Амулет на удачу (СИ) - Васильев Ярослав - Страница 25

– Лизка! – Мишка выдохнул мне в лицо перегаром и попытался сцапать, а когда не получилось – я успела увернуться, к этому самому подоконнику меня прижал своей тушей, – Ты как? Ты чё меня не разбудила? – он пристально оглядел меня с ног до головы, и в его замутнённом взгляде появилось удивление.

Я молчала, не в силах ничего произнести. Но не потому что испугалась, как явно решил Мишка – просто всё вокруг заходило ходуном, лица расплывались, проходившие мимо нас люди превращались в силуэты. Мужские молча шли мимо, женские, по-видимому, не оставшиеся равнодушными к Мишке, презрительно фыркали. Очередной силуэт голосом Ортанс и брезгливым тоном прошипел:

- Саф-ф-фсем обнаглели некоторые. Готовы прямо в коридоре отдаться. Специально для этого накрасились как…

– Лизка, – Мишкин взгляд облапал меня с головы до туфель. – Ты сегодня просто шикарно выглядишь, – он покрутил кистью в воздухе. – А ты не поверишь, что мне приснилось. Я представляешь? Вчера немного лишнего хватил и тебя прямо из кэба прогнал

Ещё как поверю, скотина! Его слова и шипение Ортанс помогло мне собраться, зрение вернулось в норму, и я ощутила прилив сил и приступ бешенства.

– Приснилось? Остальное забыл?

– Лиза, у меня вчера вечер весь как в тумане. Извини, если я вчера… в общем в чём-то перегнул палку, и потерял кредит доверия… твоего доверия…

Он необычно деликатно тронул меня за плечо, прямо в замаскированный заклинанием синяк. Я еле сдержалась, чтобы не охнуть от укола боли и прошипела сквозь зубы:

– Мишенька, ты бы ручки свои от меня отодвинул и сам – шаг назад. Так вот, я по-хорошему советую. Захлопнул пасть и перечитал устав Академии, раздел три, параграфы с шестнадцатого по тридцатый, – до устава я хоть и не добралась пока, но память у меня отличная. Мишка же устав вообще не открывал: книжка толстая, и у нашего «золотого мальчика» есть я. Так что сейчас можно говорить всё, что угодно, проглотит за милую душу. – Ещё раз ручки распустишь, я дам делу официальный ход. И не пугай меня родительским кредитом, за вчерашнее тебя даже папочка не отмажет… В общем, ты понял? Вечером посидим и договоримся, как нам жить дальше. Следующие четыре года. Понял?

Пока Мишка оторопело замер, я скользнула по стеночке прочь и бегом в аудиторию. В то, что голос разума у него возобладает сразу же, верилось с трудом. Но у меня до этого никогда не было такой выигрышной позиции, да и потом не будет, точнее – не допущу. В любом случае за вчерашнее рукоприкладство ему на любом из Листов светят неприятности. Главное – успеть прочитать эти дурацкие параграфы, а дальше начинать торговаться и выкручивать руки. Рискованно? Терять мне всё равно уже нечего.

Раздалось буханье колокола, заменявшего звонок, и в этот же миг через порог шагнул… Ладислас Дюран, собственной персоной. Его занятие же следующим, а сейчас должна быть мадам де Грорувр! Она тоже не подарок, но для меня сейчас намного лучший вариант. Хотелось замереть за партой, прикрыв глаза, притвориться, что меня здесь нет. Самое распространённый детский способ – если прикрыть очи лапками, то исчезнешь для всех. К сожалению, нигде, даже в магическом мире это не работало. Месье профессор, как всегда благоухающий и с иголочки одетый – хоть на обложку гламурного журнала вешай, окинул взором аудиторию. Зрелище было то ещё. Выглядела группа уже не настолько страшно, как на лабораторной месье Савиньена, и всё равно почти все студенты казались каким-то помятыми. Тем временем профессор остановил взгляд на мне и изрёк:

– Если девушка наутро после такой вечеринки выглядит ещё красивее, чем накануне, то нужно на ней жениться. Непременно. Так что запомните и не упустите, мои дорогие студенты. Но! Все предложения прошу делать строго после занятий, а лучше в каникулы. Сейчас же… мадемуазель Орешкина. Своё благоразумие и сдержанность на фоне своих товарищей вы вчера уже проявили. Покорять сердца тоже научились, выглядите сегодня неотразимо. Теперь извольте покорить вашего преподавателя своими знаниями. Прошу вас к доске.

Блин, ну почему? Точнее, неужели у местных божков везение для меня закончилось, причём в ноль? Кажется, примирения со своей пассией вчера не вышло. Нашего куратора я изучила давно и хорошо. Есть такой тип людей, про которых никто и никогда не должен догадаться, что их терзает горе или страх, никто не должен знать про их беду или болезнь. Чем хуже они себя ощущают, тем безупречнее должен быть костюм, тем свежее цвет лица. Тогда ни одна живая душа нипочём не заметит их настоящего состояния. Месье Дюран выглядел сегодня настолько безукоризненно, что меня аж мороз продрал по коже. Если же добавить, что он сегодня ещё изволит весело и вольно шутить – кажется, я вчера зря жаловалась, дескать, хуже быть не может.

Некстати опять накатил приступ дурноты. Я отчаянным усилием взяла себя в руки и встала. Чёрная дыра доски перед глазами заколыхалась, планируя растворить меня на атомы и поглотить, из-за этого я пошла не сразу, а на несколько секунд замерла возле своего места, незаметно стараясь опираться на столешницу.

– Мадемуазель Орешкина, к сожалению, мы не можем вас ждать. Я оценил вашу женственную паузу, но сейчас ваша привлекательная и загадочная томность совершенно не уместна.

Его слова долетали до меня отголосками, в ушах шумело. Я всё-таки заставила себя подойти к доске, протянула руку к указке, не слыша… заданного мне вопроса? Указания написать формулу?

– Мадемуазель Орешкина – долетало сквозь шум медленно-тягучей смолой. – Что-о-о с ва-а-а-ми-и-и?..

А потом реальность начала медленно угасать. Кажется, уже произошла жаркая встреча с полом, он совсем не больно стукнул меня по голове. Лицо склонившегося надо мной месье Дюрана медленно выплывало из тумана, будто айсберг навстречу «Титанику», потом снова пропадало вместе с остальным миром. Последними исчезли глаза. Полные тревоги, обеспокоенные, невероятно красивые, от беспокойства чёрные как самый горький шоколад, омуты глаз Ладисласа Дюрана.

***

Ещё открывая глаза, я подумала, что больницы одинаковы во всех мирах. Какой-то непонятно-безликий цвет стен, запах лекарств – как ни старайся, ничем его не перешибёшь. В комплекте прилагаются ощущения тоски, страха «это же не со мной» и желание поскорее отсюда выбраться, ибо в нормальном состоянии люди на здешнюю койку не попадают. Где-то поблизости разговаривали два человека. Я осторожно разлепила веки, стараясь делать это незаметно. Надо было оценить ситуацию. Итак, я умудрилась свалиться в обморок на глазах у куратора, значит, я в университетской больнице. Никогда в ней не бывала, но больше негде. Меня гарантированно осмотрели сверху донизу, ибо лежу я в больничной пижаме. Теперь надо понять кто передо мной и быстро придумать, что соврать и как объясниться. О, как раз вроде про меня говорят.

– Крепкий молодой организм. Просто удивительно, мадемуазель явно в рубашке родилась. Трещина в ребре, сотрясение, множественные гематомы и тройная доза анестетиков – и всё поддаётся лечению, без каких-либо последствий на будущее. Ей очень повезло, месье Дюран, что вы настолько быстро сообразили и доставили её к нам. Так, пациентка приходит себя.

Я вроде бы, может, успела испугаться, но тут моё зрение сфокусировалось на искажённом яростью лице декана. Идеальные брови его изломились на переносице, рождая глубокую борозду, делившую лоб пополам, губы побелели, кажется, даже послышался звук скрипнувших зубов. Никогда я его ещё не видела в подобном состоянии. Жестом приказав врачам отойти на пару шагов, месье куратор щёлкнул пальцами, и за его спиной возникла зыбкая полупрозрачная завеса, напоминающая поток горячего воздуха. Теперь я была готова присвистнуть уже от удивления. Никогда раньше месье профессор не позволял себе колдовать при студентах открыто, и вообще подобное на Листе Бретей считалось дурным тоном, особенно для аристократии.

– Мадемуазель Орешкина, – голос зазвучал мягко, будто подтаявшее масло. – Кто на вас напал и возможно угрожал, что вы постарались скрыть факт нападения?