Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ) - Смолин Павел - Страница 3

— Всегда нужен адаптационный период, — кивнул я. — У вас там товарищи Стругацкие сидят, — кивнул в сторону коридора. — И мне просто любопытно — зачем?

— За Занавесом же издаются, — пожал плечами Полевой. — И до тебя издавались. Обычное согласование важных бюрократических моментов, — поморщился, как бы показав, где он эту бюрократию видал.

— Понял! — отозвался я. — Тогда мы пойдем книжки заносить куда следует. После командировки с вами встретимся, про канал подробно поговорим.

— Куда тебя отправляют?

— В Японию.

— Удивительно — какой-то невнятный, уж извини, рассказик в картинках хрен пойми про что, а такой эффект, — приложил «Наруто» Полевой.

— Вы пожилой, вам не понять, — отмахнулся я.

— Ну-ка иди сюда, — со зловещей улыбкой поманил он меня пальцем.

— Не-а! — с интонациями зайца из «Ну, погоди!» ответил я, и мы с Вилкой выбежали из кабинета.

Закинув куда положено «Имя розы», отправились в «кинокрыло». Никаких Тарковских в этот раз не встретилось, поэтому сразу пошли к Василию Петровичу — хороший мужик, вот и попросил меня к нему «прикрепить». Постучали, вошли, поздоровались, я отдал сценарий кино про самбиста и спросил:

— Василий Петрович, а что у нас про войну планируют в ближайшее время снимать?

— Сейчас, — он поднялся из-за стола и зарылся в картотечный шкаф. Перебирая папочки, перечислил. — «В бой идут одни старики» — это о летчиках. «Освобождение» — еще две серии снимаем. Смотрел? — повернулся ко мне.

— Все три вышедших, — с улыбкой кивнул я.

Он продолжил:

— «Проверка на дорогах» — о партизанах, Алексей Герман снимает. «Офицеры» — о двух товарищах, которые прошли путь от войны с басмачами до Великой отечественной, генералами стали. «Горячий снег» — про Сталинград. «Командир счастливой „Щуки“» — о подводниках. Пока все, — он закрыл шкаф и вернулся за стол. — А тебе зачем?

— Часть этих фильмов — черно-белая? — спросил я.

— Так, — подтвердил он.

— Черно-белое кино смотреть не так здорово, как цветное, — с детской улыбкой заявил я. — Василий Петрович, а можно на деньги фонда закупить для всех этих фильмов цветной пленки? В конце концов — вторая половина двадцатого века, а мы как Чарли Чаплин, блин — двумя цветами пользуемся.

— Некоторые товарищи считают, что цвет фильмам только вредит, — осторожно заметил Василий Петрович.

— Неволить наши творческие единицы не стоит, — покивал я. — Расстроятся и начнут саботировать — поди потом докажи, что режиссер не старается. Они же хитрые, сделают вид, что это такой художественный прием.

— Так и будет! — гоготнул Василий Петрович.

— В таком случае давайте поспрашиваем — если кто-то будет против, пусть снимает в двух цветах. Но если нет — фонд с огромной радостью раскрасит Советское кино о войне. Да даже больше — давайте масштабируем это вообще на все будущие фильмы. «Военным» и детским можно и бюджет за счет фонда увеличить — мне это будет очень приятно.

— Хорошо, Сергей, мы с товарищами об этом подумаем, — пообещал он.

— А можно от вас позвонить? — спросил я, словив потешную идею.

— Конечно! — он пододвинул мне аппарат и деликатно предложил. — Это конфиденциально? Я могу подождать в коридоре.

Просто прелесть, а не кадр — полностью подконтрольный, но подхалимажа, как ни странно, совсем не ощущается — просто хорошо делает свою работу, не теряя достоинства.

— Спасибо большое, Василий Петрович, — покачал я головой. — Никаких секретов нет, просто забыл на прием кое-куда записаться.

Набрав номер, услышал:

— Приемная Председателя КГБ. Что вы хотели?

— Здравствуйте. Это Сережа Ткачев беспокоит. Можно мне на прием к товарищу Цвигуну записаться?

Кинофункционер побледнел.

— А, это ты! — голос секретаря резко потеплел. — Когда хочешь?

— Мне по личному вопросу, так что — когда можно, но пятого июня я в Японию улетаю. Буду очень благодарен, если товарищ генерал армии сможет уделить мне три минуты времени до этой даты. Но если нет — уже после командировки.

— Секунду, — попросил секретарь.

— Семен Кузьмич — ценитель хорошей литературы и кино, — слил я Василию Петровичу стратегическую информацию. — «Семнадцать мгновений весны» во многом таким хорошим благодаря ему получился. Вот, хочу будущий проект обсудить — про шпионов.

— Вот как! — с облегчением на лице покивал кинофункционер.

— Товарищ генерал сможет принять тебя сегодня, — порадовал новостью вернувшийся к телефону секретарь. — В любое время.

— Я тогда через… — посмотрел на «штурмана»-Виталину.

— Двадцать две, — шепнула она.

— Двадцать две минуты прибуду. Спасибо.

Положив трубку, попрощался в Василием Петровичем, и мы вышли в коридор, где Вилка схватила меня за руку и перешла на бег.

— Могла бы и с запасом взять! — укоризненно заметил покорно бегущий за ней я.

— Так не интересно! — обернувшись, улыбнулась она.

Вот ехидина! В машине она спросила:

— А тебе зачем к Цвигуну?

— Если расскажу — будет не интересно! — с удовольствием отомстил я.

Долетев до Лубянки, скоротали «бонусную» минутку — пунктуальность наше все! — поцелуями и обнимашками. Поправив одежду, вошли внутрь, Вилка для порядка показала дежурному «корочку», и мы направились к Семёну Кузьмичу. В коридоре — народ в штатском, и я всех этих «дядей» знаю, поэтому поручкались, я траванул анекдот, и под сочный гогот мы с Виталиной зашли в приемную. Товарищ секретарь проводил нас к начальнику и выставил на стол чайный набор с сушками.

— Что у тебя, Сережа? — с улыбкой доброго дедушки на румяном лице спросил Цвигун.

— Я, Семен Кузьмич, совершенно не в курсе, что обо мне думают коллеги по цеху, — смущенно отводя взгляд, начал я его подбивать на злоупотребление служебным положением. — Это, конечно, курам на смех, но душу любопытство гложет так, что хоть вой.

— Прослушку хочешь кому-то установить? — ухмыльнулся он.

— Если это никак никому не навредит, — возя пальцем по столу, кивнул я. — Я понимаю, что это не совсем законно и вообще даже преступление, но… — развел руками.

— У нас новичков нынче много, — успокоил меня товарищ Цвигун. — Пускай учатся. Кого слушать будем?

— Спасибо большое, Семён Кузьмич! — поблагодарил я. — Меня волнует мнение… — перечислил ряд деятелей Советской культуры. — Я понимаю, что это — трата ценных человеко-часов и бюджета Комитета, поэтому, если можно, я бы хотел оплатить потраченное товарищами из прослушки время из своих средств.

— Не убудет, — отмахнулся Семён Кузьмич. — Практические занятия бюджетом предусмотрены, и кое-кого из названных тобой граждан мы уже и так «слушаем». Кого — не скажу! — подмигнул. — Полные стенограммы мы тебе не дадим — только там, где про тебя. Сам понимаешь — неприкосновенность частной жизни наших граждан мы блюдем.

— Само собой, Семен Кузьмич, мне только там где про меня и надо, — благодарно кивнул я. — Спасибо большое. Не будем вас больше от настоящих дел отвлекать.

— Да ты погоди, — остановил он встающего меня. — У меня ответная просьба есть — найдется в твоей деревне участок соточек в двадцать?

Еще один дачник на мою голову!

— Земли у нас полно. Вам и гектар найдем! — улыбнулся я.

Так-то оно и хорошо — моральный должок сразу отдам.

— Гектара мне не надо, — улыбнулся он. — А вот дачку с банькой бы построил. Продашь кирпичей товарищу генералу?

— Вам — по себестоимости отгрузим, — пообещал я.

По тому же принципу, что и Фурцевой с Зыкиной — «как своим», так сказать.

— Завтра помощника отправлю, участок выберет. Выбрать же можно? — уточнил он.

— Выбор у человека должен быть всегда, — глубокомысленно заявил я. — Присылайте, конечно, все в лучшем виде обеспечим. Мы недавно два пруда новых вырыли — один совхозникам купаться, другой — рыбачить. Вот неподалеку от второго очень хороший участок есть — сосны кругом, красиво.

— Сосны и рыбалку я люблю, — мечтательно прищурился товарищ Цвигун. — Все, беги, тоже дел поди этим самым жуй.