Убийца Богов (СИ) - Француз Михаил - Страница 37

— Почему ты так думаешь?

— Я же Богиня Любви. То, что моя сила не действует на тебя, то что твой разум закрыт для меня, не значит, что я не могу читать твое сердце.

— А другие боги могут? — нахмурился я.

— Не сторожись, это не «чтение» в прямом смысле слова, — попыталась успокоить меня она. — Это… Ну, как у вас «психологи», или «психотерапевты», как правильнее?

— Это профессии разные, но я в тонкостях не очень разбираюсь. Продолжай, я слушаю.

— Просто огромный опыт. По глазам, мельчайшим деталям мимики, движений, оговоркам, тембру голоса, эмоциональным реакциям… Можно читать человека, как открытую книгу. Я прочитаю все, что относится к Любви, Бог Войны — все, что относится к войне, Бог Торговли — все, что относится к жадности… Примерно так.

— И закрыться от этого невозможно? — еще сильнее нахмурился я.

— Возможно все, — повела плечами Ладора. — Но приятно ли тебе будет самому ходить вечно мраморной статуей, без малейшего проявления чувств, эмоций, ничего не делая и никому не помогая?

— Тогда уж просто «не живя», — хмыкнул я и потер переносицу. — И что читаешь в моем сердце ты?

— Ты не знаешь еще Любви. Отчаянно ищешь, жаждешь к ней прикоснуться, но не знаешь ее. Путаешь ее с влюбленностью. Пытаешься разглядеть ее в каждой встреченной на пути девушке. Открываешься навстречу, не боясь боли. Не боясь предательства. Но ты сам не знаешь, что именно ищешь. Ты судишь о ней по книгам, балладам… «фильмам»? Так это у вас называется? — я кивнул. — Это все равно, что судить об океане, даже не стоя на берегу и глядя на волны, а глядя на картину с нарисованными на ней волнами. Но при этом ее настоящую, живую, а не нарисованную, ты видел не раз. Буквально каждый день. Тебе ее показывал… отец. И не он один.

— Страшная ты женщина, — сказал я, отворачиваясь и утыкаясь взглядом в кружку. — Красивая. Но страшная.

— Я тебя напугала?

— Нет, — покачал головой я. — Просто расстроила. Я-то считал себя влюбленным… Даже стихи писал…

— Юношескую влюбленность с любовью не стоит путать, — мягко улыбнулась богиня. — Не торопись. У тебя впереди мнооого времени.

— Я уже прожил несколько десятков тысяч лет! Разве этого мало, чтобы найти любовь?

— «Я есть Любовь». Чьи это слова?

— Творца…

— Мы все ее ищем, Логин. И люди, и боги. Мы все ищем Творца. А любовь — это наш путь к нему. Бесконечно трудный, бесконечно долгий, бесконечно печальный и бесконечно радостный.

— Сложно. Сложно все это, — вновь опустил глаза на кружку в своих руках я. — Отец говорил почти те же слова, что и ты. Я помню их, но пока не понимаю.

— Твой отец — мудрый человек. Было бы интересно с ним пообщаться.

— Он всегда рад гостям. Еще ни разу на моей памяти он не прогнал пришедшего к нему за советом или помощью. Или просто захотевшего поговорить, — пожал плечами я.

— Вот только Мир Закрытый, — улыбнулась Ладора.

— «Кто хочет — ищет способ, кто не хочет — причину».

— Это тоже его слова?

— Нет. Это слова моего преподавателя по Истории Развития Вычислительной Техники. Но отцу они тоже понравились.

— Ладно, — выпрямилась Ладора. — Мастер-стеклодув появится завтра к вечеру.

— Так быстро? — удивился я.

— Боги существуют вне времени. И действуют тоже. Просьбу ты высказал сейчас, а цепочку событий, приведшую к ее выполнению, я запустила пятнадцать лет назад.

— Боги могут менять прошлое? — насторожился я.

— Не совсем. Просто бог — существо единое и продолжающееся как в прошлое, так и в будущее. Он знает то, что знает сейчас и в прошлом и в будущем. То есть ты сказал про стеклодува мне, существующей в этом моменте, но это означает, что ты сказал мне это же и существующей в моменте пятнадцать лет назад, и пятьдесят лет назад и тысячу.

— А вперед?

— С обычными людьми — да. Но с тобой нет. Боги видят тебя только вот так, как сейчас — в непосредственной близости, плотными материальными глазами. И в отличии от нас, в будущем, даже на минуту вперед, ты еще не существуешь. Ты живешь сейчас. Здесь и сейчас. В прошлом есть только твои действия, уже сделанные и ни один бог не властен изменить их или их последствия, но сам ты существуешь только в эту конкретную миллисекунду, микросекунду, наносекунду… Еще меньше — мгновение. Секунду вперед — тебя еще нет. Секунду назад — тебя уже нет.

— Забавно, — хмыкнул я.

— Не буду тебе мешать, — поднялась она с лавки и начала собирать посуду. Что ж, и правда, обед закончился — пора за работу.

Ладора уходила, как и в прошлый раз: под восхищенные взгляды мужчин и шлепки подзатыльников, раздаваемых их женщинами.

— Дядь Апанас, — после завершения работы, за ужином, решил начать я свою тему.

— Чего тебе, Михаил? — вяло поинтересовался он. Мы с ним сидели на завалинке, грея сытые животы на весеннем солнышке.

— Дядь Апанас, можешь мне землицы выделить? — просьба была неожиданной настолько, что он даже оторвал свою спину от теплой бревенчатой стенки и, повернувшись ко мне, хлопнул по коленям.

— Жениться собрался? Молодец! Правильно! И дев… нет, баба хороша, по земле идет, как лебедь плывет. Да и дело знает — что у мужика к сердцу через желудок дорожку торить надо…

— Нее… Рано мне еще, — приоткрыв один глаз, отмел я его предположение. — Тут другое.

— И что же? — разом поскучнел Апанас, возвращаясь к прежнему положению тела.

— Задумка есть интересная… Хочу одну штуку попробовать сделать из тех, что у нас с Риткой дома широко используются.

— И что за штука такая?

— Для начала грибную ферму — она попроще делается, а после теплицу какую следует.

— И что за зверь такой эта «грибная ферма»?

— Погреб такой, длинный, темный, где в специальных кадках грибы растут съедобные. Круглый год, — пояснил я.

— Так грибов и так в лесу, как грязи. За пару дней бабы на всю зиму затариваются: солят, сушат, маринуют. Для чего эта «ферма-то»?

— Свеженькие-то они всяко лучше? — пожал плечами я.

— Ну, положим, может из этой затеи польза выйти. Не большая, но все же польза. А " теплица" — это что такое? — задумчиво огладил бороду Апанас.

— Это такой длинный прозрачный дом, у которого внутри огород разбит. Нормальный такой, хороший огород. Чем он хорош, так это тем, что сажать в нем можно начинать, еще когда снег толком вокруг не сошел. И до самой поздней осени все растёт.

— Баешь ты складно, а сможешь сделать-то?

— Не попробую — не узнаю. Потому и прошу кусок земли по плоше какой-нибудь. Совсем негодящей. Хоть лесом заросшей, хоть сором, хоть выродившейся, хоть и вовсе глинистой или каменистой. Все одно там скапывать все под основание, — пояснил я свою мысль. — Только бы от деревни не далеко, чтобы ребятня потом присматривать за ними могла.

— Ребятня? А что не сам?

— По первости сам, а после других научу, что и как делать. А ребятишки — они же лучше взрослых новому учатся. Да и дел там по идее не так, чтобы много будет… Ну, я так думаю.

— Ладно, — вздохнул Апанас. — Парень ты вроде толковый, может и правда чего путное сделаешь. Когда тебе земля-то нужна будет?

— Да, чем быстрее, тем лучше, — пожал я плечами. — Сегодня покажешь — в ночь и начну.

— Спать по ночам надо, а не херней страдать! — неодобрительно заметил Апанас.

— Не могу, — сглотнул неприятный ком в горле я. — Кошмары мучают. Только глаза закрываю, как возвращаются…

— Просто кошмары или воспоминания? — посерьезнел Апанас.

— Второе. Несколько месяцев уже уснуть не могу… Пока на озере в одиночестве сидел вообще чуть умом не тронулся. Не помогали ни йога, ни медитации…

— Что ж ты такое повидать-то умудрился, что так тебя ломает. Молодой же еще совсем. Не ужто на войне побывать довелось?

— Слава Творцу, на войне не приходилось, Дядь Апанас. Но ужасов на земле и без войны хватает. Не хочу я говорить об этом, не дозрел еще. Пойдем ты мне лучше участок покажешь, да я работать начну, пока на стены бросаться не начал да на луну выть.