Последний хранитель (СИ) - Петрук Вера - Страница 22

— Может, она с Викой? — ляпнула Мира, лишь бы отвязаться. По правде, надо было рассказать, что Карина была с Владом Авелиным, но упоминать новенького вообще не хотелось. Как и ввязываться во всю эту историю.

— Лжешь! — рявкнула на нее старшая Третьякова.

— Нет! — крикнула вдруг Мира в ответ и от души грохнула кулаком по капоту машины. В следующую секунду обе изумленно смотрели на глубокую вмятину, которую рука подростка вряд ли могла оставить. Затем раздалось резкое шипение, и из-под крышки капота вырвался белый пар, едва не задев стоявших рядом людей. Мать Карины отпрыгнула на тротуар, Мира — в сторону и потом уже не останавливалась. С городом и горожанами было все в порядке, это с ней творилось что-то странное. Хотелось убежать от подступающего безумия, но оно преследовало с уверенностью опытного хищника.

Слова «Метрессы Лилит», брошенные ей в спину, иначе как бредом воспаленного сознания назвать было нельзя.

— Ты придешь сегодня вечером на «Принцессу Алмаз» и принесешь зеркало! — закричала ей вслед мать Карины.

От удивления Мира остановилась. Их разделяло приличное расстояние, но она все равно разглядела искаженное лицо женщины и ее плотно закрытые глаза. «Лилит» раскачивалась, обхватив себя руками, и кричала на всю улицу. Ни один прохожий на ее крики не обратил внимания. Скорее всего, их слышала только Мира.

— Твои друзья у нас, — вещала хозяйка магического салона, на миг превратившись в настоящую ведьму. — Егор умрет первым, затем мы убьем Вику и Карину. А потом еще много, много других людей. Но если отдашь Зеркало, мы уйдем тихо.

«Лилит» мотнула головой, словно стряхивая наваждение и, увидев Миру, снова закричала:

— Если увидишь мою девочку, передай, что мы можем не уезжать в Новую Зеландию. Она наверняка из-за этого сбежала. Пожалуйста, прошу. По глазам вижу, ты знаешь, где она.

Такие люди, как старшая Третьякова, просить и говорить «пожалуйста» не привыкли. Им легче было начинать просьбы с угроз. Мира еще какое-то время смотрела на выдохшуюся женщину, после чего отступила и скрылась за углом дома. «Метресса Лилит» ее не преследовала.

Низко ползли по небу тучи, предвещая грозу столетия. Пусто вдруг стало на душе Миры. Она ожидала собственную бурю.

Страх обхватывал горло липкими щупальцами, душил и мешал мыслить трезво. О том, когда она мыслила «трезво», Мира уже не помнила. Все силы уходили на то, чтобы не утонуть в море галлюцинаций, куда смыло Миру после того, как она пустилась бегом по улицам Поморска.

С городом творилось что-то не то, с ней происходило то же самое. Сбивало с толку огромное количество бродивших по тротуарам людей. Никто не спешил на работу, не толпился на остановках в ожидании автобусов, на дорогах мельтешили машины, но хаотично, едва не врезаясь друг в друга. Холодный ветер носил косые снопы дождя, выборочно накрывая ими те улицы Поморска, что впали в немилость. Солнце больше из-за туч не выглядывало и даже намеков не подавало о своем присутствии. Тучи опустились еще ниже и едва ли не скребли брюхами городские высотки. Те уличные фонари, что реагировали на дневное освещение, давно включились, залив кварталы неровным электрическим светом. Ветер словно выбрал их особой мишенью, яростно раскачивая плафоны. В лицо то и дело летели пластиковые пакеты, окурки и фантики. Под ногами гремели пластиковые бутылки — ветер хорошенько прогулялся по мусорным бакам. Иногда прилетали лепестки отцветших деревьев, слабыми отголосками напоминая о весне.

Главное — не смотреть в их лица, решила Мира, отворачиваясь от очередного прохожего. В глазах людей царило безумие, но сложнее было отличить реальность от вымысла, порожденного лихорадкой. Мире уже давно не было холодно — она горела. Вот человека на другой стороне улицы снес несущийся на скоростях Камаз, но моргнув, она уже наблюдала другую картину — человек боролся с зонтиком, вывернутым ветром. Оттолкнувшая ее на переходе женщина споткнулась и, упав на колени, принялась покрываться углями. У нее почернела кожа, исчезли волосы, вздулась волдырями кожа на затылке. Мира потрясла головой — женщина была цела. Она лишь нагнулась за выпавшей монеткой и поспешила дальше.

Как же невыносимо жарко! У Миры пылали щеки, изнывала от жара кожа под тяжелым свитером, вспотели ладони. Иногда ей казалось, что огонь пробивается сквозь трещины в асфальте, но то, конечно, снова был лишь бред. Серые тротуары заливал беспощадный дождь.

Она вскрикнула, когда здание напротив накренилось и стало падать в ее сторону. Бежать было некуда. Мира врезалась в плотную толпу пешеходов на перекрестке, которая двигалась вперед, унося ее с собой — прямо к наклонившейся высотке. Наверх никто не смотрел, падающие куски панелей и обшивки людей не волновали. Мира присела, в ужасе закрыв голову руками. Ее равнодушно обтекала городская толпа, апокалипсиса не наступало.

Приоткрыв глаза, она увидела, что здание стояло на прежнем месте, зато соседний небоскреб опасно накренился в сторону городского театра.

Мне срочно нужен парацетамол, чтобы снять жар, поняла Мира, решив не обращать внимание на творившееся вокруг безумие. Здание то падали, то вновь поднимались, люди гибли самыми изощренными способами, в следующую секунду воскресая и продолжая нестись по улицам Поморска, гонимые ветром.

Но хуже видений был страх, который поселился в ее душе после слов «Лилит». Она не верила в дьявола, в магию, всю жизнь считая себя крайне прагматичным и рациональным человеком. Может, мать Карины сошла с ума? Может, она сама заперла дочь, а вместе с ней Влада, Егора и Вику? Все-таки приближалось затмение, а у мистически экзальтированных особ оно могло вызвать приступы безумия. Может, Мире следовало вернуться в участок и рассказать о подозрениях? Но одна мысль о том, чтобы снова встретиться с полицейскими, вызвала у Миры приступ малодушия.

Надо найти Галину Федоровну — это была первая трезвая мысль за очень долгий период. Странная бабка внесла за нее залог, она должна была знать, что вокруг происходит. А если все, что ощущала Мира, лишь бред, вызванной жаром, то у Галины Федоровны наверняка окажется парацетамол. И она должна знать, где Егор — хотя бы примерно. Несмотря на то что это Хрусталев подбросил ей наркотики, слова «Лилит» о том, что у него неприятности, заставили сердце Миры бешено колотиться. Она с ним разберется, но сначала убедится, что он в безопасности.

И все же в памяти всплывали события последних дней, подсказывая, что списать все на лихорадку не получится. Хрусталев со своей бабулей, семья Третьяковых, даже странный дед из соседнего подъезда — все они были связаны общим делом, куда каким-то образом втянули Миру. Фантазии про «Зеркало», затмение и слуги дьявола были лишь прикрытием чего-то по-настоящему опасного. Может, Миру втянули в разборки криминальных кланов? Да и подозрительно быстрое выздоровление Егора после аварии тоже не давало покоя.

Ты знаешь, где ответ. Голос, терзавший ее в камере, проснулся неожиданно, прокатившись эхом по воспаленному сознанию. Ответ в твоем доме. Подсказать, где именно?

Мира заткнула уши руками и поняла, что стоит на знакомой улице. Вот сломанные качели — их ломали так же регулярно, как и чинили, вот абрикосовое дерево, от прекрасных цветов которого остались одни воспоминания, а вот обшарпанный подъезд, который никогда не был ей родным. Она собиралась не сюда, а в соседний дом, но что-то заставило ее поднять голову и найти глазами этаж, где находилась квартира тетки. Стараться не пришлось. Из окна на пятом этаже валил густой дым. Привыкшая к миражам Мира потрясла головой, поморгала, даже потерла глаза руками, но дым никуда не исчез — он был настоящим. Прохожие равнодушно поглядывали на клубы, но глазеть не останавливались. Все по-прежнему куда-то спешили, видимо, полагая, что пожарных уже вызвали — кто-то другой, не такой занятый.

Не замечая ступеней, Мира понеслась наверх. Лифт, конечно, не работал. Запыхавшись, она взлетела на нужный этаж, замотала рот и нос шарфом, но на лестничной площадке дыма не чувствовалось. Руки дрожали, и ключ не сразу попал в замочную скважину. Похоже, тетка еще не вернулась с поминок, потому что она всегда запиралась на внутренний засов, когда была дома. Замок щелкнул, и Мира вломилась в квартиру, готовая тушить пожар, так как огонь, по-прежнему полыхающий у нее внутри, потушить было невозможно.