Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Шокарева Алина Сергеевна - Страница 19

Виновная сторона после развода не имела права вступать в повторный брак, однако этот запрет иногда нарушался. Например, генерал-адъютант, строитель Николаевской железной дороги П. А. Клейнмихель, разведенный с первой женой (В. А. Кокошкиной) по указу Синода, был лишен права вступать во второй брак, но, вопреки правилам и общественному мнению, женился на молодой, богатой, бездетной вдове Клеопатре Петровне Хорват, урожденной Ильинской[270].

Супруги, знавшие нормы и правила поведения в свете, не всегда придерживались их в домашней обстановке с родными. Но в большинстве семей старались сохранить такт и взаимоуважение. Несмотря на то что браки часто заключались по расчету, супруги поддерживали ровные отношения, соблюдали приличия в свете, чтобы не уронить честь семьи.

В начале XIX века в общественном мнении развод все еще считался недопустимым и осуждался, даже разъезды супругов вызывали толки. К середине столетия картина меняется. Эмансипация еще только начала затрагивать консервативный мир дворянок, свое право любить человека по своему выбору они высказывали очень робко. Проблемы, возникающие между супругами, принято было решать за запертыми дверями, не обсуждая в обществе.

Супруги жили на разных половинах дома. Это не порождало между ними отчужденности, но давало возможность обоим супругам иметь свою сферу в доме – это касалось не только ведения хозяйства (финансы, как правило, контролировал муж), но и интересов, которые второй супруг мог не разделять.

Итак, мужчины ходили на службу или занимались делами поместий, женщины вели хозяйство и воспитывали детей. Но, помимо разговоров о родственниках и хозяйстве, члены семьи принимали участие в совместных увеселениях.

В культурологии существует понятие «досуговое общение», то есть общение людей в свободное время. Досуговое общение – это свободная деятельность, приносящая радость, удовольствие не только от результатов, но и от самого процесса. Безусловно, досуговое общение имеет огромное значение в семейной жизни и особенно в нравственном воспитании детей[271].

Досуг в XIX веке, как и сейчас, воспринимался людьми как время, свободное от работы. В. И. Даль дает такое определение: «свободное, незанятое время, гулянки, гулячая пора, простор от дел»[272]. К досугу можно условно отнести и балы, и заседания в Английском клубе, но мы остановимся подробнее на специфике домашнего досуга. Его можно условно разделить на досуг в будние дни и в праздничные. «Обычным признаком праздника является его четкая отграниченность от остального, „непраздничного“ мира, отграниченность в пространстве – праздник часто требует другого места (более торжественного: парадная зала, храм; или менее торжественного: пикник, трущобы) и особо выделенного времени (календарные праздники, вечернее н ночное время, в которое в будни полагается спать)», – писал Ю. М. Лотман[273].

В просвещенной дворянской среде большой популярностью пользовались домашние спектакли. По выражению Лотмана, «театр вторгся в жизнь, активно перестраивая бытовое поведение людей». Развлечение это появилось еще в XVIII веке, и принимали в нем участие как титулованная столичная аристократия, так и провинциальное дворянство. Артистами, музыкантами и даже билетерами домашних постановок выступали сами хозяева и их гости. Особенно модными «благородные» спектакли стали во времена правления Павла I. В Москве в течение недели давалось по нескольку представлений; Петербург не отставал от Москвы. Известный театрал князь А. А. Шаховской признавался, что почти каждый день участвовал в любительских спектаклях и ему приходилось учить по две роли сразу.

Домашние спектакли, как правило, проводились в одном из наскоро переоборудованных залов, но иногда строили и специальные театральные здания. Игрались русскоязычные и переводные пьесы: комические оперы, балеты, трагедии, драмы, комедии, водевили.

М. Ф. Каменская, дочь художника Ф. П. Толстого, вспоминала, как на именины или другие праздники они устраивали представления, для которых все делали своими руками и втайне от виновника торжества. В 1826 году на именины отца маменька решила сделать ему сюрприз: Николай Иванович Гнедич отрепетировал с ее сестрой и дядей, Константином Петровичем, сценку «Антигона и Эдип». Сделали декорации, маменька сшила костюмы… Но декламация исполнителей-самоучек была настолько ненатуральной, что отцу этот подарок крайне не понравился. Во время представления случались смешные казусы, которые только забавили публику: то дядя Константин Петрович выбежит на сцену, пока занавес еще не поднят, и только его ноги в полосатых чулках пробегут, то Надежда Петровна что-нибудь перепутает в тексте – вместо «А к нам гостей путем поналетало» скажет: «А к нам гусей поналетало»[274].

Маленькие дети, которым не разрешали принимать участие в представлениях наравне со взрослыми, переняв их манеру, также разыгрывали разные сценки между собой. Например, Елизавета Ивановна Менгден вспоминала, что детьми их часто возили к бабушке, Екатерине Алексеевне Бибиковой, где перед ней устраивали «представление Андромеды»: брат привязывал Лизу к стулу, сам в роли дракона надевал шубу навыворот и бросался на нее, а сестра Катя в мужской шляпе и шали, перекинутой через плечо, освобождала пленницу. Лиза по-настоящему боялась шубы, а бабушка от души смеялась[275].

Наряду с домашними спектаклями в дворянских семьях любили ставить так называемые «живые картины». Для них выбирали религиозные, мифологические, исторические, литературные, сказочные сюжеты, хорошо известные всем присутствовавшим. Матери семейств получали возможность блеснуть красотой и актерским талантом, но вот незамужние девушки остерегались привлекать к себе слишком много внимания и потому участвовали в живых картинах и спектаклях неохотно.

Во время войны с Наполеоном дворяне старались отказаться от французского языка, культуры – касалось это и постановок «живых картин» с французской тематикой. Французские спектакли в «частных домах» возобновились лишь после изгнания неприятеля из России: возврату к этой развлекательной практике содействовал лично М. И. Кутузов. Желая сделать подарок своей жене и зная, как это «устроить», фельдмаршал зимой 1813 года во время похода по Германии просил у императора разрешения возобновить постановку французских пьес в Санкт-Петербурге. Государь не мог отказать спасителю Отечества. 19 февраля первый такой спектакль состоялся в доме А. Л. Нарышкина[276].

А. О. Смирнова-Россет рассказала об одной такой постановке: делали живые картины на тему «Урок музыки в Торбюри». Граф Гаген, секретарь прусского посольства, изображал игру на виолончели; Александра Осиповна в широких рукавах с кружевами, в длинных локонах и нарумяненная сидела, облокотясь, и слушала; стол был накрыт ковром. Ее тетка Татищева одевала Софью Урусову и забыла ее нарумянить, поэтому той пришлось закрывать лицо нотами. Медем подошел и сказал: «О, любезная Розалия!»; Потоцкий издали протягивал руки черноокой красавице. Публике так понравилось, что артистов заставили повторить картину. Потом была картина графини Завадовской «Мать Гракхов»: сама графиня лежала на кушетке, дети (сыновья Сенявины) стояли у нее за спиной. Эту картину повторяли три раза: «Она так была хороша и в ней было столько спокойной грации, что все остолбенели»[277].

Во время так называемого «Сюрприза» на обеде в честь графа А. С. Строганова (президента Императорской академии художеств) его родные и друзья устроили для него целую выставку из «живых картин», восхваляющих его заслуги и таланты: «Зал был превращен в настоящий Храм искусств. На двух больших платформах была сооружена очень красивая колоннада наподобие открытой галереи. В арках галереи стояли те самые молодые артисты, окруженные атрибутикой всех видов искусств. Костюмы артистов были превосходны. Все это производило грандиозное впечатление. Молодыми артистами были дети Строгановых и Апраксиных. У каждой из арок галереи, у колонн, спереди и в глубине, были размещены плакаты, на которых было написано, какой из видов искусств артистом в этой арке представлен». В первой арке Владимир Апраксин будто проектировал Храм Искусств. Мадемуазель Адель Строганова находилась во второй арке – она представляла искусство чеканки и литья медалей. Далее Наталья Апраксина представляла Скульптуру и делала вид, что обрабатывает кусок мрамора. В четвертой арке Натальей Строгановой был представлен Рисунок. В пятой арке мадемуазель Апраксина держала в руках гравюру. В шестой арке – Живопись, воплощенная Елизаветой Строгановой. В глубине зала – Александр Строганов со своим гувернером. Вокруг них была установлена большая картинная рама. Они изображали, как Рубенс пишет портрет сына, бросая восхищенный взгляд на него. Каждая картина сопровождалась соответствующими стихами. У входа в зал написано было следующее стихотворение: