Деваться некуда - Виан Борис - Страница 7

— Подожди, Нарцисс. У меня есть подозреваемый получше. Француз с непроизносимой фамилией. Поль Морис Гилен^{39}.

— Мне она кажется вполне произносимой…

Нарцисс записал имя и фамилию в блокнот, не сделав ни одной ошибки.

— И какая связь?

— Он ублажал девчонок сентиментальными стишками. И самое противное: это срабатывало почти всегда. Он переспал с Эллен, Беатрис и уймой других… Даже перечислять не хочется.

— Красивый парень?

— Да, ничего. Брюнет с зелеными глазами и загадочным видом. Очень раздражал своим французским акцентом, в подражание Морису Шевалье^{40}, и своей мнимой значимостью.

— А с Умой Бронстин он тоже переспал?

— Эммой Бронстин?

— Умой. Это имя тебе ни о чем не говорит?

— Совершенно ни о чем.

На радиофонографе заиграл следующий диск. Нарцисс встал и легко, чуть ли не пританцовывая, направился к высокому стеллажу с выдвигающимися папками, одна из которых, на третьем уровне, оставалась пустой.

Мой взгляд упал на страницу газеты «Курриер». Вскоре «Доджерс» предстояло встретиться с «Янки», и всем не терпелось увидеть, что именно Джеки Робинсон^{41} может сделать против ньюйоркцев. Все-таки в матче такого уровня чернокожий играл впервые. На эту дружескую встречу на стадионе «Батон-Руж» все билеты были уже проданы. Кто сказал, что зимой бейсбольные матчи бессмысленны? Для бейсбола необязательно чувствовать запах травы, подставлять плечи под солнечные лучи и пить свежее пиво, выкрикивая имена игроков. Это так, к слову^{42}.

Нарцисс достал еще один желтый конверт из крафт-бумаги. Сел напротив меня. Как всегда, плавно. Даже грациозно. И разложил на столе очередную серию снимков.

Я действительно видел разное, но здесь была просто жуть: голое изувеченное тело лежащей девушки, мокрые длинные волосы, прилипшие к коже, но не лица. Судя по узорчатому кафелю, снимки сделаны на краю бассейна. Ужасные фотографии для судмедэксперта, в которых напрочь отсутствовала художественность; кафель, например, можно было бы откадрировать и получше. Все тело в синяках, скривленный рот с уродливыми следами ожога. Низ живота также выжжен. Меня передернуло, я отвел глаза. На другом, менее жестоком снимке снизу выглядывал кончик ботинка полицейского, который фотографировал: двухцветная модель «Валентайн», которая, по моему скромному мнению, вышла из моды еще до войны; ну да ладно, ведь люди могут одеваться, как им хочется, не так ли?

— Угасшую Уму Бронстин… Хм… Слово не очень уместное… В общем, покойную нашли сегодня утром в бассейне перед ее домом, в южном квартале, около Холлвэй-драйв. Убийство совершено вчера вечером. Ее сначала пытали, а затем утопили, именно так — в указанном порядке. Ты ведь понимаешь, что в такое время года ей вряд ли захотелось бы позагорать в саду и искупаться в бассейне. А ожоги — это от клейма для скота.

Выдержав паузу, Нарцисс с легким удивлением добавил:

— Совсем как у Миледи де Винтер в «Трех мушкетерах»…

— В трех мушках[4]… что?

— В «Трех мушкетерах». Это название романа, причем французского.

— А-а…

— Александра Дюма. Кстати, в романе этих мушкетеров четверо.

— И давно ли, Нарцисс, ты читаешь французские романы? И как давно ты вообще читаешь?

Он поморщился. Я прекрасно знал, что Нарцисс, претендующий на рафинированность, воспринимает любое указание на свое невежество как худшее из оскорблений.

— И кто же эта миссис Винтер? Я не понял, к чему все это.

— Де Винтер. В романе это куртизанка. Но главное, что ее заклеймили раскаленным железом, потому что она была преступницей. В то время именно так и поступали, но с тех пор традиции утрачены. Ее пометили клеймом с изображением лилии. А в интересующей нас истории Уме Бронстин выжгли букву «Ф».

— «Ф»?

— Фрэнк, перестань повторять за мной. Да, букву «Ф», как в словах «француз», «Фаренгейт», «Франклин» и во всех остальных, начинающихся с «Ф». Значит, ты эту девушку совсем не знаешь?

Я перевернул фотографию. На обороте с ошибкой, выдававшей поспешность, было написано: «Ума Бронстейн 9 декабря 1950 г. Саус-Дистрикт».

Я покачал головой и придал лицу самое убедительное выражение недоумения, какое только было у меня в наличии. Конечно, ужасно, но это меня несколько успокоило. Должен признаться, что если бы я знал эту Уму Брон-как-ее-там, то я бы всерьез встревожился.

Нарцисс аккуратно сложил фотографии в конверт. И, не поднимая головы, пробормотал:

— Видишь ли, Фрэнк, конечно, ужасно, но это меня несколько успокоило. Должен признаться, что если бы ты знал эту Уму Брон-как-ее-там, то я бы всерьез встревожился.

— С ума сойти! Я только что сказал про себя то же самое.

Нарцисс налил себе еще виски, скорее тройной, чем двойной. Затем плеснул и мне.

— А что сталось с вашим поэтом? Пресловутым Гиленом? И вообще, что он делал в Колледже Блэк-Ривера?

— Не имею ни малейшего представления. Мы никогда не дружили и даже как-то подрались: наглец прислал Беатрис стихотворение, хотя мы с ней тогда уже встречались. Беатрис была возмущена и даже показала его мне: история о каких-то трахающихся птицах.

— Прости, не понял.

— Ну, не знаю, он написал его по-французски, а в этом я был не очень силен. Как бы там ни было, Беатрис ему в конце концов уступила.

— Мне понадобится его фотография. В альбоме колледжа она наверняка есть. Он у тебя сохранился?

Конечно, сохранился. Вэнис не позволила бы мне избавиться от этого старья. Нарцисс с довольным видом уселся в кресло.

— Я веду это дело по просьбе отца Эллен Брей-стер. Платит он очень хорошо, значит, продвигаться надо быстро.

— Позволь мне помогать в расследовании. Мне это самому важно. Я знал этих девушек, и француза тоже. Вдвоем мы продвинемся быстрее.

— Если хочешь, но на зарплату не рассчитывай. У меня слишком много расходов, — добавил он, указывая на коллекцию шляп.

Ему удалось выжать из меня улыбку.

— Очень хорошо, партнер. Итак, у нас есть другая зацепка?

— Сначала я подумал, что здесь замешано скопчество.

— Скотч? Однако скотч еще никогда никому не вредил…

— Скопчество. Скопцы. Это христианская секта, очень распространенная в России в начале века. Чокнутые, которые отрезают себе половые органы, чтобы приблизиться к Богу.

Я сделал то, что всякий нормальный человек делает, когда ему рассказывают о таких вещах. Дернулся, не одержав гримасу отвращения. С религией, скажем прямо, всегда всё не слава богу.

Нарцисс достал Библию короля Якова^{43} — я и не подозревал, что он может обладать подобным раритетом, пусть даже втиснутым меж двух бутылок бурбона, — пролистал и продолжил:

— Держись, Фрэнк, я почитаю тебе из Евангелия от Матфея, а именно стих двенадцатый из главы девятнадцатой. «Ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит». Так вот, как раз чтобы «вместить», то есть понять, следует вспомнить, что чуть ранее у Матфея в стихе восьмом из главы восемнадцатой написано (и ты уж прости, что я тебе зачитываю такое): «Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в геенну огненную».

У меня выявились лакуны. Нарцисс это заметил и пояснил:

— Геенна… Ну, в общем, ад. Короче: скопцы считают, что зло исходит от красоты, от сексуальности, которая мешает приобщиться к Богу. Отсюда они делают следующий вывод: чтобы избавиться от греха и угодить прямо в рай, лучше всего кастрировать себя и даже отрезать себе пенис. Вот так, мой дорогой. А женщины-скопчихи увечат себе груди.