Сумеречное сердце - Петрук Вера - Страница 41

Кройн собирался уходить на север и следовал примерно тем же путем, каким сейчас шла она с девочкой, котом и блудливым Ником. Пещер в этих местах не было, брошенных замков тоже, где еще прятаться вампирам от дневного света, как не в такой чаще?

Представив, что там, в непроницаемых дебрях, дремлет ее враг, а к Кройну она иначе уже не относилась, Эсмина испытала разные чувства. Первым делом захотелось скорее покинуть это место. Вломиться в деревню, забрать ключ, разбудить фей и наслаждаться местью. Но когда она немного успокоилась, в растревоженную ревностью, злостью и отчаянием голову пришла более разумная мысль. По крайней мере, Эсмине она показалась самой правильной.

«Если найти и убить того, кто превратил тебя в вампира…» – так сказал ей колдун.

Зачем тащиться в королевский замок, когда все можно решить самой? Ник утверждал, что кровь – единственный бог Эсмины до конца жизни, пьедестал которого не пошатнуть даже любовью, но если попробовать сменить «вероисповедание»? Если… А вдруг у нее получится снова стать человеком? Ведь сейчас она в каком-то шаге от того, кто может изменить ее жизнь навсегда. Кройн спит в лесу, а так как другого полуденного вампира у него нет, то его сон сейчас никто не охраняет. Что мешает ей убить Кройна? Смерть такого сильного вожака внесет хаос в сознание других вампиров, Эсмина точно успеет убежать. А потом начнется борьба за власть, и всем станет не до преследования и мести.

Она взглянула на солнце. Кройн будет спать еще как минимум часа два. План казался идеальным, и Эсмина решилась. Стать человеком – вот рецепт, чтобы избавиться от проклятия. Правда, Уилли она, наверное, тоже потеряет, но девочка ей никогда и не принадлежала. А таких, как Ник, в ее новой, человеческой, жизни будет много. И если они с колдуном когда-нибудь встретятся, то Эсмина постарается окружить себя любовниками, чтобы ему сказать: мол, без плотских удовольствий никак. И пусть тогда он умирает от ревности.

Другой сценарий, в котором Нику было бы глубоко наплевать, есть у нее любовники или нет, Эсмине выдумывать не хотелось. Спроси она себя честно, ни за что бы не призналась, что все это затеяла только ради него – ради Ника.

К Кройну пришлось пробиваться в буквальном смысле. Эсмина и не ожидала, что лес может стать такой преградой. Ветки били в лицо, рвали кожу и одежду, цепляли ноги, и только нечеловеческая сила помогла преодолеть добрую сотню зарослей. Люди бы сюда точно не прошли, а оборотней отпугнул бы запах гнилостных испарений, который они недолюбливали. Землю покрывал слой гниющей листвы, которая постоянно разлагалась в условиях вечной влажности, отсутствия света и относительной теплоты – похоже, даже ветер с морозами не могли пробиться сквозь лесную защиту. Оборотни такие места не выносили, и, с точки зрения обороны, Кройн выбрал временное логово идеально. Вероятно, он прекрасно знал о том, что деревня Гайдахан находится неподалеку. Расчет был на то, что врагов у себя под стенами оборотни искать не будут. А может, хитрый Кройн готовил очередное нападение.

Хотя, обнаружив первых вампиров, зарывшихся в листву и землю, Эсмина поняла, что клан переживает не лучшие времена. Атаковать самок оборотней с детенышами могли либо самые сильные, либо самые безрассудные, а судя по тому, как умно выбрано место для дневного сна, глупыми вампиров Кройна назвать нельзя. Но и на самых сильных они не тянули. На лицах многих виднелись следы истощения: запавшие щеки, острые скулы, синие губы, на телах – незатянувшиеся ранения. Регенерация происходила быстро при одном условии: если есть много крови. Значит, клан тоже голодал. Злорадство, которое первоначально испытала Эсмина, вдруг уступило место неожиданной жалости. Ведь когда-то это была ее семья.

Кройн никогда не любил зарываться в землю, предпочитая мягкий бархат и красивое убранство. Когда клан обосновывался в очередном замке, гробы заказывали у мастеров, если рядом находился город. Если нет – делали сами, и тогда об эстетике думать не приходилось. А во время переходов пользовались тем, что дарила природа. Сейчас глава клана расположился на поляне, поросшей грибами и мхом – иных растений в условиях вечной темноты вырасти здесь не могло. Он вытянулся на стволе поваленной сосны, укрывшись в лапнике. Можно было просто наломать хвои, но Кройн предпочитал устраиваться с размахом. Не было никаких сомнений, что вековую сосну повалил он сам. Что ее века по сравнению с его возрастом?

Кройн считался одним из самых древних вампиров. Сколько лет ему на самом деле – не знал никто.

Эсмина прошла мимо спящих тел, которыми была усыпана поляна, и присела на ветку рядом с тем, кто ее создал.

Лицо Кройна было безупречно. Он всегда казался ей самым прекрасным, воплощением совершенства и великолепия. Эту мысль Кройн внушал всем молодым членам клана до тех пор, пока она не становилась их собственной. Эсмина не видела Кройна уже много недель и думала, что сила его влияния на нее ослабла. Но нет – он по-прежнему был для нее всем, центром мира, смыслом жизни.

Протянув руку, Эсмина погладила его по щеке, отметив, что похудел даже сам Кройн. Неужели клан настолько сильно бедствовал? Что могло случиться? Встретили других вампиров? Напоролись на колдунов? Или люди устроили облаву?

Отодвинув жесткий воротничок куртки, она обнажила ему горло, заставив себя думать только о мести. Каким бы прекрасным ни казался Кройн, он прогнал ее. «Как прогнал тебя сейчас Ник», – прошептал ехидный голос, появляющийся в самое неподходящее время. Но как же он прав! Если все ее гнали, то чем Кройн хуже остальных?

«До этого лица в моей жизни должно было быть другое», – подумала Эсмина, пытаясь вернуть прежний настрой.

Годы вампиризма наложили отпечаток на ее внешность. Не все вампиры получали вечную молодость. В первые десятилетия – да, они становились моложе, ярче, сексуальнее, но потом зов крови брал свое. «Я смотрю на тебя и вижу грех, – сказал как-то Эсмине один бродячий монах-паломник. – У тебя красивое лицо, но ты страшна, как неизлечимая болезнь». Она его отпустила, а потом заглядывала в каждый встретившийся пруд или лужу, пытаясь выяснить, действительно ли стала такой уродиной. В отличие от других вампиров полуденные сохраняли отражение. Может, поэтому Ник предпочел Гайдахан, которая большую часть времени имела человеческое обличье?

Лицо Кройна притягивало, на него хотелось смотреть вечно. «Не было никаких других лиц в твоей жизни, – говорило оно. – Всегда был, есть и буду только я».

«Я убью его», – сказала себе Эсмина и поняла, что лжет. Она по-прежнему была ребенком Кройна, его созданием тьмы, не имеющим своей воли и желаний. А в следующую минуту Кройн открыл глаза.

Взгляд вампира вцепился в нее привычно крепко. У тех, кто попадал под его влияние, шансов уйти не было. Эсмина сползла с ветки и опустилась на колени, спрятав лицо в руках. Она искренне раскаивалась и была готова поплатиться жизнью. Засмотревшись на Кройна, она не заметила, как наступил закат. Клан просыпался.

– Дурочка моя, ты вернулась, – неожиданно ласково произнес вампир, усаживаясь на бревне. – Мы скучали.

Его ладонь ласково прошлась по ее щеке, задержалась на горле, но острые черные когти даже не поцарапали кожу. Эсмина ждала приговора.

Темное пространство поляны осветилось сотнями сверкающих точек. Какие-то насекомые проснулись вместе с вампирами, поднявшись в воздух и осев гроздьями на ветках. Было бы красиво, если бы она не стояла на пороге смерти. Впрочем, не ее ли она ждала? Умереть среди своих в таком прекрасном месте было не так уж плохо.

– Вижу, ты нашла жертву, – сказал Кройн, внимательно разглядывая ее. – Кто-то согласился поделиться с тобой кровью?

Эсмина кивнула, вся похолодев внутри от того, что, если Кройн продолжит выспрашивать, она расскажет ему все – и про Ника, и даже про Уилли. От осознания этого во рту становилось горько. Противно от собственной слабости. К счастью, внимание Кройна отвлекли просыпающиеся вампиры, а когда он снова перевел на нее взгляд, Эсмина осмелела настолько, что схватила его за руку.