. Я ошалевшая от неожиданности, он с безумием в глазах. А потом одновременно устремились вперед, сталкиваясь губами. Даже не губами – зубами, ртом, языком, телами. И сразу же вгрызлись друг в друга, как дикие звери. Он целовал совсем не нежно и трепетно, а словно ставя клеймо, присваивая, подчиняя. Я и сама сошла с ума, стонала как умалишенная открытым ртом, подставляя губы, подбородок, горло, плечи, еще влажные от морской воды.

Его руки были везде, в волосах, на шее, груди, талии, бедрах, и опять в волосах. Казалось, он хочет забраться под кожу, слиться полностью. Это не страсть, это безумие, дикость, сумасшествие. Меня еще никто так не целовал. И я никого. Не знала, что так бывает. Когда хочешь выпить его дна, и чтобы он выпил до дна тебя. Я ничего не слышала вокруг, утопала в собственных ощущениях, непривычных и ярких, мне не было никакого дела до его удовольствия. Лишь иногда, словно издалека слышала его тихий сдавленный хрип.

Он шарил руками совершенно бездумно. Буквально на мгновенье касался самых интимных мест, и вел руку дальше, не в силах остановиться на чем-то одном, будто не понимал, что делает. И я цеплялась пальцами, ногтями, зубами, жадно глотая его страсть, как живительную воду пересохшим от жажды горлом.

Я понимала, что не остановлюсь, и не остановится он. Мне было мало поцелуев, хотелось большего. Кости выкручивало от желания это получить. Касания Растуса стали жесткими, нетерпеливыми, почти болезненными. Вдруг он обхватил ладонью мое бедро, завел ногу себе за поясницу и вжался напряженным пахом, еще сильнее пластая по стене.

– Вот вы где… – ледяной, пробирающий до мурашек голос раздался сзади. Фабий… Черт! Как же вовремя и не вовремя одновременно! Раст резко вздрогнул, отпустил меня и развернулся, закрывая спиной. Окончательно оклематься помогла следующая фраза.

– Ладно братец. Он всегда был неразборчивым и не пропускал ни одной девки. Но ты… строила из себя недотрогу. А на деле… Как и все прыгнула в постель домина.

Допустим, еще не прыгнула. Но наш вид, подозреваю, был впечатляюще однозначным. Не знаю, как мы выглядели со стороны, но я раньше занималась любовью с гораздо меньшим пылом, чем сейчас целовалась. Опыт у меня был так себе. Я и невинность потеряла чисто из любопытства, а не по большой любви. Все мои знакомые избавились от нее еще в школе, а я аж до второго курса дотянула. Иногда было приятно, иногда не очень. С последним бойфрендом Сашкой мне даже удалось испытать оргазм. Хотя… после поцелуя с Растусом я начала сомневаться в том, что это был именно он.

– Иди к себе, – произнес Фабий холодно, – а я потолкую с братом.

Мне было плевать на его приказы, я сама хотела сбежать отсюда так далеко, как только возможно. Вспышка страсти вымотала до донышка, я доползла до спальни почти на четвереньках, ведь нужно было еще смыть с себя морскую соль. Зато спала как убитая, даже обычные в последнее время кошмары не мучили.

Утром еще раз обдумала произошедшее. Неужели, влюбилась? Нет, не может быть. Этот легкомысленный балбес просто единственный в доме человек, кто видит во мне личность, а не инкубатор. А то, что домин впечатляюще красив, харизматичен, обаятелен, так это и ежу понятно.

Я всегда считала себя рациональной и сдержанной, вчерашний всплеск меня реально испугал. Инстинкты? Да бросьте! Я не подвержена ничему приземленному, всегда могла обосновать и разложить по полочкам любую эмоцию. И даже хвасталась девчонкам, что низменные чувства – зависть, ревность, страсть ниже моего достоинства. Пока сама не ощутила эту самую страсть. Умные мамины советы, установки, десятки прочитанных книг полетели к чертям. В тот момент не было ни одной мысли в голове, лишь оглушающий грохот сердца, мучительная ломка и вывернутая наизнанку логика.

Страсть она как петарда, неизвестно куда полетит и где взорвется. Отключает мозги, превращает человека в животное, следующее своим инстинктам, точнее одному единственному – спариться с таким же безбашенным существом, соединиться, продолжить род. Это не любовь, это намного хуже. Любовь, по крайней мере, можно понять и объяснить. Общие интересы, уважение друг к другу, внимание, нежность, забота. Страсть же перечеркивает крест-накрест логику и рассудительность, это безумие, сумасшествие, полная неспособность думать и планировать.

Сейчас мне она не то, что противопоказана, но и губительна.

– Раст, ты сегодня же покидаешь остров, – за завтраком объявил Фабий. Я постаралась не вздрогнуть, не погрузиться в отчаяние оттого, что остаюсь одна в этой роскошной тюрьме. – Это не обсуждается. Отец срочно вызывает тебя в Рим.

Младший промолчал, но скрип зубов я услышала отчетливо, хоть и была далеко. Весь завтрак я чувствовала напряжение Растуса, тот был сжат как пружина. Сидел за столом с окаменевшими мышцами и неподвижным лицом, лишенным всяких эмоций, что на него абсолютно не похоже. Казалось, сдерживается изо всех сил.

– А тебя, – Фабий повернулся в мою сторону, – сразу после завтрака приглашаю на небольшую экскурсию. Очень полезную для понятия ситуации, в которой ты оказалась.