Измена. Право на истинную (СИ) - Рууд Рин - Страница 18

— Госпожа…

Торопливо семенит ко мне, всхлипывает и ставит корзину передо мной. Вытирает слезы с щек тыльной стороной, и я сипло и сдавленно шепчу:

— Что там под одеялом?

Глава 28. Один громче другого

— Что там? — повторяю я и, не дождавшись от всхлипывающей Лиды, сбрасываю одеяло.

В корзине спят два волчонка. Белые и пушистые. Носик к носику спят, тихонько сопят, а моя волчица рвется их облизать, утащить в логово из одеял и подушек и спрятать под собой. Я издаю удивленный свистящий звук.

— Это ваши сыновья, Госпожа…

— Сыновья? — поднимаю обескураженный взгляд. — Откуда?

Очень глупый вопрос, но после пробуждения я на большее неспособна. Я родила Ивару сыновей в лесу? Касаюсь ноющей груди, и понимаю, что это правда. Я стала матерью.

Волчат фыркают, проспыаются и поскуливают. И глазки они, похоже, открыли совсем недавно. Голубые, как у отца, и я закусываю губы, чтобы не заплакать от отчаяния и умиления.

— Вас вернули, Госпожа, чтобы ваши дети не остались дикими волками.

Аккуратно подхватываю волчат на руки, вглядываюсь в их хорошенькие мордочки, и они зевают, раскрывая свои розовые пасточки. Двое.

— Милостивая Луна, — шепчу я и прижимаю волчат к груди.

Такие теплые, мягкие, уютные и мои. Мои. Волчица настороженно затихает. Я признала ее волчат, и готова жизнь за них отдать, как и она в свою очередь. Хочу скрыться в логове, но Лида шепчет:

— Госпожа, может, лучше на кровать?

Помогает мне встать, продолжая лить слезы, обнимает меня и опять всхлипывает:

— Я так рада, что вы вернулись…

А после кидается к шалашу. Срывает одеяло и возвращает его на кровать. Затем решительно бросает к нему подушки:

— Вот так.

Подводит меня к кровати, укладывает и накрывает меня с волчатами одеялом. Гладит по голове, а затем и вовсе целует в висок. Вот это да. Моя служанка, которая всегда держала со мной дистанцию, внезапно проявила ласку и дружескую симпатию.

— Я скучала. Если бы вы не вернулись, то я с вами бы в лес ушла.

— Зачем?

— Жила бы в хижине отшельницей и ждала бы, что однажды ко мне в гости прибежит белая волчица.

— Пришлось бы прибегать с зайчиком, — вздыхаю я, — а то отшельница бы умерла с голода.

Лида смеется сквозь слезы, шмыгает и убирает локон волос за мое ухо.

— И… Ивар… вернулся… Да? — тихим и слабым голосом спрашиваю я.

— Да, он первым и вернулся, — отрешенно отвечает Лида, — и только потом вас охотники с сыновьями притащили. И вы некоторых хорошо так погрызли.

Ивар сдержал свои угрозы, что вернется в самый внезапный и неожиданный момент. Странно, что на цепь не посадил, как обещал мне в том разговоре в карете.

— И, наверное, выгонит он меня, — шепчет Лида.

— Почему?

— Я ему лишнего наговорила, — отвечает едва слышно. — Была очень резкой, грубой и честной, но…

Муторно. Ко мне вернулись мои воспоминания о его предательстве. Яркие, сочные и во всех подробностях. Одно дело на словах узнать, что твой муж имеет с чародейкой связь, а другое — увидеть все своими глазами. Закрываю глаза, прижимаю себе ворчливых волчат и выдыхаю. Мне сейчас не об интрижке Ивара надо думать, а о сыновьях, которые тыкаются в меня холодными носами и сердятся. Кажется, это мама, но какая-то другая. Где теплый мех, где язык и ласковый рык?

— Маленький ежик засыпает в лесу, — шепотом запеваю я с закрытыми глазами.

Есть, конечно, в волчьей жизни своя волшебная и дикая романтика, но моя волчица не смогла удержать возле себя Лунного Когтя и теперь, когда очнулась, беготня по лесу под звездами и луной не так меня манит. Я хочу услышать крики своих детей, коснуться их пальчиков, увидеть их улыбки и дать имена.

И не так я хотела стать матерью. Пробыть в беспамятстве, родить волчат и потом вернуться в слезах и криках, обожженная темными воспоминаниями. И меня впереди ждет встреча с Иваром. И раз он не отпустил злую волчицу с волчатами в лес, то не намерен отказываться от сыновей. Да, он меня не любил и я для него была обузой, однако он желал наследников.

Я могу сейчас вновь уйти под тень волчицы, чтобы у его сыновей и шанса не было стать оборотнями, но меня накажут за мое упрямство. И имею ли я право лишать своих крошечек отрастить пухлые ручки и ножки? Кем я тогда буду? Идиоткой, которая станет мстить мужу через детей?

— Укрылся листочками, — шепчу в темноте, сдерживая тихой колыбельной волчицу, — и сладенько спит…

Сквозь сон слышу, как Лида просит ее выпустить, как поскрипывает дверь и как шушукаются обеспокоенная стража. Когда она шепчет, что госпожа вернулась, я улавливаю в их выдохах облегчение, но с поста своего не уходят, ведь лишь от Альфы должен поступить приказ оставить леди и ее милашечных сыновей без присмотра.

Меня будит покряхтывание, которое перерастает в рык и громкое поскуливание, которое дрожит болью и страхом, и затем раздаются надрывные крики и возмущенный плач. Я сама вскрикиваю, потому что судороги первого оборота перекидываются и на меня.

В окна бьет солнечный свет, и сбрасываю одеяло. На мятых простынях лежат пухлые малыши с белой шерсткой на ушках и щечках. Орут, открывая рты, сучат ножками и по их щекам текут слезы.

— Милостивая Луна, — в дверях стоит Лида с подносом, — это случилось… — округляет глаза и смеется, — случилось! И орут-то как! Один громче другого!

Глава 29. Я пытался

— И каково оно, — хрипло спрашивает Вестар, — быть отцом.

Это забавно, что в момент растерянности и дикой усталости я спустился в подземелье к брату, которого запер на тяжелый замок. С удобствами, конечно, запер. В его камере и кровать с простынями, бархатные подушки, свечи в изящных подсвечниках, ковер и даже гобелен на стене. Хотел его кинуть в тесную и темную каморку, но решил, что вся эта роскошь будет для него издевкой.

— Раз молчишь, то тебе роль отца не очень, да? — Вестар сползает с кровати на ковер.

— Я еще не понял.

— В смысле не понял? — переворачивается на спину. — Что там понимать-то?

— Они могут остаться волками…

— Отшлепай их по пушистым жопкам и поставь в угол, — Вестар хмыкает. — Точно тебе говорю, сработает. Хотя… вот со мной не сработало. И не сработает, Ивар.

— Я тебя отсюда не выпущу, пока мозги на место не встанут.

— Слушай, я же извинился, — бубнит он. — Ну, хотел взять тебя на слабо, поиздеваться чуток, но… искренне сожалею, что пошел против тебя, Альфа.

Ни черта он не сожалеет. Голос пусть и уставший, но все равно полон насмешки и надменности. Скоро, возможно, уже этой ночью его начнет ломать. И он тоже это знает.

— Слушай, давай ты меня выпустишь и я не буду отсвечивать?

— За твою шкуру переживает дедушка, — приваливаюсь спиной к толстым холодным прутьям. — Ты его любимчик.

— А ты себе уже выбрал любимчика? Или ты совсем решил пойти вразнос и никого из своих сыновей не любить?

— Ты несешь полную ахинею.

— Но я восторгов так и не услышал.

Какой тут восторг, если я совершенно не понимаю, как быть отцом. Да, я знал, что у меня будут дети, но появились они не так, как я ожидал. Илина не мельешила перед глазами с животом, не приставала ко мне, чтобы я его погладил и почувствовал, как толкается ребенок. Ничего этого не было, и у меня не было времени осознать, что моя жена беременная.

Илина в своей приторной манере подготовила бы меня к тому, что родит мне наследников. Засыпала бы в моих объятиях, выбирая имена, и мурлыкала бы о том, что они будут похожи на папу, но ничего этого не было. Мне вручили волчат постфактум.

Илина должна была ходить по замку беременной. Она должна была меня раздражать выбором ткани для рубашечек и пеленок. Вокруг нее водили бы хороводы слуги, жрицы, повитухи, и в замке творилось бы полное безумие с истериками, беготней и письмами с официальными поздравлениями.