Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ) - Смолин Павел - Страница 44

— Да я же не за поощрения, Семен Федорович, лишь с детьми все хорошо было! — бросился протестовать вожатый.

— За то и поощрим! — закрыл дискуссию директор.

— Можно нам личное дело Кости и номер телефона его отца? — попросил я.

— Идем, — мужик поднялся на ноги. — Вы свободны, Никита Евгеньевич, можете возвращаться в отряд. И по ночам спите смело, мы в коридор чисто на всякий случай кого-нибудь дежурить по ночам определим, — посмотрел на меня.

— «На всякий случай» еще никому никогда не мешало, — одобрил я.

Мало ли чего, я же могу ошибаться, и тогда придется долго и мучительно посыпать себе голову пеплом. Не хочу детской крови на руках.

Прежде чем мы успели покинуть кабинет, в дверь постучали.

— Да?

Вошел моряк в чине лейтенанта — из патрулей. Поздоровались, Оля по уже сложившейся традиции получила поцелуй ручки — уже и не краснеет, привыкла.

— ЧП у нас, Семен Федорович, — поделился инфой моряк.

— Никита Евгеньевич, до свидания, — выгнал лишние уши директор.

— А… — моряк замялся, стараясь не смотреть на певицу.

— У Оли допуска на способные случиться на территории и окрестностях «Орленка» ЧП хватает, — успокоил я его чистой правдой. — Лично генерал-полковник Госбезопасности Судоплатов выписывал.

— Я его в палате оставила, — смутилась подружка. — Но он у меня есть, честно комсомольское!

— Говорите смело, товарищ лейтенант, — я показал корочку от Гречко, и на этом промедление закончилось.

— Двадцать минут назад силами патрульного катера номер… была задержана надувная лодка с двумя местными жителями, оснащенными оборудованием для любительского ныряния. В ходе допроса выяснилось, что они узнали о наличии золота на дне близ береговой линии «Орленка» и решили помародерствовать. Пришлось вызвать усиление — если одни догадались, значит и другие будут.

— Придется кое-кого «уплотнять», — прикинул оставшиеся койко-места директор.

Многовато из-за меня гостей прибыло.

— Не придется, — ответил моряк. — Мы за территорией полевой лагерь разобьем.

— Спасибо, что охраняете покой ребят, товарищ лейтенант, — поблагодарил Семен Федорович.

— Да чего там, — отмахнулся служивый и покинул нас.

— Как же в нашей стране слухи расходятся — любо-дорого посмотреть, — умилился я.

— У «Орленка» только два союзника — армия и флот! — шутканула Оля.

Поржали и пошли искать личное дело. Отыскав, ознакомились — все как Никита Евгеньевич и говорил. Из нового — мама Кости жива и здорова, в Гаграх проживает, в бездетном браке со вторым мужем. Сына и мужа первого покинула когда ребенку было пять лет. Отец Константина — Михаил Викентьевич — не пьющий передовик сельскохозяйственного производства, имеет ряд почетных грамот за стабильное перевыполнение плана. Воевал — призвали в сорок третьем, получил контузию, провел полгода в больнице с последующим увольнением в запас — оглох на левое ухо. Судимостей не имеет, характеристики сплошь положительные, характер спокойный.

— Нормальный мужик, — пожал я плечами. — А почему здесь номер сельсовета указан?

— Видимо домашнего телефона нет, — предположил директор.

Зажрался ты, Сережа, привык что в «Потемкине» повальная телефонизация. С другой стороны…

— И это у них колхоз-передовик называется, с единственным телефоном на всех, — не стал я каяться.

В самом деле — какого черта? Посмотрел на часы — до концерта два часа осталось, а еще нужно «саундчек» провести и все в очередной раз перепроверить.

— Семен Федорович, договариваться через сельсовет это долго, потому что Михаил Викентьевич сейчас стопроцентно на полях или в гараже, поэтому можно вас попросить кого-нибудь подрядить связаться с товарищем и согласовать наш к нему завтрашний приезд? Скажем, в три часа дня. Понимаю, посреди рабочего дня, но мы можем и прямо на поле приехать — главное пусть будет готов. Сразу нужно предупредить, что на Костю жалоб нет, чтобы не нервничал.

— Раиса Петровна, — возьметесь? — попросил директор заведующую картотекой.

— Чего же не взяться, Семен Федорович, — покладисто согласилась она.

И на этом мы покинули ДК, отправившись к концертной площадке.

— Может переодеться? — задумчиво спросила Оля.

— А зачем? — пожал я плечами. — Мы же «Орлята», значит форма вполне уместна.

— А я такое платье красивое привезла, — вздохнула она.

— Надевай, — сжалился я.

— Нет уж — ты в форме, значит и я буду в форме! — решила она. — Артисты на сцене должны смотреться гармонично. А музыканты в чем будут?

— В форме пионервожатых, — ответил я. — Староваты, конечно, но бороды с усами я им велел сбрить, а прожектора скроют морщины. Нормально получится.

Усов мужикам было жалко, они у меня модники, но ничего, обратно отрастут.

— Тогда точно нормально, — успокоилась подружка.

На концертной площадке было людно — охрана, телевизионщики, звукачи, осветилтили, и конечно же дети, которые пришли поглазеть на предконцертную суету. Скамейки временно убрали — ну какое веселье на концерте, когда все сидят? — а сбоку от танцпола возвели «вип-зону» в виде навеса со столами и скамейками: туда посадим администрацию лагеря и высоких гостей в виде чиновничества во главе с Медуновым. Они пожилые, им плясать тяжело.

Музыканты уже тоже прибыли — на сцене тусуются, настраиваются-подключаются. Выгнав всех из «зоны поражения», заставил монтажников повисеть на «люстре». Мужики повисли аж втроем. Респект, пятьсот рублей премии каждому! Далее заставил их потрогать все оборудование и микрофоны — вдруг где током бьет? Тоже все хорошо, еще по пятьсот на брата.

— Может еще чего проверить? — вошел во вкус бригадир.

— По сцене попрыгайте на предмет крепости досок, — подыграл я.

Попрыгали — крепко! Отпустив довольных таким небывалым «калымом» товарищей частично домой, отмечать, а частично — дежурить на всякий случай неподалеку, вернул на сцену музыкантов, добавив к ним Олю, попросил начать играть, а сам походил по площадке, оценивая качество звука в разных местах. Поправили при помощи звукача — я корректировал звук «внешний», а Оля — сценический, из мониторов. Прогнали снова — отлично! Далее записали кусочек на пленку — здесь поправлять не пришлось, звукореж Центрального телевидения справился и без нас.

— Ну все! Пошли готовиться и перекусывать, — увлек Олю с музыкантами в палатку-«гримерку».

Посреди перекуса к палатке кто-то подошел и покашлял — это вместо стука. Выглянул — товарищ Медунов стоит, выспавшийся, держит за руку наряженную в форму девочку с косичками лет одиннадцати.

Поздоровались.

— А ты — внучка Сергея Федоровича? — улыбнулся я ребенку.

— Соней зовут! — представилась она.

Ух глазищи какие восторженные — фанатка, получается.

— Пойдемте чаю попьем, — пригласил я дорогих гостей.

Оля маленькой Соне тоже нравится, поэтому певица взяла основную работу на себя, расспрашивая девочку о школе, подругах и всем прочем. Допив чай, выдали ребенку набор подписанного мерча, сфотографировались на память, и очень довольный товарищ Медунов нас покинул.

— Хорошая девочка, — поделилась мнением Оля.

— Хорошая, — подтвердил я. — Избалованные дети ведут себя по-другому.

— Ты на кого намекаешь⁈ — надулась она.

— На воре и шапка горит, — хрюкнул я и увернулся от брошенной в меня салфеточки. — Шучу, ты-то не ребенок, ты — комсомолка.

— Комсомольцы тоже бывают избалованные, — подколола меня Оля.

— Я с такими не дружу, — сделал я вид, что не понял.

— Я про тебя! — не сдалась она.

Гордо приосанившись, я заявил:

— Я — самый неизбалованный человек в СССР!

— И самый скромный! — захихикала подружка.

Тем временем гвалт за палаткой набирал обороты, и из колонок раздалась приветственная речь Семена Федоровича, который напомнил ребятам о технике безопасности, указал на необходимость пользоваться специально выделенными местами для отправления естественных надобностей (деточки захихикали), напомнил в случае недомогания обращаться к дежурным бригадам скорой помощи (у нас таких целых восемь, мало ли что) и пожелал всем как следует повеселиться.