Радогощь (СИ) - Ляпина Елена - Страница 13

Обходим забор по периметру, но нигде нет проема, словно он единый. Я не помню с какой стороны мы тогда входили и была ли калитка, а сейчас она может быть закрыта и в темноте не различима. В отчаянье хватаюсь за прутья и присматриваюсь – смогу ли перебраться через него?

– Полезешь туда? – шепотом спрашивает меня Лера.

– Угу, – сглатываю я.

Дергаю за прутья, проверяю выдержит ли мою тяжесть легковесное ограждение, как бы мне не рухнуть вместе с ним на землю. От сотрясения гулко стукаются друг об друга звериные черепа.

– Осторожнее, – вдруг раздается позади нас хриплый голос. – Не разбейте черепушки.

От неожиданности подскакиваю на месте и резко оборачиваюсь. Передо мной стоит Аверьян Егорыч, почти скрытый в темноте. Как он так неслышно подкрался?

– Нельзя туда заходить, – говорит он. – Не зря же шатер огорожен.

– Я хочу увидеть Олесю, – тихо произношу я.

– Сказано – нельзя, значит нельзя, – строго говорит он. – Не время ещё. Позже увидитесь. Не мешай ей делать переход.

– Какой переход? – с трудом произношу я.

– Как какой, – кряхтит он, – тот самый.

– Она умерла. Вы убили её, отрезали ей голову, а потом сожгли, – выпаливаю я со злости.

– Ты хочешь, чтобы её голова вернулась на место? – вдруг спрашивает он.

– Конечно! – не думая, выкрикиваю я.

– Это от тебя зависит, – говорит он.

– В смысле?

Я непонимающе на него смотрю. Что за чушь он несет?

– Окропишь её мертвой водой – и её части тела срастутся воедино, – поясняет он.

– Как просто от воды они срастутся?

– Это не просто вода, эта мертвая вода. Она соединяет вместе. А окропишь живой – Олеся откроет глаза.

– Оживет? – не верю я.

– Оживет-оживет, – улыбается он. – Пусть будет по-твоему, если тебе так проще понять.

– И где я возьму мертвую воду? – спрашиваю его.

Не то, чтобы я поверила в эту воду, но мне так хотелось видеть Олесю живой и невредимой, что я была готова на всё что угодно, на любой абсурд, лишь бы вернуть её.

– Идем, я покажу.

Поворачиваюсь к Лере, чтобы спросить её, пойдет ли она со мной, но её и след простыл, как сквозь землю провалилась. Когда она успела смотаться? Как увидела, наверное, этого старика, так и смылась, не предупредив меня.

– Хорошо, – киваю я.

Он ведет меня в сторону леса. Шатры всё дальше, деревья всё ближе. Высокие, густые, мощные: ели с длинными опущенными «лапами» и сосны не отстают от них – толстоствольные, нижние ветви тянутся во все стороны, как скрюченные пальцы. Жутко.

В лесу тихо, слышен каждый шорох, каждая упавшая шишка. Тонкие молодые сосенки трещат, раскачиваясь на ветру; старые же чинно стоят, не шелохнутся. Еще мне кажется, что кто-то следит за нами. Кто-то огромный крадется вслед, скрываясь под покровом ночи, втаптывает большими ступнями дерн, обжигая наши спины своим горячим дыханием. Одна бы я ни за что бы не осмелилась сюда прийти.

Взбираемся на кручу. Хорошо, что луна всё-таки пробивается сквозь тучи и делится своим светом, а то так можно было бы и сорваться: запнуться за торчащий корень или соскользнуть с гладкого камня. Дорога наверх идет неровная, приходится выбирать куда лучше ступить. Я с трудом поспеваю за стариком, часто останавливаюсь, чтобы отдышаться.

Наконец мы забираемся на самый верх. Я обхватываю ствол корявой сосны, согнутой от ветра причудливым образом, и гляжу вниз – страшно, высоко мы залезли. Отсюда шатровый городок виден словно на ладони, белеют в ночи светлые треугольники, горят огни. Нахожу шатер, где лежит Олеся, он подсвечен изнутри и мигают тени, до меня доносится печальное песнопение, будто бы все грустят о её безвременной кончине.

Осматриваюсь. Я стою словно на ободке каменной чаши, наполненной темной водой, дальше можно увидеть ещё одну примерно такую же. На выступах оставлены глиняные черепушки.

– Это мертвая вода, – говорит Аверьян Егорыч, – обольешь ею свою подругу и её голова тотчас прирастет на место.

Судорожно сглатываю. Как-то боязно, какой-то неосознанный страх мурашками пробегает по моей спине. Осторожно заглядываю в каменную чашу – темная вода густая, плотная, словно и не вода вовсе, а жидкая ртуть. Лунный свет попадает внутрь чаши, но не подсвечивает воду, а пропадает в ней, будто в «черной дыре». С поверхности поднимается едва заметный сизый пар и веет холодом. Ежусь. Делаю шаг назад, возле воды мшистые камни влажные, как бы не поскользнуться.

– Просто зачерпни, сколько получится, – добавляет он.

– Почему я?

– Ну она же твоя подруга, ты же хочешь, чтобы она вернулась, – усмехается старик. – Если не хочешь, то пошли обратно, пусть всё остается как есть.

Он поворачивается, намереваясь начать спуск.

– Нет, я возьму воду, – отвечаю ему.

Подхожу ближе и беру самую глубокую миску, хватаюсь за сосновую ветку и осторожно делаю шаг к воде, наклоняюсь, чтобы зачерпнуть. Вдруг моя нога соскальзывает с влажного камня, ветка вырывается из руки, больно кольнув хвоей, и я лечу вниз. Но не это послужило моему падению, я уверена, что меня столкнули. Этот коварный старикашка просто-напросто ткнул меня в спину. Я успеваю обдумать всё это прежде чем плюхнуться в холодную воду и тут же бьюсь головой и ногой о каменные столбы. Они подобно сталагмитам поднимаются со дна почти к самой поверхности, но снаружи и ночью их не разглядеть под толщей темной воды.

От удара сыплются искры из глаз, боль резкая, сильная, но тут же проходит, словно мне вкололи обезболики в шею и в лодыжку. Перед падением я не успеваю вдохнуть воздуха, и он мне как будто и не нужен, я не дышу, не захлебываюсь, я просто мерно погружаюсь глубоко в воду, даже быстрее, чем если бы я нагрузилась утяжелителями.

Вода обволакивает меня, но я не чувствую влаги, не чувствую, как намокла моя одежда, я вообще ничего не чувствую и даже не могу пошевелиться, только смотрю. Я тону между каменными столбами, облепленными темно-зеленым склизким илом, во все стороны от меня время от времени разбегаются быстроногие мальки, сквозь их прозрачные тела просвечивают кровеносные сосуды и видно, как бьются их маленькие сердца. Я не сильна в биологии, но это точно не рыбы, и не лягушки, это вообще непонятно кто.

Вдруг я обращаю внимание, что приближаюсь к чему-то большому и темному. Присматриваюсь и с ужасом узнаю Аню. Нет никаких сомнений, что это она и одежда её. Аня словно прилипла спиной к каменной стене, глаза широко распахнуты, а живого взгляда нет, волосы развеваются, подхваченные течением. Сколько часов она уже здесь? И вода не повредила её тело, она просто застыла. Мурашки пробегают по всему моему телу. Хочу схватить её за руку, но я сама не могу двигаться, словно мое тело заморожено. Проплываю мимо неё вниз.

Так значит она не уехала домой? Лера наврала мне, но зачем? Почему? Или они сказали Лере, что уезжают, а сами не уплыли?

И Кирилл тогда здесь, и Игорь?

Смотрю во все стороны, но не вижу их нигде.

Погружаюсь всё глубже и глубже в темноту, снова вижу очертания человека, но теперь тело уже повреждено: опухшее от воды и обкусано до ужаса. По остаткам платья понятно, что девушка. Ещё ниже, ещё несколько, но теперь это уже скелеты в обрывках одежды.

Движусь вдоль зеленых склизких каменных столбов и вдруг замечаю какое-то шевеление в одной из темных расщелин. Кто-то выскакивает оттуда, не совсем похожий на человека, его лицо и всё тело покрыто зеленоватой шерстью, глаза огромные, блестящие, на макушке тонкие чуть изогнутые рога. Его руки и ноги оснащены плавниками, а вместо ступней ласты. Он отталкивается от каменного выступа и словно взлетает в прыжке всего лишь единожды взмахнув длинными руками, он легко догоняет меня, хватает липкими узловатыми пальцами за ногу и тянет на себя. Я как тряпичная кукла повинуюсь ему, не могу закричать и не получается оттолкнуть этого подводного монстра, он тащит меня в темноту. Я вижу круглый вход в боковой туннель, вода бурлит там и кружит словно в омуте. Он подталкивает меня к этой дыре и меня затягивает внутрь. Закрываю глаза.