Радогощь (СИ) - Ляпина Елена - Страница 45

– А ты девочка куда? – спрашивает меня воспитательница. И все дети оглядываются на меня, удивленно смотрят. Я снова большая.

Испуганно вздрагиваю и бегу, добегаю до своего дома, но подъездная дверь заперта. Смотрю на свои окна и так хочу заглянуть в них, и вдруг у меня вырастают крылья, я машу ими и поднимаюсь ввысь, добираюсь до четвертого этажа и сажусь на карниз, смотрю через стекло. В комнате много народу, все сидят за столом, едят, разговаривают. Разве праздник у нас какой-то? Но все грустные отчего-то, в черных одеждах, женщины в платках.

– Вот уж как год с нами нет моей Даринушки, – вздыхает мама.

Как нет? Вот же я, тут! Впустите меня домой! Начинаю стучать по стеклу ладонью. Все оборачиваются к окну, смотрят на меня, но ничего не предпринимают. Почему они не бегут ко мне? Не открывают с радостью створки, не впускают меня домой? Ещё сильнее бью по стеклу.

– Вот и птичка к нам залетела, – говорит тетя Маша, – это Даринина душа к нам вернулась, поглядеть как мы тут живем.

В бессилии опускаю руки.

–Ну, что? Посмотрела? – слышу голос отшельника и поворачиваю голову. На карнизе рядом со мной сидит черный ворон. – Тебя уже ждут.

И он подает мне крыло. Вздыхаю, утираю слезу и берусь за его крыло и как-то вдруг оказываюсь верхом на нем. Он расправляет крылья и тотчас стремглав взмывает в небо. Мой город просто на глазах превращается в игрушечный, а потом исчезает в облаках. Меня всю обливает капельками воды, становится трудно дышать, от холода немеют пальцы, и я с трудом держусь за перья. Но вот мы идем на снижение, и я вижу Неклюдовское, реку и старую пожню с россыпью белых точек – когальских шатров.

Ворон вдруг взбрыкивает подо мной, я срываюсь с его шеи и лечу кубарем вниз, закрываю от страха глаза. Кажется, я даже теряю сознание.

– Дарина, уже пора, – слышу я Олесин голос.

Открываю глаза. Я лежу в шатре, рядом со мной Олеся, улыбается мне.

– Доброе утро. Как спалось? – спрашивает она.

Зеваю, потираю глаза.

– Ну, так, – говорю, – всё какие-то кошмары снились.

– И мне тоже перед моей свадьбой, – признается она. – Но не думай об этом, давай, поднимайся, у тебя же свадьба сегодня.

– Да, – улыбаюсь я, вспоминая Елисея.

Встаем убираем одеяла и подушки, умываемся, хохочем. Садимся завтракать. Сегодня нам каждой подали по куличику, но не с солью, а обмазанному сахарным сиропом и посыпанной цветной крошкой и по два крашенных яйца. От волнения мне особо и не хочется кушать. Отламываю сахарную головку, самое сладкое от кулича и ем, припевая чаем. Олеся смеется, глядя на меня. Затем мы сражаемся яйцами, у кого крепче окажется скорлупа, хохочем.

После завтрака меня расчесывают, прибирают мне волосы, заплетают в косу, оказывается, у меня тоже отросли волосы, а я даже и не заметила. Наряжаюсь в простое белое льняное платье с богатой вышивкой по груди и на рукавах. Олеся украшает мои волосы цветами.

Любуюсь на себя в зеркало, до чего же я стала красивой. Полностью исчезла угревая сыпь на лице, кожа выровнялась, стала гладкой, глаза блестят.

– Ты красавица, – говорит мне Олеся.

– Спасибо, – тихо произношу я, глядя на неё через зеркало.

Мы смотрим друг на друга, улыбаемся.

– Ну, всё, пора, – говорит мне она.

Перед выходом из шатра мне на голову надевают платок, он полностью скрывает мое лицо, сквозь плотную ткань я ничего не вижу.

– Не беспокойся, я буду рядом, – шепчет Олеся, беря меня за руку.

Крепко держусь за неё, боюсь поскользнуться на мокрой от росы траве и упасть. Я снова босиком, да мне и не нужна обувь, я хочу чувствовать жизнь во всех её проявлениях, ощущать прикосновение прохладной земли.

Мы спускаемся с гребня холма, и я слышу восторженные выкрики в толпе, меня ждут, мне рады. Когалы прибыли издалека, из многих деревень, чтобы собраться всем вместе на поляне возле старого дерева в Великую Радогощь, чтобы отблагодарить землю за плодородие, чтобы отпраздновать сегодня мою свадьбу. От Олеси я узнала, что это большая редкость, когда два года подряд в большой мир выходят когалы и берут невест не из своего племени. Я рада тому, что именно меня выбрали.

Я становлюсь спиной к сухому дереву, обхватываю его своими ладонями, чувствую кожей его гладкий ствол, уже давно лишенный коры и отполированный дождями и ветром. Пятками ощущаю морщинистые шишковатые твердые корни, высунувшееся наружу и саму холодную землю. Меня опутывают лентами, крепко привязывая к столбу.

Где-то вдалеке грохочет гром, даже сквозь платок я замечаю, что стало резко темнеть, гроза. Чудно, конец сентября, а тут гроза. В воздухе пахнет озоном. Редкие тяжелые капли шелестят по траве, попадают мне на макушку.

И тут мое осязание вдруг обостряется, я каждой клеточкой тела чувствую приближение всех четырех стихий. Подошвами ног ощущаю землю, вот она холодная, пропитывает меня от кончиков пальцев до самой макушки. Воздух, чистый, полный озона, насыщает мои легкие. Вода, проливается с небес, питая всё живое, по мне стекают дождевые капли. Огонь, он скоро будет здесь, я уже чувствую его запах, он грозно грохочет, предупреждая о своем приближении.

Бой барабанов и мое сердце испуганно замирает, толпа затихает, уже неслышно песнопения и шумных разговоров. Все ждут.

Олеся снимает с меня платок, улыбается мне.

– Всё будет хорошо, – шепчет она и отходит от меня.

Толпа расступается и по образовавшемуся коридору движется процессия. Впереди идет шаман в шкуре мертвого волка, я уже знаю, что это Корней Иваныч. Он торжественно вышагивает в такт барабанов. В руках у него длинный посох. Он останавливается через каждые пару шагов, ударяет посохом об землю и что-то кричит в толпу, и люди подхватывают его крик, разносят его эхом по пожне. Я слышу слабый мелодичный звон, но не могу понять, откуда он исходит.

За шаманом важно шествует Елисей, весь в белом, длинная льняная рубашка навыпуск подпоясана красным кушаком. В руках у него поднос, но не видно, что там лежит под расшитым полотенцем. Наши с ним взгляды встречаются, и он улыбается мне.

Позади них ещё люди, держат большие подносы. Кто-то несет огромный каравай, люди подходят, отщипываю себе кусочек, макают в соль. У кого-то полный поднос овощей и фруктов, двое несут огромную оранжевую тыкву, еле-еле тащат, насколько она тяжелая. Замыкают процессию женщины с цветами, они тянут медленную тоскливую песню и бросают маленькие букетики в толпу.

Шаман доходит до меня, вновь ударяет посохом об землю, теперь я вижу, что по всему шесту привязаны маленькие бубенчики, вот что это был за звон, и в миг барабанный бой стихает. Все замирают, ждут. Тишина. Только грохочет приближающаяся грозовая туча, заслонившая почти весь горизонт вместе с солнцем. От того так контрастно выделяется оставшийся кусочек чистого светлого неба, яркие солнечные лучи ещё прорезают темную тучу.

Елисей подходит ближе, улыбается мне, и шаман поворачивается к нему. Я задираю голову вверх, смотрю на зловещую черную тучу, нависшую прямо надо мной и у меня сковывает в тревоге сердце. Я опускаю глаза и вижу, как ко мне оборачивается шаман, и в руке у него сверкает тонкая острая сталь…

Я не почувствовала боли, совсем ничего. Только перед глазами пролетела яркая вспышка и вдруг покатилось темное грозовое небо вперемешку с желтой листвой. Огонь занялся мгновенно, охватил сухой старый ствол, зашелестел дождь тяжелыми каплями, запахло сырой землей, и я поняла, что все четыре стихии окончательно встретились.

Закрываю глаза и снова погружаюсь во мрак.

Прихожу в себя от легкой вибрации, слышу шум дождя и рокот грома, только он уже более не беспокоит меня. Открываю глаза и снова вижу над собой небо. Постепенно возвращается способность ощущать собственное тело. Кожу на шее невыносимо жжет, словно на меня накинули каленный железный обруч. Хватаюсь за шею, но ничего там нет, только пальцы нащупывают неровный рубец.