Гений (СИ) - Марс Остин - Страница 14

— Я представлю. Давай быстрее.

Барт кивнул и телепортировал их к воротам дворца, сразу же поёжившись и поставив на себя и Двейна слабое согревающее заклинание — в горах было существенно прохладнее, чем в городе. Темнота и тишина вокруг наводили жуть, и магическое поле здесь было необычное, Барт подозревал, что это из-за гор, но стопроцентной уверенности не было. Двейн громко свистнул, подзывая собак, Барт усмехнулся — некоторые вещи работают одинаково в любой точке мира. Собаки вышли из какого-то незаметного прохода сбоку, Барт вздрогнул, когда они появились — на каждой собаке был очень качественный магический щит, если бы они решили напасть, он бы их заметить не успел.

«Вот тебе и границы твоей феерической силы. Тебя может убить собака, великий маг, блин.»

Собаки подошли ближе, Двейн каждую потрепал по холке и сунул им под нос руку Барта, что-то тихо рассказывая на цыньянском, Барт не понимал, хотя разговорный язык учил пару лет назад.

Двейн закончил с собаками и отпустил их, кивнул Барту вперёд:

— Пойдём. Сначала сходим ко мне в… как это по-карнски? Забыл слово, — он с мрачноватым весельем посмотрел на Барта, Барт пожал плечами:

— В комнату?

— Вроде того. У меня здесь есть личный тайный склад еды, одежды и оружия.

— Нычка, — радостно улыбнулся Барт, Двейн кивнул:

— Хорошее слово, я запомню. Ты вино пьёшь?

— Я всё пью. Только мне обычно ничего не дают, я же стажёр, — он закатил глаза, Двейн усмехнулся с понимающим видом, спросил:

— А с друзьями ты что пьёшь?

Барт слегка смутился и попытался придумать какой-нибудь такой расплывчатый ответ, который можно будет легко переврать, если Двейну что-то не понравится, но отказался от этой идеи и соврал просто:

— Вино.

Двейн кивнул и больше вопросов не задавал, шёл молча, глядя под ноги, Барт тоже шёл молча, внимательно слушая свои шаги — они звучали на удивление звонко, хотя под ногами был тот же самый тротуарный кирпич, которым мостили центральные улицы города, там он звучал совершенно по-другому. Барт задумался, в голове прокрутились все события немного назад, и он вспомнил, что его удивило, решил спросить:

— А почему ты хотел уйти? Что-то случилось у Веры?

На лице Двейна опять появилось то странное выражение, с которым он застыл тогда у двери, он вздохнул и сказал шёпотом, как будто на этой огромной пустой площади кто-то мог его подслушать и наказать:

— На твоей памяти Шен хоть раз говорил что-то вроде: «Пусть Ричи сам всё оформит, я потом подпишу»?

Барт поднял брови, задумался, пожал плечами:

— Не припоминаю такого, обычно он к Ричи идёт всегда сразу, по первому зову. Но это же обычно, а сейчас… у него Вера, вот это вот всё, — он посмотрел на Двейна, Двейн посмотрел на него с таким выражением лица, как будто «вот это вот всё» его как раз и напрягает, медленно глубоко вдохнул и сказал ещё тише:

— Когда я в первый раз пришёл… Нет, это нельзя говорить. Всё было хорошо, скажем так. А потом, через время… Это тоже нельзя говорить. Но они умудрились за пять минут метнуться от идиллии до скандала.

Барт округлил глаза, посмотрел на Двейна, Двейн выглядел очень напряжённо, кивнул с таким видом, как будто делится стратегической информацией, которая может спасти Барту жизнь:

— Госпожа Шена выгнала, он пошёл работать с Ричи, а меня отпустил. В таком тоне отпустил, что я решил это интерпретировать как приказ уехать из города. Если завтра окажется, что я был не прав, я смиренно приму наказание. И тебе рекомендую.

Барт округлил глаза ещё сильнее, Двейн добавил:

— Он жутко злой. И на Ричи в том числе. Спросил, где ты, я сказал, что ты уже отработал и ушёл, куда, не сказал. Поверь, лучше ему на глаза не попадаться лишний раз, пока они с госпожой своё вот это не решат.

Барту было, что сказать по этому вопросу, но он решил, что молчать будет безопаснее, и промолчал.

«Шен никогда не срывался на ком-то одном из-за проблем с кем-то другим. Но это было до Веры. И, если быть уже окончательно честным, Шену есть, что мне предъявить, так что лучше послушать Двейна и не появляться на базе какое-то время. И у Веры не появляться.»

Двейн долго шёл молча, хотя Барт видел, что у него внутри тоже кипит много такого, что хотелось бы высказать, но он то ли боится, то ли считает неприличным.

«Я не пью с друзьями, Двейн, потому что у меня нет друзей. И у тебя нет. Но у меня их нет по понятной причине — я в любой компании самый младший, со мной не интересно, я не выпью столько, сколько им надо, не поддержу разговор про безотказных дам, про работу, про армию, про все остальные взрослые вещи. А ты-то взрослый, почему ты с ними не пьёшь?»

Он осмотрел площадь — она выглядела настолько огромной, как будто загибалась горой, и чем дольше они шли, тем сильнее нависал над ними дворец, но не приближался совершенно, как будто здесь была магия, искажающая пространство. Двейн внезапно решился и сказал:

— Меня их «вот это» так из колеи выбивает, что я по сто раз прихожу, понимаю, что я не вовремя, извиняюсь, ухожу, понимаю, что забыл, зачем шёл, возвращаюсь и опять что-то забываю. И мне так стыдно, как будто это я «вот это» их творю, я не понимаю, как они выдерживают. Я бы уехал из города и сменил имя, если бы меня за таким застали.

— Что там такое? — в шоке прошептал Барт, заранее округляя глаза, Двейн закрыл лицо ладонью и прошептал:

— Шен госпоже стихи пишет.

— И что?

— Это очень, очень, ну прямо очень плохие стихи. Если бы я такие написал, я бы их съел. А господин… не съел. О, боги… — Двейн потёр лицо и запрокинул голову к небу, обмахиваясь ладонью, посмотрел на Барта, который давился нервным смехом, сказал с иронией: — Это тебе сейчас смешно. А я когда прихожу, а они там… вот это всё, я не могу к ним войти, и сижу под дверью, пытаюсь взять себя в руки. А как взять себя в руки, когда у меня от смеха уже слёзы, сопли и икота? Смешно тебе… Про Эйнис ты в курсе?

— Нет, что с ней?

— Она вошла к ним без стука сегодня. И увидела что-то, что ей не надо было видеть, и повела себя неправильно, судя по всему. Потому что Шен у неё пропуск отобрал и выгнал.

— Он отобрал у неё пропуск? — округлил глаза Барт.

«Что же она такое увидела…»

— Отобрал, и в журнал дописал, в правила посещения третьей квартиры, чтобы пропуск не выдавали ей без крайней необходимости. Она сидела психовала, потом ушла посреди дня, ничего никому не сказав.

Барт поморщился:

— Опять начинается?

— Опять, да. Похоже, прошлый раз её ничему не научил.

— А что было в прошлый раз?

— Она подслушала, что он ездил в красный квартал, и устроила скандал. А он сказал, что у неё нет права предъявлять претензии, потому что она не в том статусе. Она психанула и опять вещи в общагу перетащила. Дура.

С тем, что Эйнис дура, Барт был абсолютно согласен, но её всё-таки было жалко — то, что она влюблена в Шена, видел весь мир, а Шен делал вид, что ничего подобного не происходит, а если даже и происходит, то это только потому, что Эйнис дура, и это обязательно рано или поздно пройдёт само. Годы шли, ничего не менялось, Барт думал о том, что на месте Шена давно отослал бы Эйнис в другую страну, но молчал об этом. Двейн тоже много чего думал и тоже молчал, годами, это было безопаснее.

«Но сегодня он какой-то аномально смелый. Неужели это принятие в семью так подействовало?»

— Как думаешь, она ничего не натворит? — осторожно спросил Барт, Двейн усмехнулся:

— А что она может натворить? Поплачет и успокоится, она постоянно так делает. Я тоже раньше опасался, что она натворит что-то, и назначал ей сопровождение, у меня целая коробка записей как она рыдает, молится и спрашивает богов, почему она такая некрасивая и глупая.

— Она не некрасивая, — осторожно сказал Барт, Двейн фыркнул:

— Зато глупая. Все они глупые, это женская природа. На неё только посмотрел — она уже имена для детей придумала.