Измена. Право на истинную (СИ) - Рууд Рин - Страница 20

Поднимаю взгляд на него и шепчу:

— Я их если и скажу, то лишь Верховному Жрецу.

— Что ж, — ухмыляется, — посмотрим, чьи имена он одобрит.

Глава 31. Что ты пристал?

— А не рановато ли для молитв, дружочек? — в святилище беспардонно вваливается Жрец и присаживается рядом. — Хотя для молитв никогда не рано, но…

— Я хочу побыть один…

В круглом отверстии у потолка виден лишь кусок голубого неба. Правильные молитвы возносятся луне, которая светит в выдолбленное в камне окошко в полночь. Само святилище небольшое, без излишеств и пафосной красоты: голые стены, скамья и дыра у потолка. Мне тут никогда не нравилось, потому что это святое место больше похоже на тюрьму.

— Я, кстати, тоже считаю, что если молиться, то в лесу и под открытым небом, — Верховный Жрец закидывает правую лодыжку на колено и сосредоточенно разглядывает свою грязную ступню. — Занозу, кажется, вогнал.

Что мне грозит, если я сейчас задушу этого мерзкого старика, который мешает мне насладиться одиночеством в холодном темном закутке?

— Если задушишь, то тоже смерть найдешь через удушение, — Жрец ковыряется под пальцами ноги, — но это в случае, если ты меня задушишь без причины.

— Может, ты к лекарю пойдешь и он твою занозу вытащит?

— Я уже с ним успел поссориться.

— Что?

— А еще с главной кухаркой, — Жрец подслеповато щурится и рычит, — глубоко вошла, гадина.

— Так ты тут ходишь не только мне нервы мотаешь?

— Лекарь обиделся на мое замечание, что он неправильно сушит листья земляники, — Жрец кривит губы, — их надо сушить отдельно от всех трав, чтобы запах сохранился. Потом я указал еще на несколько недочетов, и он вызверился на меня, — поднимает взгляд. — Я ему посоветовал пустырника выпить, а он меня вытолкал из своего логова. Никакого уважения. А кухарка твоя… А она просто склочная баба.

— Ты добиваешься того, чтобы тебя отсюда с вилами и метлами выперли?

— Зато у моих Жрецов праздник сейчас, — ухмыляется, — как там люди говорят? Кот за двери, мышки в пляс?

— Ты зачем сюда пришел?

— Ты же хочешь поговорить.

— Нет, не хочу.

— Ну, конечно, — хмыкает и скалится в улыбке, — явился во Святилище просто так? В такую дыру приходят только тогда, когда хочется поговорить, а не с кем.

А о чем мне говорить? О том, что ко мне пришло осознание, что Илина определяла мою роль мужа и она же сделала бы меня отцом? Я не знаю, как выразить словами то, что я понял, сидя тут в тишине. В браке с ней я лишь отвечал ее ожиданиям, и таким же образом я смог бы и стать родителем. Она направляла меня, а теперь она не будет этого делать, и я растерян.

Илина все еще моя жена, но отношения придется выстраивать заново и вот вопрос: каким путем это делать, если она сейчас разгневана? И я тоже не сказать, что в хорошем расположении духа, потому что у меня ощущение, что меня закинули в быстрый и бурлящий поток и я тону. Где моя размеренная и понятная жизнь?

Я элементарно хочу нянчить своих детей в умилении, теплом семейном уюте и светлой привязанности к двум карапузам, но я этого не получил. Я ощутил под злым, настороженным взглядом Илины неловкость, страх и замешательство. И да, я бы предпочел, чтобы она улыбалась, прижималась ко мне, как раньше, и мечтательно вздыхала. Вот тогда бы мог почувствовать себя папой, а так… Моя жена не признает во мне отца своих детей, и этот гнев может перекинуться и на наших сыновей.

Я о детях думал слишком абстрактно и они были лишь дополнением к моему статусу, но вот они появились, и все куда сложнее. Я не хочу, чтобы они были просто моими наследниками, с которыми я буду видеться на утренних аудиенциях. Они — мое продолжение, часть меня.

— Вот ты где, — шипит Жрец и вытягивает из стопы тонкую черную занозу и хмурится, ее разглядывая.

— Может, тебе не ходить босым?

— Может, я сам разберусь? — вглядывается в мои глаза. — Не люблю я обувь. Я бы даже голым ходил, но увы, неприлично.

— Значит, тебе все-таки знакомы приличия?

— Конечно, но ты все не о том говоришь, соколик.

— Что ты пристал?

— Работа такая. Тебе же не с кем откровенничать, Альфа, — мягко улыбается, — и эту ношу я возьму на себя. Так бы ты мог с женой по душам говорить, но у вас не сложилось. Кстати, как она?

— А ты как думаешь?

— Не подпустила к детишкам?

— Подпустила, — тихо и хмуро отвечаю я, — а они на меня помочились.

— Да, дети это любят. И как ощущения?

— Тепло и мокро.

— Я же тебя не об этом спрашиваю.

— Я знаю.

Жрец поджимает губы, хмурится и с недовольным подается в мою сторону, вглядываясь в глаза:

— Вот и я тебя хочу задушить.

Сидим в молчании несколько минут, и я говорю:

— Мальчикам надо имена дать.

— Твои варианты?

— Ты сделаешь вид, что я назвал тебе имена, — поднимаю взгляд к круглому окну в стене.

— Не понял, — Жрец недоуменно моргает.

— Пусть они носят те имена, которые предложит Илина, — устало откидываюсь назад и касаюсь затылком холодного камня. — Тебе просто придется сделать вид, что ты и Мать Луна одобрили выбор моей упрямой жены.

— Все равно ничего не понимаю, но ладно, — пожимает плечами, а затем косит на меня взгляд. — Однако я бы настоял, чтобы вы это обсудили…

— Не получится. Не настроены мы на диалог. Она скалит зубы, а я в ответ не остаюсь в долгу.

— И что ты намерен делать?

— Иди уже, старик, — тяжело вздыхаю я. — Иди с моим братом поболтай. Ему там в подземелье одиноко.

— Точно, — Жрец поднимается на ноги и прихрамывая, шагает прочь, — о нем-то я и забыл. И ему-то бежать некуда.

Глава 32. Это будет символично

Меня сжирает любопытство. Верховный Жрец доведет Вестара до истерики или же мой брат встряхнет старика? В темном коридоре, которое ведет к лестнице в подземелье я сталкиваюсь с Мариусом, который шарахается от меня и вжимается в стену:

— Альфа…

— Тебя отпустило?

— Не совсем…

Глаза у него на мокром месте и полны обиды. Жуткий, тощий старик смотрит на меня, как девка которой я залепил пощечину.

— Может, вы меня уже отпустите во свояси? И ради этого я готов поклясться на крови, что буду верен только вам, — тут его голос предательски дрожит, — и больше никаких сюрпризов… Сжальтесь, Альфа. Я понес наказание, и оно куда серьезнее, чем смертная казнь.

— Да ты что?

— Вы мне сердце вырвали, — переходит на шепот, а затем его глаза вспыхивают гневом, и он прижимает ко рту ладонь. Сердито бубнит. — Да чтоб тебя. Это не мое! Не мое!

— Пока отпускать тебя я не намерен, — невозмутимо отвечаю я. — Скоро Вестара накроет, Мариус, поэтому рановато тебе в лес бежать.

— Я не думаю, что вашего брата можно спасти.

— Я же не спрашивал, что ты думаешь, — вглядываюсь в его блеклые глаза. — Ты же ему тоже среди прочих продавал пыльцу, настоечки, сборы.

— Но я его предупреждал… Говорил, чтобы он не злоупотреблял.

— Мариус, — шепчу ему на ухо и чувствую, что могу себя не сдержать и сломать ему руку, — Верховный Жрец просит, чтобы я тебя ему отдал. Наверное, на эксперименты. Будешь ерничать, спущу на тебя этого бешеного старого волка.

— Понял, Альфа, — сдержанно отвечает Мариус. — Тогда я с вашего позволения загляну к лекарю?

Киваю, и Мариус торопливо семенит прочь, а я спускаюсь в подземелье и прячусь в тени, вслушиваясь в тихую беседу Верховного Жреца и Вестара.

— Теперь у него еще сыновья есть, — недовольно говорить мой брат. — Просто прелесть. Сразу двое сыновей.

— Завидовать плохо, — безапелляционно заявляет Жрец.

— А ты, рожа бородатая, в силах был тогда перевязать истинность на меня? — глухо рычит Вестар. — Я же тебе этот камень притащил, чтобы ты не подыгрывал Ивару! Это было доказательство того, что он дерьмовый муж, который не справляется со своими обязанностями, и я…

— А ты наркоман.