Град разбитых надежд (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 76

— Джо… Какой сейчас год? — невзначай спросил старик, поправляя оплывшие свечи и собирая воск. Для своих преклонных лет он удивительно проворно двигался. Возможно, древние люди с юга старились как-то иначе. Но Джоэл предполагал, что дело вовсе не в этом: никто точно не ведал, сколько лет святителю и когда он вообще появился в городе.

— Хаос его знает. Надо радоваться, что у нас осталась смена дня-ночи и сезонов, — отмахнулся Джоэл. Он уже спускался в подвалы.

Вокруг на стенах мягкой шалью колыхалась паутина, такая же черная в полумраке, как кружева старой гадали. Джоэл размышлял, как она связана с молодой бунтаркой из трущоб. И связана ли. Он корил себя за непрофессионализм: уже видел во всем тайные подсказки и знаки.

Визит в Айгрежу тоже не нес ничего определенного. Смутные воспоминания о старых книгах вряд ли пролили бы свет на то, что происходит в городе. И все же он шел вдоль рядов книжных шкафов. Древние свитки и ссохшиеся фолианты стояли и лежали ровными рядами. Книги в Вермело с каждым годом обретали все большую ценность, потому что только они помогали сохранить знания прошлых людей. Библиотеку не трогали даже во время народных восстаний.

Но в Айгреже хранилось нечто, не относящееся к науке. Джоэл заметил несколько запрещенных книг по алхимии, правда, сильно запыленных — ими не пользовались. Затем следовал ряд трактатов по традиционной медицине, в хорошем состоянии, избавленных от ветхости — вот ими явно пользовались. Бесплатно помогать страждущим, к счастью, не запрещалось. Но Джоэла не интересовало, как и кого лечит святитель. Он скитался по темному подземелью, а на деле снова бродил по лабиринтам своей памяти. Семь лет — долгий срок. До этого ему не приходилось расследовать преступления, связанные с религиозными организациями. Всегда поручали всегда кому-то другому. Теперь же пришел и его черед.

— Вот она! — обрадовано выдохнул он, когда заметил крупный том на каменном алтаре. Судя по расположению, он дублировал алтарь под панно.

«Краткая история известных миру сект» — значилось на обложке. Джоэл осторожно открыл ремешки, связывающие пергаментные страницы. Самые первые записи едва читались, они восходили ко временам до пришествия Хаоса. Но книга дополнялась и редактировалась, очевидно, самим святителем Гарфом. Каждой секте отводилось два-три листа с кратким описанием ритуалов и верований, содержались и рисунки. «Что тут у нас? Еретическая литература? — думал Джоэл. — Веков пять назад за одно хранение такой книги могли утопить или повесить. А у нас сейчас стало, пожалуй, даже модно придумывать секты. В этом беспросветном отчаянии хочется во что-то верить».

Он листал и листал страницы, сам не догадываясь, что ищет. Вспоминался тот сон, который посетил его в архиве: множество ящиков и страниц. Страницы душили темным морем. А на каждой из них кровавой росписью кричало имя — Ленц. Ленц. И Джоэл искал теперь Ленца в книге известных миру сект. Но не находил. Он уже добрался до пришествия Хаоса, поражаясь, что почерк писаря не меняется. «Да не Гарф же все это писал! Этой книге не меньше трехсот лет», — тревожно думал Джоэл, но его поглощал азарт, всколыхнувший живые нити интереса. Пергамент светлел, чернила с каждой страницей складывались в понятные буквы. Если в начале сбивали с толку извитые закорючки старинного языка, то теперь летописец выражался почти современными словами, даже сухо и официально, в стиле энциклопедий.

«Вот! Одна из самых новых сект. Располагалась… — обрадовался Джоэл, но застыл с опущенными руками: — Проклятье! Надо же… Глава пропала».

На месте пергаментных страниц уродливым шрамом зияли клочки. Не осталось сомнений, что он не зря посетил Айгрежу, и даже книгу нашел верную. Но кто-то постарался, чтобы уничтожить все улики. Джоэл не сомневался: это сделал сам Ленц или его мистические последователи. Семь лет назад.

Джоэл зло захлопнул книгу: «Занимательное чтиво. Столь же занимательное, сколь и бесполезное без нужной главы». Он пролистал до конца записей, но все обозначенные организации контролировались правительством и считались разрешенными. Только культа Стражей Вселенной по странной иронии не нашлось среди множества наименований. Джоэл пожал плечами и направился наверх. Почти догоревшая свеча обещала оставить его в кромешной темноте. Не очень-то приятно без стимуляторов. Он вышел в город без оружия и снаряжения, измотанный и раздавленный. А теперь вместо долгожданного покоя получил лишь новые доказательства глобального заговора.

— Эх… Джоэл… — выдохнул он, постояв над бездонным колодцем. В ответ ему донеслось потустороннее эхо. Вряд ли на дне жило что-то, кроме этого несуществующего голоса. Ничего, что отгоняло бы кошмары, Джоэл в Айгреже не находил. За семь лет он облазил каждый ее уголок. И уже был склонен думать, что дело и правда в самом святителе, а не в месте.

— Ну как, нашел что-нибудь? — спросил Гарф, встретив наверху.

— Ничего, — мрачно отозвался Джоэл. — Ничего, что было бы похоже на улики. Ты знал, что у тебя из книги пропали страницы?

— Знал. Они пропали семь лет назад. Не знаю, кто это сделал.

— Как я и думал, — кивнул Джоэл. — Кстати, когда я вошел, ты что-то бормотал. Молился?

Святитель Гарф и правда стоял на коленях возле панно, но на этот раз перелистывал свою толстую книгу об асурах и неких Стражах.

— И да, и нет. Пересказывал себе легенду, чтобы не забыть, зачем я здесь. После твоего рассказа пришлось напомнить себе: есть зло. И есть добро, — устало вздохнул святитель, скрещивая руки на груди. Ладони пропали под длинными рукавами сутаны.

— Так ты тоже не знаешь? — невесело ухмыльнулся Джоэл. Значит, все-таки его истории тронули сердце старика.

— Я, как и ты, каждый раз обязан напоминать себе.

— И зачем ты здесь?

Джоэл на месте Гарфа давно бы сбежал. Он не догадывался, каково оставаться последним представителем своего культа, как блюсти традиции тех, кто давно исчез из этого мира. К тому же культ Стражей Вселенной не имел отношения к далеким странам, из которых прибыли предки святителя. Значит, в секту он вступил по собственным сложным убеждениям.

— Зачем? Чтобы сохранить память. А без памяти нет жизни.

— И в чем состоит легенда? — спросил Джоэл, то ли из интереса, то ли из вежливости. Ведь его выслушали, и, возможно, стоило бы поинтересоваться, чем живет давний знакомый.

— Слушай, я расскажу, — почти мечтательно начал святитель Гарф. — В начале времен существовал только космос. Потом появились миры и животные. Тогда еще не было Хаоса. Но вскоре появились люди. И вместе с разумом пришли пороки: алчность, злоба, зависть.

— Это нравоучительный бред, — поморщился Джоэл. Про пороки говорили практически все известные ему религии. Но ни одна из них не подсказывала, как поступать охотнику, когда он находит изнасилованных женщин в окружении трупных червей. И что делать, если вместо человека на тебя смотрит обезумевший зверь. Зато почти каждый культ с легкостью осудил бы их с Ли. Как будто они хуже того маньяка, который превращал своих жертв в сомнов. Джоэл внезапно задумался, что именно с того безумца брали пример бунтовщики из трущоб. Вряд ли их направляли загадочные асуры, когда они втыкали иглы под кожу пленников, вырывали ногти, ломали руки и ноги, чтобы потом запереть в темноте до полной «готовности».

— Бред? — слегка обиженно сморщился старик. — Но ведь ты просил рассказать. К тому же ты пришел за утешением.

— Ты не утешаешь.

— Возможно, тебе и не понять нашего утешения. Но ты можешь хотя бы дослушать.

— Ладно, слушаю, — примирительно вздохнул Джоэл, соображая, сколько у него осталось времени. Но голос святителя Гарфа неизбежно успокаивал, почти убаюкивал старинной сказкой:

— Когда возникли пороки, родились и асуры. Они соткались из худших сторон человеческой сущности. Сначала без формы и разума, как грозовые облака. Потом обманчиво принявшие человеческий облик. Они ходили по мирам и сеяли раздор. Отчаяние, Злоба, Жадность, Гнев и Страх — пороки, губящие миры. И был среди них пятый, вобравший в себя все чувства, которые люди не умели выражать, древние, звериные, пришедшие из времен до разума. Его и звали Хаос. И он не порок, а то животное зло, что осталось в людях. И вокруг него Разрушающие — воплощения самой смерти.