Зверь 3 (СИ) - Калинин Алексей - Страница 50

Николай Сергеевич Романов сидел за столом из красного дерева и посматривал на экран дорогого ноутбука. На экране были графики, цифры, разметки… Синие линии переплетались с красными, а после устремлялись в бесконечность. Перед императором дымилась большая чашка. Аромат напитка коснулся ноздрей Бесстужева. «Сибирские травы», — пронеслось у того в голове. — «За здоровьем следит».

— Больше ему ничего не надо? — пробурчал император, мазнув взглядом по листку.

— Просил больше, но я пригрозил ему каторгой, после чего остановился на этом. По хитрой роже нельзя было сказать, что испугался, кажется, что просто набросил, как продавец на рынке.

— А давно ли ты был на рынке, Михаил Дмитриевич? — поднял бровь император. — Никак за картошкой ходил?

— Да я это для сравнения, — не отступил поверенный императора.

— Да понял я, понял, — махнул рукой Николай Сергеевич. — Просто настроение паршивое.

— Отчего же, государь? Вроде бы и дочку неделю назад вернули, жива-здорова, только чуть схуднула. Ну так это поправимо — на императорских харчах махом снова в сок войдет.

— Да не по этому поводу я печалюсь, — помотал головой император. — Не по этому. Тут другое дело, Михаил Дмитриевич… Слышал поди о владимирском боярине Карамазове?

— Который год назад представился? Так что про него слышать? Земля ему пухом, вроде бы его жена сейчас всем хозяйством заправляет…

— От этого хозяйства осталось шиш да ещё полстолько, — вздохнул император. — Как хозяин рода умер, так сразу со всех сторон стервятники и налетели. Если бы я не вмешался в своё время, то и вовсе бы пустили по миру как саму боярыню, так и дочку её…

— Так надо было приблизить её к себе, — сказал Бесстужев и осекся.

Он вспомнил, почему Карамазов был отлучен от императорского двора. От ссылки его спасли только былые заслуги рода. И вроде бы давно это было, но император вряд ли подобное забывает.

— Я тебя точно за картошкой пошлю сейчас, — устало проговорил император.

— Не извольте гневаться, государь, сболтнул лишнее, — тут же ответил Бесстужев.

— Вот снова врешь, Михаил Дмитриевич. Врешь и не краснеешь. Знаю я, что ты никогда лишнего слова просто так не скажешь. Эх, распустил я своих слуг, пора бы снова достать ежовые рукавицы.

— Прости, государь, — поклонился Бесстужев. — Ведомо мне, что не просто так ты этот разговор завел. Неспроста и Карамазовых упомянул. Что с ними не так? Почему не отдать их просто на растерзание другим боярам и не забыть, как дурной сон?

— Гамаюн сказала, что дочка Карамазовой имеет зачатки светоча. И скоро в силу войдет. А если с ней рядом дурные люди окажутся, то из светоча превратится она в подобие Бабы-Яги. Кстати, её привели?

— Да, ждет за дверьми.

— Хорошо… В общем так, Михаил Дмитриевич, ты и в самом деле прав — нам нужно приблизить Карамазовых так, чтобы не давать им упасть окончательно, но и не показывать, что мы принимаем участие в дальнейшей судьбе этого рода. А также сделать всё, чтобы не уронить честь короны. Вот такой вот рекбус, вот такой вот кроксворд… Есть задумки, как это сделать?

Бесстужев пристально посмотрел в глаза императора. Тот неторопливо опустил ресницы. Бесстужев поклонился в ответ.

— Государь, всё будет сделано. Правда, боюсь, что за такую работу он попросит больше, чем просил раньше.

— Но и задача перед ним встанет гораздо труднее. В общем, про светоча пока знаем только мы с тобой и Гамаюн. Но птица никому не расскажет, так что и ты уподобься птице — не говори ему про то, кого он будет защищать. Просто скажи, что нужно оградить от всяких-разных. И чтобы до конца стоял, чтобы жизнь положил. Ну, ты найдешь слова.

— Будет исполнено, государь. Если попросит денег…

— В пределах разумного, — кивнул император. — Сейчас позови ведьму, Михаил Дмитриевич. Чем раньше покончим с этим, тем лучше.

Бесстужев ещё раз поклонился и вышел из императорского рабочего кабинета. Через несколько секунд в кабинет ввели Бабу-Ягу. Сейчас ведьма была в своём обычном виде, то есть дряхлая и седая ведьма с растрепанными космами, крючковатым носом и торчащим из-под нижней губы клыком. На руках и ногах наручники из магического металла. Ко всему прочему и пальцы на руках были соединены между собой двумя полосками металла — чтобы не вздумала колдовать или вытворять что-то подобное.

Двое берендеев встали по бокам от ведьмы, готовые в любую секунду применить силу к опасной заключенной. Они не сводили с неё глаз.

— Пошто тревожишь, государь-батюшка? — проскрипела ведьма, кивнув императору. — Я так чудесно отсыпалась в своих палатах каменных, а меня хватают, волокут, слова не дают сказать…

— И я рад приветствовать тебя, старая. Что же ты так сильно на людей-то взъелась, что хочешь весь род людской истребить? — император сложил пальцы в знаке Дождя, препятствующем наведению порчи.

Баба-Яга с усмешкой взглянула на его руки. Потом перевела взгляд на лицо:

— Есть на то причины… есть…

— Поведаешь о них?

— Да как-нибудь в другой раз. Сейчас вообще не в настроении, — ведьма демонстративно зевнула. — А ещё я восхищена тем, что лихо вы нас с Кощеем обдурили. Это же надо так здорово всё просчитать и вывести на чистую воду. Я даже поаплодировала вам тогда. А что до причин… Ну не хочу я о них говорить. Это личное!

— А если я прикажу ребятам выбить из тебя признание? — нахмурился император.

— Тогда просто испачкаешь дорогой мрамор на полу. А признания так и не будет.

— Ясно, — вздохнул император. — Тогда скажи — чем таким ты опоила Елену, что она так долго проспала?

— Известно чем, — хмыкнула ведьма. — Да только добавила ещё кой-каких травок. Нарочитых, заговоренных, таких, что только сильное колдовство развеять может. Потому и удивилась… Государь-батюшка, вели этим добрым оборотням выйти — слово у меня к тебе есть заветное. А при них сказать не могу.

Император с недоверием посмотрел на неё. С одной стороны — что может сделать закованная в магический металл престарелая женщина, а с другой стороны… Всё-таки она грозный противник. Мало ли что может случиться?

— Не бойся, государь-батюшка, ничего я с тобой делать не буду. Мне только слово сказать, а дальше пусть воины заходят.

— Я и не боюсь, — хмыкнул Николай Сергеевич, потом подал знак берендеям.

Охранники с неохотой вышли, поглядывая на улыбающуюся ведьму. Как только дверь за ними закрылась, так она сказала:

— Я удивилась тогда, что дочь твоя с легкостью очнулась. Ведь заговорила я своё зелье на то, чтобы проснулась она только от моего колдовства. Или от того, что поцелует её суженый-ряженый. Чего глаза выпучил? Захотелось мне так, вот и заколдовала. А то, что она проснулась от ведьмака… Тут уж суди сам, государь-батюшка. Похоже, что погуляем ещё на свадьбе широкой. Меня тамадой возьмёшь? Хи-хи-хи.

И так от её мерзкого смеха стало погано на душе императора, что и не передать. Николай Сергеевич сдвинул губы так, что они превратились в одну тонкую полоску, а потом произнес:

— Не бывать такому! Никогда!

— Моё колдовство верное, — хихикнула ведьма. — Никогда не подводило. Любой другой поцеловал бы её — ничего бы не случилось, а ведьмак…

— Охрана! — крикнул император.

В кабинет тут же ворвались берендеи.

— Уведите заключенную! — скомандовал император.

— Ведите меня, молодые и красивые! — вскинула руки Баба-Яга. — Ведите! Давно я с парнями не гуляла, а тут сразу двое… Вот ты, губастенький, хочешь я тебе на жену погадаю?

Так болтая, она скрылась за дверью.

Император посидел немного, подышал, пытаясь успокоиться. Успокоиться не получалось. Перед глазами вставал тот самый ведьмак, лежащий под Еленой, и их соединенные губы.

Лицо Николая Сергеевича покраснело, он вскочил и запустил хрустальной пепельницей в дверь. Солнечные осколки разлетелись по блестящему мрамору, запрыгали раскидывая в разные стороны солнечные зайчики.

— Не бывать такому! Никогда не бывать!!! — прокричал император в закрытую дверь.