Новая Инквизиция IV (СИ) - Злобин Михаил - Страница 25

— Ваш папа плохой человек? — поднялись на меня зареванные девичьи глазки.

— Может когда и был хорошим, но я этого не запомнил, — равнодушно пожал я плечами.

Ксюша шмыгнула раскрасневшимся носом и отстранилась от меня. Кажется, она устыдилась своего эмоционального порыва и теперь хотела поскорее спрятаться ото всех, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

— Спасибо вам большое…

— Юра, — подсказал я. — Просто Юра.

— Спасибо вам, дядя Юра, — поблагодарила школьница, уже практически успокоившись и прижала к себе коробку с планшетом. — Я честно буду заниматься на нем…

— Нисколько не сомневаюсь в этом, — серьезно кивнул я. — Ты очень красиво рисуешь.

— Откуда вы знаете?

Я уже набрал воздуху, собираясь сказать, что просто знаю, но тут все же подключилась супруга старшины.

— Ксения, доча, иди в комнату, — мягко, но в то же время безапелляционно попросила она. — Дай нам с дядей побеседовать.

Девочка бросила на меня прощальный взор, а потом послушно убежала с кухни. Я же, оставшись наедине с Лизаветой, откинулся на спинку опасно хрустнувшего стула и приготовился к нелегкому разговору.

Супруга старшины выжидательно смотрела на меня, и другой бы не заметил никаких перемен. Но я, нося в себе воспоминания Романа, все-таки обратил внимание, что взгляд хозяйки значительно потеплел. Если в первые мгновения она меня встретила настороженно и в какой-то степени недоброжелательно, то теперь…

Поднеся ладонь к своему лицу я потрогал щеки и понял, что одна одинокая слезинка все-таки сумела прорваться на волю, невзирая на все мои усилия. Тяжело это, носить в себе сознание чужого человека, ой как тяжело… И как только Аид не сошел с ума, поднимая мертвецов тысячами?

— Так о чем вы хотели со мной поговорить? — подтолкнула меня женщина к диалогу.

— О вашем супруге, Романе Краснове.

— Это я уже поняла, — прикрыла она глаза. — Ну давайте, выкладывайте…

Сделав глубокий вдох, я начал излагать. Я осознавал, что никакие слова не могут быть утешением для женщины, потерявшей своего любимого мужа. Но все равно продолжал говорить. Я рассказывал о том самом последнем дне службы, когда погиб старшина. О кровопролитной бойне, в которую превратилось рутинное дежурство. О драгоценных минутах, обменянных на жизни солдат. Об остервенелом сопротивлении охраны периметра подступающей нежити…

— Зачем вы мне все это говорите? — всхлипнула Лиза, глотая слезы.

— Чтобы ты не забывала, каким человеком был твой супруг, — строго припечатал я, более не поддаваясь магии женских слез. — Он воин. Честный и непреклонный. Чтобы помнила, что старшина Роман Краснов мог найти десяток мирных занятий на гражданке. Он же рукастый был, умел и с деревом работать, и машину водить, и даже варить аргоном. Но до самого последнего мига оставался верным своей службе. Чтобы ты знала, что всякий раз, когда он брал в руки оружие и затягивал ремни бронежилета, думал о тебе и Ксюше.

В какой-то момент вдова не выдержала моих откровений и спрятала лицо в ладони. Ее плечи не дрожали, поэтому со стороны казалось, что она просто сидела, прикрыв глаза. Однако когда Лиза отняла руки, то ее щеки блестели от пролитых слез.

— Вам ведь всего лишь нужно его тело, — надтреснутым голосом произнесла она. — Для чего эти высокопарные речи? Я уже все сказала тому полковнику! Вы не получите Рому, даже не надейтесь! Ему покоя при жизни не было, вечно какие-то тревоги, сборы и усиления! Так пусть он хотя бы после смерти отдохнет…

— Ты ошибаешься, Лизавета, — сердито нахмурился я. — Пойми, что Роман сейчас смотрит моими глазами. Его чувства к тебе и дочери еще живут в моей голове. Его мечты, страхи, надежды и убеждения по-прежнему со мной. Но одно твое слово, и я разорву эту пуповину. Мне нужно сделать легкое волевое усилие, чтобы старшина Краснов и всё, что он носил в своей душе, навсегда ушло за грань.

— В-вы… так вы и есть… — хозяйка побледнела, почти сравнявшись цветом с холодильником.

— Да, Лиза. Я инфестат, который поднял твоего мужа из мертвых, — без прикрас высказал я вдове. — Мы умерли с ним вместе на том самом пустыре, однако твой супруг дождался меня из небытия, и наша связь восстановилась. Мы с ним — две грани одного маленького чуда, поскольку ни один из некробиологов не смог с уверенностью сказать, почему все случилось именно так. Но у меня есть предположение.

— К-какое? — с придыханием спросила женщина.

— Ты можешь, конечно, отнестись к моим словам скептически, но считаю, что нас свела и удержала длань господа, — объявил я, чувствуя, как разгорается в груди невидимое пламя. — Он хочет, чтобы мы продолжали борьбу и шли до конца. И если ты дашь разрешение, то так оно и будет. Я сделаю все, дабы жертва Романа не стала напрасной. Вместе с ним, мы перевернем весь мир, но отыщем ублюдков, организовавших то злосчастное нападение. И я не успокоюсь, покуда каждый, слышишь, Лизавета⁈ КАЖДЫЙ из этих подонков не отправится на божий суд! Ибо возмездие за грех — смерть, а участь беззаконника — огонь и червь. Так было сказано и так будет!

Признаюсь, я немного потерял контроль над собой, и под конец гортань порождала не нормальную человеческую речь, а почти звериное рычание. Вены на моих руках, лице и шее набухли, а зрение приобрело небывалую четкость, будто я окунулся в «сотку». Мне казалось, что я сейчас мог голыми руками крошить гранитные глыбы и пробивать дыры в бетонных стенах. Такова была сила моей ярости. Но кем я стану, если не смогу ей управлять? Очередным безумцем, одержимым жаждой крови и страданий? Ополоумевшим фанатиком, нашедшим оправдания своим низким побуждениям и желаниям в постулатах веры?

Глубоко вздохнув, я пару раз моргнул, и наваждение схлынуло, будто его и не было. Смятая пачка жвачки, невесть каким образом оказавшаяся в судорожно сжатых пальцах, отправилась обратно в карман. Нужда в этом костыле у меня отпала окончательно. Отныне я сам хозяин своих эмоций и разума.

Супруга погибшего бойца неподвижно сидела напротив, до побелевших пальцев вцепившись в столешницу. Она тоже ощутила, как незваный гость на ее кухне на короткий миг стал кем-то большим, нежели человек или инфестат. Чем-то необъяснимо возвышенным, но леденящим душу. Какой-то неумолимой силой, которую невозможно остановить, как восход солнца или наступление ночи.

— Так каков будет твой ответ, Лизавета? — вновь подал я голос. — Как ты хочешь поступить с Романом?

— Я… я не знаю… — все еще несколько испугано прошептала она.

— Тебе нужно больше времени на размышление?

— Я не знаю… — повторила женщина.

— Ладно, пойдем, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Кое-что тебе покажу.

— Куда? — чуть более осмысленно взглянула на меня вдова. — Что покажете?

— Роман тебе тоже подарок готовил. На вашу годовщину. Ручаюсь, что ты его до сих пор не нашла.

Не спрашивая дозволения и не оглядываясь, я отправился в спальню. Обескураженная хозяйка неуверенно засеменила за мной следом, однако предпочитала держаться на некотором удалении. В полицию не порывалась звонить, уже хорошо. А то меня б за такое давление на семью погибшего бойца разжаловали бы обратно в капитаны, как минимум.

По пути в комнату я заглянул еще и в кладовую, где прихватил маленькую трехступенчатую стремянку. В высоту она была совсем низкая, и годилась только для того, чтоб Лиза доставала лейкой до цветов на полках. А Жена Романа уже не удивлялась тому, как ловко и непринужденно я ориентируюсь в их квартире. Она просто наблюдала за моими действиями.

Неспешно обойдя всё жилище и впитывая чужие воспоминания, я подошел к стоящему в углу спальни шкафу. Разложил лесенку, взгромоздился на нее, да принялся шарить рукой в недосягаемых для остальных моих домочадцев местах. Тьфу ты! Опять думаю, как Роман. В общем, достал я с той верхотуры плоскую прямоугольную коробку, замотанную в мягкую бархатную ткань, и протянул ее Лизе.

— Что это? — удивленно спросила вдова, подчеркнуто бережно принимая у меня подарок покойного мужа, который так и не успел его вручить. Вполне возможно, что без моего участия этот презент лежал бы на шкафу еще долгие годы, до какого-нибудь переезда. А может ему и вовсе не суждено было быть найденным. Но я уже вмешался, и никто этого не узнает.