Стеклянные крылья - Энгберг Катрине - Страница 32

Великану что-то известно. Она видела это по тому, как он стоит. Черт возьми, она это почувствовала! Он знает Марию. Возможно, она ему нравится.

– С понедельника в Копенгагене произошло три убийства, и преступника не нашли. Мария знала погибших. Возможно, преступника тоже знает. Я хотела бы найти ее первой.

Он отвернулся, подошел к полке и порылся в книгах. Затем вернулся к ней с папкой.

– Она здесь больше не живет. Если мы говорим об одном и том же человеке.

– Но она здесь жила?

Анетта не могла скрыть нетерпение.

– Опять же, если мы говорим об одном и том же человеке. Прошлой зимой она жила в комнате чуть дальше по коридору. А весной ушла – стала жить на улице.

– Но ты ее знаешь! С ней все нормально? Она выздоровела?

Великан поднял бровь – даже пирсинг звякнул.

– Ты меня спрашиваешь, выздоровела ли она? На меня посмотри!

Анетта даже рассмеялась.

Он посмеялся с ней – явно оттаял.

– Здесь живут только те, кого потрепала жизнь. Марии пришлось непросто, но она хорошая девушка.

– Ты знаешь, где она сейчас?

Он стал перекидывать папку огромными ладонями. Затем, видимо, решил ей довериться.

– Она живет у графа. Во Френеденс-хавне, рядом со Свободным городом Христианией.

– Твою мать! – вырвалось у Анетты.

– Всегда пожалуйста! – сказал великан.

Она увидела, как в темноте сверкнули его зубы, и решила, что он улыбается.

– Да, извини, вообще-то я и не ожидала, что найду ее…

– А ты ее еще не нашла. Но если найдешь и это та самая Мария, которую я знаю, отдай ей это. Общий проект, мы над ним вместе работали. Если не найдешь, то просто выброси.

Анетта забрала у великана папку.

– Сама дорогу назад найдешь? Мне не охота подниматься на платформу днем.

– Найду. Спасибо.

Она пробралась по коридору, по которому пришла, и с трудом выбралась на уровень улицы – осталось проползти последние метры к свету. К клаустрофобии у нее предрасположенности нет, но когда она вновь стояла под аркой и вдыхала свежий воздух, глядя на темные облака на небе, чувствовала огромное облегчение. Что побуждает людей жить под землей?

Что побудило девушку спуститься к монстрам тьмы?

Анетта могла придумать лишь одну уважительную причину: Мария Бирк спасалась бегством. Почему она пряталась?

Анетта заглянула в папку, которую ей дал великан. Совершенно обыкновенная, потертая, с резинкой. Она приподняла обложку и увидела толстую пачку бумаг, вроде бы какие-то медицинские термины… текущее расширение подгрупп аффективных расстройств… диагностические категории в психиатрии…

Она закрыла папку и оглядела себя. Если не успеет домой раньше Свенна и ребенка, будет трудно объяснить, каким образом ее одежда окрасилась в темно-серый от пыли и грязи, раз она спокойно спала на диване. Внутри жгло от вранья.

Фреденс-хавн. Как бы ей туда попасть?

Йеппе успел два раза обойти забитый посетителями ресторан на Стуре-Страндсгаде, прежде чем нашел Петера Деманта на улице – во дворике под навесом. Он сидел один за столиком на двоих и читал, держа книгу над тарелкой с остатками стейка. В открытом очаге горел огонь – видимо, ради одинокого психиатра и его книги. Йеппе пришли на ум художники прошлого столетия, жившие в Париже.

В крепком темноволосом и кудрявом мужчине, который сидел один, была некая меланхолия – романтика и в то же время грусть.

Фальк остался в управлении – организовать наблюдение за сотрудниками интерната и просить шведскую полицию найти Лисбет Рамсгорд. По правде говоря, у Йеппе не было сил тащить его с собой, хотя ему не следовало бы допрашивать подозреваемого одному. Но про это не обязательно кому-то знать.

Когда Йеппе подошел к столику, психиатр медленно поднял глаза от книги, держа палец на странице в том месте, где он остановился.

– Да?

Не то чтобы недружелюбно, но и не особо доброжелательно.

– Йеппе Кернер. Из Копенгагенской полиции. В вашей приемной мне сказали, что вас можно найти здесь.

– Я обедаю.

Его лицо по-прежнему ничего не выражало.

– Приятного аппетита. – Йеппе сел. – Мне нужно задать вам несколько вопросов: убиты ваши бывшие коллеги – вы вместе работали в интернате «Бабочка». Так как есть вероятность, что вам могут быть предъявлены обвинения и ваши слова могут быть использованы против вас в суде, вы имеете право не отвечать. Естественно, мне бы хотелось, что вы нам посодействовали.

Демант загнул уголок страницы и отложил книгу. Затем отставил тарелку, положил руки на стол и кивнул.

– Где вы были последние три ночи?

– Дома. В своей постели. Вчера в 22:00 у меня была сессия по видеосвязи с клиентом, который живет во Франции.

– Как зовут клиента?

Психиатр усмехнулся.

– Вы прекрасно знаете, что я не могу ответить на этот вопрос. Я врач и обязан хранить врачебную тайну.

Может так случиться, что эти обязательства с него довольно быстро снимут, подумал Йеппе, но не стал развивать тему.

– Насколько близкие отношения связывали вас с убитыми?

– Их не было. Я не общался с теми, кто работал в интернате Риты, с тех пор, как он закрылся. А тогда я более-менее знал только саму Риту. Я был консультантом, а не постоянным сотрудником – приходил и уходил.

Говорил он спокойно – даже бровью не повел.

– Вы не поддерживали отношения ни с одним коллегой из «Бабочки»?

Он пожал плечами.

– С чего бы? Я человек занятой. «Бабочка» – лишь одно из учреждений, с которыми я сотрудничал, а когда два года назад интернат закрылся, мои услуги стали не нужны.

– Ну а когда вы работали – какими были ваши отношения с коллегами?

Психиатр снова улыбнулся. Похоже, он из тех, кому приходится прилагать усилия, чтобы не говорить с собеседником снисходительно.

– Помимо того, что у меня есть частная практика, я работаю с Биспебьергом и Глострупом, а кроме этого, консультирую клиники и журналы – и это помимо деятельности на международном уровне. Вы представляете себе, со сколькими людьми я общаюсь по работе – в той или иной связи? Боюсь показаться высокомерным, но я едва помню сотрудников «Бабочки».

– Могу я спросить, почему такой занятой человек, как вы, решил поработать в маленьком частном интернате за городом? Вроде бы не самый очевидный выбор.

Он приподнял брови.

– По-вашему, не очень престижно? А может, я предан своему делу, хочу изменить к лучшему жизнь психически больных подростков…

Йеппе не мог понять, есть ли в его тоне тень сарказма.

– А Рита Вилкинс? Она вас наняла.

Демант налил себе воды из зеленой бутылки и вопросительно посмотрел на Йеппе – тот отказался, махнув рукой.

– Рита, к счастью, одна из многочисленных неравнодушных жителей этой страны; одна из тех, кто стремится предложить подросткам, которые страдают психическими заболеваниями, условия лучше тех, что предоставляет государство. Возможность выздороветь.

Йеппе помолчал.

– Сегодня ночью Риту Вилкинс убили. Мы нашли ее утром.

Демант склонил голову.

– Печальная новость.

– У вас нет предположений, у кого могли быть основания ее убить?

Ответил он не сразу – покусывал корень ногтя большого пальца, что совершенно не вязалось с тем, насколько профессионально он держался.

– Нет.

Йеппе рассматривал круглое лицо психиатра.

– Полагаю, вы в курсе, что Пернилла Рамсгорд покончила с собой?

– Разумеется. Одна из моих пациенток в «Бабочке». Трагическая история.

– Вам известно, почему она совершила самоубийство?

– Я не могу об этом говорить. Смерть пациента не отменяет необходимость хранить врачебную тайну.

Йеппе решил, что нет смысла скрывать, что ему известно.

– По словам ее отца, в интернате за ней плохо ухаживали, что и привело к ее гибели.

Психиатр грустно улыбнулся.

– Эту песенку он последние два года поет. Мне ужасно жаль семью, но, честно говоря, утомительно, когда на тебя постоянно нападают.