Н 6 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 23

Васенцова и Саенко я гонял с особым остервенением, жалея, что не могу им передать часть своей силы. Бедолага Саенко через час отработок падений лег на газон и простонал:

— Не могу больше.

До трех дня оставался час. Я без спешки принял душ, потом позвонил Семерке, чтобы спросить, что происходит и к чему готовиться, но трубку она не взяла. И через пятнадцать минут, и за пять минут до визита к военкому тоже не взяла.

Что ж. Наполненный гневом праведным, я отыскал кабинет начальника с табличкой «Кубиков Н. И.», постучал. Из-за двери донесся зычный бас:

— Входите!

Я переступил порог, остановился в середине комнаты и отчеканил:

— Нерушимый Александр прибыл по врученной сегодня повестке.

Помнится, в юности нас гонял в военкомат военрук, проинструктировав, как вести себя перед комиссией. Стоишь ты в одних трусах посреди комнаты перед незнакомыми людьми, точно раб на невольничьем рынке. Ошибешься в формулировке — «Пошел вон!» Не можешь сказать, в каких войсках хочешь служить — опять «Пошел вон» — и жди полчаса.

Сегодня все было не так, неправильно, без комиссии. Майор Кубиков, осмотрев меня с головы до ног, не спешил что-либо говорить. А на языке вертелось: «Надо было войти в трусах»?

Наконец майор набрал кого-то по внутренней связи и сказал:

— Антон Иосифович, зайдите, пожалуйста. — А мне кивнул на стул напротив своего стола. — Присаживайся.

Даже так?

— Позвольте поинтересоваться…

Прервав меня, отворилась дверь, и в кабинет вошел еще один майор — низкорослый, круглолицый и кряжистый. Чуть раскосые глаза, нитка плотно сжатых губ. Кубиков глянул на меня, все так же стоящего посреди кабинета, и удалился.

Вошедший воцарился за столом, открыл лежащую на нем папку — вероятно, мое личное дело. Чуя неладное, я сосредоточился на его желаниях и услышал уже знакомый белый шум. Твою мать, бээровец! Черт побери! Я засветился при побеге, и теперь скрывать способности нет смысла.

Это что же, конец моей футбольной карьеры?

— Присаживайся, — сказал теперь уже этот майор, как бы намекая, что разговор пойдет в неофициальной обстановке, почти на равных. — Александр Нерушимый, 2004 года рождения.

— Позвольте поинтересоваться, — сказал я теперь ему, — существует указ товарища горского от 24 февраля 2023 г, что в связи с участием нашей сборной в чемпионате мира по футболу, футболисты Высшей, Первой и Второй лиг освобождаются от несения воинской службы. Опираясь на этот указ, я смею предположить, что произошла ошибка.

Теперь уже ясно, что ошибки нет, но как-то же надо свои права обозначить.

— Никакой ошибки нет. — Он протянул мне распечатку какого-то документа. — Вот этот указ, ознакомьтесь внимательно.

Я уже примерно знал, что там увижу. Скользнул взглядом по знакомому тексту и остановил его на подпунктах, которых не было в общем доступе.

'Действие закона не распространяется:

на время проведения военных действий, в случае чрезвычайных происшествий, гражданских волнений в стране, а также любых событий, угрожающих безопасности и стабильности Родины;

на граждан категорий А1'.

— Предвидя твой вопрос, вот, — сказал майор и положил на стол еще документ.

«Положение о статусе граждан категории А1».

Я прочел его. Гражданами категории А1 являются люди со скрытыми или явными способностями, пока не подтвержденными наукой, будь то физические или психические возможности, в разы превосходящие таковые у обычных граждан. Далее следовал список умений, явно не полный, потому что заканчивался он «и так далее».

Место на столе занял следующий документ, содержание которого майор воспроизвел по памяти:

— В виду опасности, которую вольно или невольно способны представлять граждане категории А1, данные призывники, вне зависимости от пола и прохождения воинской службы ранее, призываются исключительно в специально адаптированные спецподразделения, где проходят подготовку и инструктаж.

Я не чувствовал касания к своему разуму, но на всякий случай спрятал мысли о Микробе, своих талантах и Семерке, которая меня кое-чему научила, в белый мешок, — не хватало еще друзей подставить!

— Я не считаю себя гражданином категории А1, — спокойно сказал я.

Майор пожал плечами.

— Ты слишком много наворотил дел, чтобы отрицать очевидное. Есть закон, граждане обязаны его исполнять. Уклонение от призыва карается.

«На то особый отдел, на то особый режим, на то особый резон», — крутилось в голове.

— А что за специально адаптированные спецподразделения? — спросил я.

Представилась воинская часть, находящаяся далеко от мира и обнесенная высоким забором, где подобные мне содержатся примерно, как в тюрьме.

— Это секретная информация.

Антон Иосифович принялся заполнять, похоже, другую повестку, говоря:

— Прежде чем получить к ней доступ, ты должен пройти освидетельствование и подписать ряд документов. Все это произойдет по прибытии на место.

Я скрипнул зубами и по возможности спокойно сказал:

— Я отказываюсь становиться гражданином данной категории и считаю, что гораздо больше пользы принесу обществу, будучи на своем месте. А мое место — на воротах.

Напротив меня легла повестка. Мне надлежало прибыть сюда же 10. 05. 2024 в 9.00 с личными вещами и документами.

И что делать? Не подписывать? Не явиться, сославшись на занятость? Так под белы рученьки доставят. Надо предупредить Микроба, чтобы не злоупотреблял умением, а то и его постигнет та же участь.

Черт, черт, черт! Только из одной неволи вырвался, выдохнул, расслабился — и вот опять, теперь уже навсегда.

— Я не готов распрощаться с карьерой футболиста, — сказал я. — И подписывать ничего не буду, потому что не согласен с вашим вердиктом. Я — обычный человек, а не то, что вы мне приписываете!

Пусть доказывают. Если не докажут — обязаны будут вернуть в команду.

Майор вскинул бровь, сощурился и объяснил:

— Освидетельствование — не просто энцефалограмма, а вердикт компетентной комиссии. Поверь мне как ее председателю, тебя признают гражданином категории А1.

Хотелось передать привет генералу Ахметзянову, точно ведь его рук дело! Майор сверлил меня взглядом, я смотрел на него и чуял, что он не все сказал, есть у него какой-то козырь в рукаве, и в мыслях все вертелись слова Семерки о том, что к самородкам не применяют насилие. Но если вот это — не насилие, тогда что?

— В одном я с тобой согласен, — наконец снизошел до ответа Иосифович, — гораздо больше пользы Родине человек принесет на своем месте и занимаясь любимым делом.

Злой полицейский — добрый полицейский… Развел меня, как мальчишку! Кажется, я знаю, что он мне сейчас предложит, рассчитывая, что, напуганный перспективой службы в БР, я буду до потолка от счастья прыгать.

— В «Динамо» не пойду, — отрезал я. — Упекайте в эти ваши лагеря.

Майор снисходительно улыбнулся.

— Я хочу предложить кое-что поинтереснее.

— И что же вы мне предложите? — поинтересовался я, опять вспомнив слова Семерки о ненасилии и думая, что начался торг.

— Я хочу попросить тебя об услуге, и если согласишься нам помочь, то через месяц-полтора, в зависимости от того, насколько успешно пойдут дела, вернешься в свою команду… если захочешь.

— И меня потом, как не стану нужен, не отправят в эти ваши специально адаптированные подразделения?

— Нет, — улыбнулся Антон Иосифович, — слово офицера! Ты будешь более полезен на своем месте. А обучение пройдешь уже потом, если появится необходимость или если захочешь. Ты согласен с нами сотрудничать?

— С нами — это с кем? — уточнил я. — И как я могу ответить утвердительно, не зная, на что подписываюсь?

— Кстати о подписи, — майор протянул ручку. — Расписаться в повестке нужно вне зависимости от твоего решения, но что-то мне подсказывает, оно будет правильным.

Не хотелось этого делать, но выбора у меня не было. Обложили так обложили. Будь ты хоть патриархом всех одаренных, как Горский, тебе не выстоять против системы, упереться — сделать себе хуже, все равно меня теперь в покое не оставят. Я поставил подпись в повестке и откинулся на спинку стула.