Новая Инквизиция IV (СИ) - Злобин Михаил - Страница 13

— Абсолютно.

— Хорошо, начнем с общего. Как вас зовут?

— Юрий Жарский.

— Ваш возраст?

— Двадцать девять полных лет.

— Должность, присвоенный разряд и специальное звание?

— Командир малого звена Главного управления боевой инквизиции, инквизитор первого боевого разряда, майор ФСБН.

— Ага, отлично… — боковым зрением я видел, как женщина что-то настраивает в планшете, периодически поглядывая на меня. — Ваш персональный идентификатор «Ворон?»

— Нет.

— «Метис?»

— Нет.

— «Факел?»

— Да.

— Угу, хорошо… Скажите, Юрий, вы задумывались об употреблении запрещенных веществ или алкоголя?

— Раньше задумывался. Теперь нет.

— Даже изредка?

— В последние дни никогда.

— Вы когда-нибудь нарушали закон, находясь не при исполнении своих обязанностей?

В моем воображении тут же каскадом пронеслись картины жестоких расправ над инфестатами. Скользкий от крови молоток в ладони, огонь, вопль сгорающего дара, едкий керосиновый дух, корчащийся на дне смотровой ямы обугленный бизнесмен…

— Да, бывало пару раз, — спокойно признался я, словно речь шла о неправильной парковке или переходе дороги в неположенном месте.

— Вы испытываете вину за это? — тут же пошла в наступление психиатр. — Хочу напомнить, Юрий, что я здесь не с целью вас в чем-то уличить. Я просто помогаю вам разобраться с самим собой. Ваше начальство получит от меня только отчет с выводами, а детали беседы останутся исключительно между нами троими.

«Ага, как же… так вам и поверил, доктор», — подумал я, но вместо этого сказал:

— Спасибо за напоминание. Нет, я не испытываю вины. Скорее даже наоборот, считаю, что все сделал правильно.

— Вы бы поступили иначе, будь у вас такой шанс?

— Определенно.

Я убежденно кивнул, но не стал говорить о том, что «иначе» в моем понимании это привести приговоры в исполнение значительно раньше.

— Что ж, радостно слышать, — благосклонно кивнула врач, по-видимому, не распознав подвоха в моем ответе. — Юрий, а когда последний раз вы испытывали сострадание или жалость при виде пострадавшего человека?

— Всякий раз, когда натыкался на жертв инфестатов, умертвий или упырей.

— Ваше сожаление направлено только на обычных людей? Или на обращенных кукол тоже?

— Первое. Куклы, как бы не были похожи на нас, больше людьми не являются. Они продолжение воли того злоумышленника, который накачал их некроэфиром и ничего более. В боевой обстановке жалость к врагу будет играть против меня.

— А вы сами когда-нибудь нарушали закон о неприкосновенности тел умерших?

— Неоднократно, — без экивоков бросил я.

Хоть глазами я следил за еле светящейся зеленой точкой на табло, но тренированное боковое зрение все равно отреагировало на движение психиатра. Она после моего откровения пугливо поежилась и будто бы даже дернулась, чтобы отодвинуться подальше от кушетки.

— Однако это никогда не шло вразрез с моим долгом, — ввернул я пояснение, дабы успокоить медика.

— Х-хорошо, идем дальше, — совсем неубедительно изобразила врач невозмутимость. — Вы когда-либо совершали опасные деяния ради острых ощущений?

— Мне остроты и на службе хватает, — позволил я себе небольшую усмешку.

— Вам бывает трудно контролировать свое поведение и эмоциональные импульсы?

— Больше нет, — ровно проговорил я.

— А раньше?

— Постоянно.

— Что-то изменилось? Вы пережили какое-то потрясение?

Я подавил порыв любопытства и не оторвал взгляда от зеленой точки на зеркальной панели, хотя и очень хотелось. Она в самом деле не понимает, или прикидывается?

— Всего лишь умер, доктор.

—…

Женщина растерялась от моей прямоты, но постаралась скрыть замешательство за корректировкой опций в своем электронном девайсе. Она что-то там долго нажимала, печатала и подкручивала ползунки настроек. А на деле, скорее всего, лихорадочно соображала, какой выбирать сценарий для дальнейшего опроса.

Странная какая-то. Неужели я что-то необычное сказал? Или медик пытается сделать вид, что не знала об этой моей маленькой особенности? К чему же тогда перед сеансом была озвучена ремарка про необычность?

— Вы ощущаете превосходство, находясь в обществе неодаренного человека? — наконец переборола ступор врач.

— Нет. Скорее наоборот. Я раньше вообще считал себя каким-то уродцем, которому нет места в нормальном обществе.

— А что вы испытываете, рядом с обычными людьми?

— Страх.

— Страх? — не поняла медик.

— Именно. Я боюсь, что не смогу уберечь их от темной кровожадной твари, живущей во мне.

— Кхм… хорошо, Юрий, я поняла вас. Теперь скажите, вы когда-нибудь проявляли излишнюю жестокость во время задержаний?

— Каждый раз, — снова бесстрастно пожал я плечами. — Чаще всего, я на службе сталкиваюсь с порождениями некроэфира, которых невозможно запугать, убедить или обмануть. Поэтому я вынужден просто их уничтожать. С кукловодами чуть проще, но и их приходится ломать жестко и яростно. Чтоб эта падаль даже голову поднять боялась, не говоря уже о том, чтобы обратиться к своему дару. Это если вкратце.

Психиатр сделала очередную паузу, подкручивая настройки в планшете, а на меня окончательно снизошли полное умиротворение и безмятежность. Какой бы вердикт не вынесли мозгоправы, на моей дальнейшей судьбе это мало чем скажется. Я буду продолжать свое дело несмотря ни на что…

— Товарищ генерал, разрешите?

В дверном проеме показалась морщинистая физиономия Гиштапа, на которой синяки под глазами разрослись почти до самых скул.

— А, Петрович, — добродушно махнул начальник, — давай, залетай! С чем пожаловал?

— Результаты обследования Факела принес, — поведал полковник, покачав на ладони черную папку с наклеенным на ней предупреждающим грифом особой секретности.

— О как… — руководитель ФСБН моментом посуровел и схватился за телефон. — Инга Викторовна, никого ко мне не пускать… Да… Да… Даже его. Мне без разницы… Представьте, что меня вообще нет, ясно?

Вернув трубку на рычаги, генерал-майор нетерпеливо воззрился на подчиненного, ожидая, когда тот передаст ему материалы.

— Здесь на первой странице заключение психиатра, дальше идет протокол беседы, а на диске запись сеанса от самого начала и до конца.

— Да давай уже сюда! — не выдержал офицер и выхватил документы из рук комбата. — Перескажи коротко, о чем там Жарский болтал.

— Я не имею понятия, товарищ генерал, — с каменным лицом ответил пожилой визитер.

— Чего это? — удивился начальник. — Еще скажи, что не читал и не смотрел?

— Именно что, — не преминул огрызнуться полковник. — Я не специалист, все равно ничего не пойму из этого. А копошиться в грязном белье своих подопечных считаю и вовсе зазорным. Вам, кстати, Константин Константинович, тоже не рекомендую этим заниматься. Экспертного мнения должно быть достаточно, чтобы сделать выводы.

Генерал оторвался от чтения бумаг и крайне выразительно глянул на Гиштапа. Любой другой бы стушевался и поспешил сдуться, но только не этот ворчливый старик. Он выдержал пронзительный взгляд руководителя и даже взора не потупил, демонстрируя непоколебимую уверенность в своих убеждениях.

— Не по чину тебе, Анатолий Петрович, рекомендации мне раздавать, — строго отчитал полковника Крюков. — Я тебя, конечно, уважаю, но субординацию тоже нужно соблюдать, понимаешь?

— И я вас пока еще уважаю, товарищ генерал, — предостерегающе прокаркал офицер. — Но уважение штука хрупкая. Всего один поступок может его разбить вдребезги.

— Даже так?

Начальник ФСБН удивленно округлил глаза, а затем, после непродолжительной паузы, подчеркнуто медленно сложил все материалы обратно в папку, оставив на своем столе только листок с заключением.

— Теперь доволен? — колко спросил руководитель.

Гиштап флегматично кивнул и откинулся на спинку кресла, показывая, что такое решение генерала его полностью устраивает.