Хан Кене - Есенберлин Ильяс - Страница 9
- Предыдущая
- 9/75
- Следующая
Но что делать, если приходится уже вот так, тайно, бежать из родных мест и из ночи в ночь ждать солдатского залпа из темноты. Самое плохое — чувствовать себя гонимым зайцем, над которым кружатся вдобавок коршуны-султаны. Броситься навстречу и погибнуть? Это было бы самым легким делом. А женщины, дети, будущее рода?.. Нет, он отвечает за людей перед старыми могилами и таинственными каменными изваяниями, поставленными здесь предками. Пропасть рядом, и надо не оступиться…
Да, море должно быть единым. Он видел на солевых промыслах: отгороженная от моря часть воды быстро высыхает и лишь пухлый белый порошок остается на дне. Так и оторвавшиеся роды… Только аулы родов алтай, алтын, тока и уак пошли за Есенгельды и Саржаном, сыновьями Касыма-тюре. И сколько лет уже безуспешно борются они с сибирским губернатором и его подручными султанами — Конур-Кульджой и Зильгарой.
Кто следует за ним, кроме табынцев? А ведь возмущены все, взволнована вся степь. Значит, даже среди потомков Аблая не находится авторитетного человека. Если появится такой человек, то он, батыр Жоламан, сам переломает хребет своей гордости и властолюбию, во всем подчинится ему и карать будет всякого из табынцев, который вздумает вспомнить старые распри…
Каким должен быть этот человек? Батыров много, и все отважны. Но одной отваги мало: нужны еще ум, мудрость, хитрость, красноречие, сдержанность, решительность и многое-многое другое. Неужели не родилось на казахской земле человека, соединяющего в себе эти необходимые вождю качества!.. Десятки известных батыров, султанов, биев проходили перед его мысленным взором, и быстрее всех промелькнуло скуластое загорелое лицо Кенесары, среднего сына Касыма-тюре. Он уже выдвинулся, прославился в нескольких схватках, но множество степных батыров имело на своем счету не менее славные дела. К тому же живы были еще отец и старшие братья, которые по древним степным законам прежде него имели все права на славу и власть…
Зашелестела трава внизу. Скосив глаза, Жоламан-батыр определил в серой тьме очертания статной фигуры. Хороший, легкий шаг у его племянника Байтабына. И преданность настоящего воина своему делу. Ни одной лишней минуты не отдал он отдыху после выматывающей скачки через степь: только исполнил его просьбу-приказ повидать старую женщину. И понял он, что Жоламан хочет поговорить с ним наедине…
Он был единственным сыном старшей сестры Жоламан-батыра, отданной замуж в род есентемир, относящийся к Младшему жузу. Безудержно отважным, ловким и находчивым стал Байтабын, когда подрос. Хотя и не выказывал этого Жоламан-батыр на людях, но больше всех любил своего племянника. Сердце у него было не на месте, когда отправлял Байтабына на какое-нибудь опасное задание.
— Все мне казалось, что чье-то ружье целит в меня, пока тебя не было!…
Это невольно вырвалось у батыра, и он прикоснулся губами к холодному лбу Байтабына. Тот смутился от дядиной ласки, понимая, что для Жоламан-батыра он еще несмышленый мальчик. И дядя, видно, понял состояние племянника, потому что резко выпрямился и спросил уже обычным твердым голосом:
— Много ли этих солдат?
— Два отряда. В том, что идет за нами, больше ста человек. Вверх по правому берегу Илека идут они, и у каждого через плечо по ружью. Сам Кара-бура с коржуном командует ими.
«Кара-бура с коржуном». Это был известный всей степи хорунжий Карпов, огромного роста человек, вся грудь и руки которого обросли густыми черными волосами. К тому же крутого, звериного нрава был он, и не случайно поэтому прозвали его диким черным верблюдом, да еще с коржуном, по созвучию с его чином. Так и вошел он в степные предания…
Сотня ружей… Много времени уходит на то, чтобы зарядить их, но у сарбазов Жоламана не было и одного такого. Не в счет несколько длинноствольных хивинских мультуков, которые опасней для стреляющего, чем для того, в кого целятся. Длинными соилами, окованными палицами и луками были вооружены джигиты. Что ж, на луки вся надежда. Недаром с раннего детства носятся по степи мальчики, со ста шагов поражая в голову неосторожно высунувшегося из норы суслика. Красиво расшитые колчаны из плотной кошмы висели на луках седел у джигитов, и ровной линией виднелось жесткое оперение стрел. Некоторые из них были помечены желтым или красным пером, что означало яд гюрзы или слюну павшей от ящура коровы. Их нельзя было трогать рукой с острого конца, эти стрелы, и мало кто выживал из пораженных ими. Испокон веков пользовались в трудный час этим грозным оружием жители степи и не раз вынуждали к уходу завоевателей. Они знали, что и сами порой не смогут уберечься от мора, который начинался в степи от их стрел, но вольность всегда была для них дороже жизни…
Все это знал батыр Жоламан, и глаза его смотрели в ночь. В глубоком раздумье потрогал он свою хорасанскую саблю.
— А пушки есть у них?
— Нет, этого у них не видели.
— Тогда будет полегче…
— Говорят, у них много пороху и серы. Сам я не видел, но видевшие передают, что большая бочка с порохом находится на самой последней телеге в их обозе. Запряжена эта телега парой гнедых лошадей, а бочка обернута черной кошмой…
— И это надо намотать себе на ус. — Жоламан, будто вспомнив что-то, резко повернул голову к Байтабыну: — Среди них не видели белоглазого Джебраиля или Алексалды Гнусавого?
О двух самых опасных людях спрашивал Жоламан-батыр. Оба они, урядники Илецких укреплений, по имени Гаврила и Александр, были здешние, пограничные. Они хорошо знали степь, язык и обычаи казахов. Но в отличие от простых русских людей, которые сжились со степняками и стали среди них своими, эти двое использовали во зло свое знание. И клички, как водится среди казахов, они получили соответственные. Гаврила при допросах страшно вращал белками глаз, а Александр противно гундосил, выматывая душу. Жестокости они были необычайной даже для нравов, царящих в пограничных крепостях. Женщины в степи пугали детей их именами. Если они с отрядом, то дело осложняется. В молодости оба они сами были конокрадами, и их не проведешь обычными степными хитростями, как можно это сделать с прямолинейным и недалеким служакой Карповым. А местность по берегам Илека они прекрасно знают: во всех карательных набегах участвовали…
Каждого человека в крепостях знали казахи, его привычки, характер, сильные и слабые стороны. Одних уважали, и дом степняка всегда был открыт для такого человека, других ненавидели, но и то и другое было заслуженно…
— Оба они в другом отряде — хана Сергазы, — пояснил Байтабын. — Там тоже около ста человек. Но новых ружей у них меньше. Половина из них — просто ханские туленгуты с пиками. А напасть они собираются при нашем отступлении — на слиянии трех озер. Так наш человек из их отряда передал…
— Хотят, как диких лошадей, взять нас с двух сторон?..
— Да, они, наверно, так хотят.
— Что же, мы ведь тоже ловили диких лошадей… — Жоламан-батыр неопределенно усмехнулся и вдруг, повернувшись к Байтабыну, спросил в упор: — Удалось тебе увидеть Акбокен?
Он ожидал этого вопроса, Байтабын, и широкие плечи его бессильно поникли.
— Н-нет…
Дочерью одного из мирных людей рода табын была Акбокен. По древнему обычаю, Жоламан-батыр на правах дяди Байтабына договорился с отцом девочки об их помолвке, когда сам Байтабын делал первые шаги по земле, а она еще лежала в пеленках. Чем уж это объяснить, но такие помолвки нередко бывали удачными. Видно, так получилось и на этот раз. Необычной красоты росла девочка, и однажды во время праздничной байги ее увидел хан Сергазы. Тогда на скачках первым пришел знаменитый ахалтекинский скакун, принадлежащий роду табын. Еще издали все присутствующие любовались гордой головой, мощным, размашистым шагом коня. Но старый хан не смотрел на коня. Глаза его не отрывались от маленькой стройной фигурки, словно влитой в могучую гладкую спину животного. Это и была тогда еще восьмилетняя Акбокен…
Опытным ценителем женской красоты слыл в степи хан Сергазы, и глаза его не ошиблись. Прошло немного лет, и не было уже в степи красавицы, равной Акбокен. А хан тогда еще, не дожидаясь конца празднеств, приказал Жантемиру — отцу девочки — переехать в ханскую ставку и сделал его своим туленгутом. Дело в том, что, по принятому обычаю, туленгут не имеет права ни сам жениться, ни выдавать замуж дочь без разрешения своего хана. Через некоторое время Жантемир вынужден был вернуть сестре Жоламан-батыра полученный от нее за дочь задаток в счет калыма, составлявший несколько голов скота.
- Предыдущая
- 9/75
- Следующая
