Бесобой - Кутузов Кирилл - Страница 11

Зеленин, конечно, врал. Нет, он и правда мог любого перекупить, но паскуда, которая кончила Борю с Захаром, от него если чего и получит, то только пулю в жбан.

— Ты всё неправильно понял, — ответил гость. — Я не киллер. Я за ответами пришёл…

— Журналист, что ли? Ну вы, конечно, вообще по беспределу работать начали. Водку будешь?

— На работе не пью, — гость отодвинул бутылку от Зеленина. — И тебе не советую. Расскажи лучше, кто тебе поставляет «Врата Ада» и кто конкретно твоими руками души собирает.

Сколько он всего, оказывается, знает… А ещё он бывалых убийц Борга и Зорга грохнул. Может, рассказать ему всё как есть? Сдать ему всю цепочку, а потом… пойти каяться, замаливать грехи. Все деньги, неправедно нажитые, отдать на благое дело… Построить больницу!

— Да хорош уже! Не смешно. Я тебя не ради шуточек твоих позвал. Что с этим умником делать будем?

— Позаговаривай ему зубы пока.

Зеленин изобразил отчаяние:

— Я не могу, дружище… Мой хозяин — он ведь меня прикончит. Я же сам не в восторге от всей этой погани с душами. Но ты же наверняка знаешь: если подписал договор, обратной дороги нет. Да конечно знаешь. Вот эти наколки светящиеся — это тебе твой демон подогнал?

В кабинет влетел синий чёрт, держа мешочек с песком в хвосте:

— Ага, ты угадал. Просто Данила у нас дурачок и вместо того, чтобы продать душу кому-нибудь нормаль-ному, загнал её мне, самому плюгавому чёрту на свете.

Зеленин опешил:

— Чё, правда, что ли? Ты душу этой крысе толкнул? Совсем дурак, что ли?

— Во-первых, моя душа, в отличие от твоей, всё ещё при мне. А во-вторых, не надо недооценивать мою крысу, — Данила сложил руки на груди. — Шмыг, вызывай его начальника, с этим говорить бесполезно.

Шмыг криво улыбнулся:

— Зорек, сын Маммона, демона алчности и сребролюбия, яви свой истинный лик!

Зорек, в принципе, чем-то напоминал Шмыга. Только он был крупным, зелёным и рук у него было не две — четыре, и походил он скорее на рептилию. В одной руке Зорек держал трезубец, а в другой — древко, к обоим концам которого были приторочены лезвия кос.

Шмыг махнул Бесобою лапой:

— Я… это самое… где-нибудь пойду потусуюсь. Не хочу ему под руку попадаться. Эти маммониды — они всё что угодно жрут.

Демон безотрывно смотрел на Бесобоя круглыми жёлтыми глазами.

— Мой подчинённый тебя, конечно, не узнал. А вот мне известно, кто ты. Я даже польщён… Высшие силы приказали своей марионетке меня прикончить! Выходит, Зорек им как кость в горле? Это приятно…

— Не обольщайся, ящерица, — Бесобой выстрелил в демона, но промахнулся. — Я вышел на тебя совершенно случайно. Слуги твои наследили. Не шибко умные, значит. Под стать хозяину.

Зорек зашипел от злости, а Бесобой начал стрелять уже с двух рук.

Демон вскинул косу с двумя лезвиями и стал вращать её с такой нечеловеческой скоростью, что из-за созданного им вихря пули просто отскакивали. Когда магазины обоих пистолетов опустели, Зорек бросился на Бесобоя:

— Что, у пчёлки жало пообломалось?

Бесобой выхватил из-за спины обрез:

— Ничего страшного, у пчёлки обрез есть.

Разъярённый Зорек попытался разрубить Бесобоя косой:

— Что за глупости? У пчелы не может быть обреза!

Шмыг задумчиво протянул:

— Ну, если пчела здоровая или обрез маленький, то…

Бесобой направил оружие прямо в морду демону. Тот с утробным криком швырнул в своего противника трезубец. Обрез полетел на пол. Жадные рога огромной вилки прошли в сантиметре от лица Бесобоя. Но, кажется, Зорек не собирался протыкать свою жертву: удар трезубца лишь пригвоздил Бесобоя к стене.

С торжествующей миной демон приблизился к своему врагу — обездвиженному и обезоруженному — и зашипел:

— Есть что сказать перед смертью, а?

— Всегда хотел попробовать демона фламбе… — Данила нащупал рукой бутылку виски, стоявшую на тумбочке рядом, и одним ударом разбил её о голову Зорека. А спустя долю секунды Шмыг, кончик хвоста которого превратился в маленький огонёк, поджёг зелёную макушку демона, обильно залитую виски.

— Такую хорошую выпивку приходится на эту жабу зелёную переводить… — с досадой в голосе заметил чертёнок.

Зорек метался по кабинету Зеленина, пытаясь потушить охватившее его пламя. Он побросал всё своё оружие на пол и лупил себя уже всеми четырьмя ладонями. Навредить демону по-настоящему огонь не мог, но боль причинял невероятную. Зорек уже не кричал, а буквально выл:

— Ууууу! Твари! Я вас на части разрублю и сожру! С потрохами!

— Всё вы, Василий Иванович, только грозитесь… — Бесобой смог-таки высвободиться и тут же озаботился поисками нового оружия. Трезубец был слишком тяжёлым и громоздким, а вот коса…

Бесобой взвесил древко с двумя лезвиями в одной руке. Решил, что вращать его так же ловко, как Зорек, он не сможет, а вот если…

Он сломал древко об колено ровно пополам — теперь в его распоряжении было целых две одинаковых смертоносных косы.

«Самое то, чтобы демонов шинковать…»

Светящиеся узоры, покрывавшие руки Данилы, начали змеями расползаться по лезвиям кос.

Зорек только теперь совладал с пламенем, подобрал трезубец и оскалил клыки. Когда боль отступила и демон смог думать хоть о чём-то кроме жадного огня, пожиравшего его макушку, он понял, что начинает входить во вкус:

— Ладно, готов признать — кое на что ты способен. Я уже века три так не дрался, — он легко перебросил трезубец из одной пары рук в другую. — Так что я не стану жрать тебя целиком. Велю из твоих рёбер сделать себе броню.

«Жадность и прожорливость маммонидов — отродий Маммона — в Аду вошли в пословицу. Пока одни демоны черпают удовольствие из многообразия вкусов, а другие — из осознания того, что имеют они больше, нежели другие, маммонидов же пленит тот самый миг, в который голод обращается сытостью. Многие мудрецы настаивают на том, что цель маммонидов — вычленить этот миг и застыть в нём, как в наиболее гармоничном моменте существования, однако если вы свели знакомство хотя бы с одним маммонидом, то вам не составит труда понять, что такие сложности уж точно не для их племени.

Иллюстрацией нехитрого устройства маммонидского разума может служить поучительная и курь-ёзная история учёного по имени Сантурай. Этот Сантурай был врачом и получил в наследство от богача, которого пользовал, целое собрание скрытых книг. Сантураю хватило ума разгадать их тайны, и однажды, наслушавшись их песен, он решил призвать в мир смертных двух демонов из рода Маммона. Демонами этими стали Хелус и Дринус. Сантурай держал демонов в нарисованных клетках, из которых они не могли выбраться. Маммониды понадобились учёному для того, чтобы отмерить бесконечно малую величину. Он рассудил так: если дети Маммона не интересуются природой и размером ими пожираемого, то одного из них без труда удастся уговорить разделить материю на малейшие частицы, каждая из которых сможет его насытить.

Хелус и Дринус поначалу бунтовали против призывателя и не слушали его речей. Однако со временем Сантурай сумел разъяснить им выгоды своего предложения. Хелус и Дринус рассудили, что иметь бесконечное количество блюд на своём столе — завидная участь, и принялись делить окружающие сущности, пользуясь своей демонической мощью. Много месяцев демоны мельчили материю, а Сантурай наблюдал за этим безотрывно, потому что не мог даже глаз сомкнуть, не нарушив целостности нарисованных клеток. И однажды Хелус или Дринус сказал: „Хозяин, я ощущаю в себе малую частицу, которую более невозможно разделить!“ Сантурай обрадовался: „Так выплюнь её сейчас же! Я хочу на неё посмотреть!“ Демон отвечал: „Хозяин, Вы не поите нас водой и вином, моя глотка пересохла, и частица прилипла к нёбу. Вот, сами смотрите!“ Маммонид ощерил пасть, Сантурай, чей разум без сна давно повредился, пролез сквозь прутья клетки, чтобы рассмотреть частицу, и демон немедленно пожрал призывателя.

Увы, не знал демон, что без создателя клетки разрушить её невозможно, поэтому Хелус и Дринус так навсегда и остались жить в подвале роскошного дома Сантурая. Правда, горя им такой исход тоже не принёс: они научились питаться малейшими частицами, удовлетворяя ничтожным количеством вещества все свои потребности, и, как говорят всеведающие, живут в тех нарисованных клетках по сию пору».