Последний наследник Триады (СИ) - Магарыч Григорий - Страница 4

Мир вокруг схож с Триадой до появления Бездны. Судя по разговорам бездомных, роды, кланы и синдикаты являются важной частью этого общества и делятся на множество разновидностей — дворяне, князья, аристо и простолюдины, а ещё безродные — все, кому запрещено иметь свой род.

Вполне приемлемые условия. Мир принимает людей, которые стремятся к вершине, и старается этому не мешать. А это всё, что мне нужно.

День за днём я проводил в лечебнице с госпожой Фирузой. По вечерам спускался ужинать, иногда устраивал себе короткие прогулки по местности, но на этом всё. Жить с ощущением того, что организм вот-вот уничтожит собственное магическое начало, было тяжело. Поэтому я делал всё возможное, чтобы как можно скорее поправиться от зависимостей.

Семья была добра ко мне. Дети, старики и взрослые — все заботились, старались не беспокоить по пустякам и всячески помогали Фирузе с лекарствами. Единственное, что могло настораживать, отношение ровесников. Некоторые члены семьи, максимализм которых зашкаливал, были искренне обозлены на этот мир, на несправедливость — и зачастую пытались выместить свою злость на мне: навязывали свои правила и пытались подавить во мне ощущение силы.

Вот только… едва ли эти дети хоть немного понимали, через что пришлось пройти последнему выжившему на Триаде человеку, который не раз бился с самой Бездной. Я старался не выдавать себя, но порой… мой взгляд делал больше, чем любые возможные слова.

На седьмой день моей реабилитации я начал отчётливо ощущать свой сосуд магической энергии. В прошлой жизни на поиски источника силы ушло больше десятка лет, сейчас же мне удалось отыскать его за семь дней.

Фируза вошла в комнату, когда я пускал по жилам ауру в попытках смешать её с кровью, взгляд её казался обеспокоенным, хоть тот и старался скрыться за ширмой уверенности в голосе.

— Ещё никогда не встречала людей, способных выбраться из такого состояния, Кость, но ты большой молодец, — Фируза уже минуту осматривала мой шов с грустью в глазах, а я продолжал гонять энергию по телу. — Извини, если говорю неприятные вещи, но как врач я не могу тебе врать. То, что тебе удаётся разговаривать, ходить и жить — настоящее чудо.

— Всё в порядке, — подбодрил я. — Мне с каждым днём становится лучше.

— Не сказала бы это, глядя на тебя со стороны, — вздохнула она. — Ладно, мне пора на работу. Можешь прогуляться, сейчас лучше подвигаться.

— Да, госпожа Фируза.

Глаза женщины ещё никогда не казались такими потухшими. Усталость на работе наваливалась в гору к моим проблемам, и сил у неё попросту не оставалось на личную жизнь. Никогда не забуду, насколько сложна оказалась эта неделя для Фирузы.

Дождавшись, пока женщина отправится по своим делам, я осторожно свесил ноги и поднялся с кровати. Накинув лёгкую изношенную одежду, пошагал в коридор. Обычная прогулка по пристанищу помогала справиться с болью, я искренне радовался одному лишь ощущению, что в новом мире я не одинок.

— Костя-я-я! — Лизонька подбежала со спины и цепкими объятиями приветствовала меня.

— Приветствую, юная госпожа, — натянул я слабую улыбку и позволил взять себя за руку.

— Как себя чувствуешь, братик?

— Уже лучше, юная госпожа.

Мы с Лизонькой подружились ещё пару дней назад, когда я после ужина остался сидеть на лавочке и разглядывать созвездия. Тогда девочка проявила инициативу: решила сама подбежать ко мне и попросила рассказать о звёздах. На этой почве мы и сблизились. Лиза была крайне улыбчивой девчонкой, хоть мне и казалось подобное качество в таких условиях загадочным. Ей было важно, чтобы вокруг процветало счастье, а внешние факторы… настроение ей не портили.

Свою дочь я похоронил давно, ей на тот момент было чуть больше двенадцати лет, и, наверное, мои эмоции при виде Лизоньки были вызваны их схожестью. Конечно, на Триаде я пообещал своей юной Найне, что постараюсь не вспоминать её мёртвую, но… отцовскому сердцу не прикажешь. Порой мысли сами собой всплывали, навивая скорбь и тоску даже в самые счастливые моменты.

— Ты снова решил устроить обход, Кость? — захлопала она голубыми глазками, оглянувшись по сторонам. — Рассматриваешь всё так внимательно. Ищешь что-то?

— Нет же, — усмехнулся я. — Фируза посоветовала прогуляться. Вот и всё.

— А… ну ладно, — задумалась девочка. — Просто Пантелей Пантелеич боится, что ты что-нибудь украдёшь, и не хочет, чтобы ты без присмотра расхаживал по дому. Я ему говорю, что ты хороший, но он считает меня маленькой и не видавшей жизни.

Ах да, девочка ещё крайне прямолинейна.

— Было бы что красть, юная госпожа, — улыбнулся я. — Было бы что красть…

Остановившись у картонной двери, Лизонька отпустила мою руку.

— Ладно, Кость, у меня занятия с тётушкой Еленой, пойду я, а ты дальше тут смотри, может чего найдёшь ценного, — улыбнулась она.

Я, приподняв бровь, приоткрыл дверцу. В помещении было около дюжины детей, которые внимательно слушали, как пожилая женщина стоит у доски и рассказывает им что-то из школьной программы. Я знал, что безродным детям редко удаётся поступить в школы, однако… Лизонька, кажется, под эту программу попадала.

— Разве ты не ходишь в школу, юная госпожа? — удивился я, опуская глаза на Лизу. — И многие из детей, которые сидят в комнате и слушают эту женщину… они ведь тоже поступили и могут ходить на уроки в учебные заведения.

Лизонька осеклась, держа ручку картонной двери, она подняла на меня глаза и пару раз моргнула. Слёзы едва заметно навернулись на её голубых очах сквозь детскую улыбку, а руки сами собой сцепились за ручку двери.

— Мы не хотим туда идти, — пожала она плечами, держа улыбку на лице. — Тётушка Елена лучше любого учителя объясняет.

— У тётушки Елены, возможно, нет образования, — возразил я. — Может, на то, что вы не ходите в школу, есть более правдоподобная причина? Ты явно умнее своих сверстников, это видно невооружённым глазом.

Целую минуту Лизонька стояла лицом ко мне и не знала, что ответить, после чего отвернулась, вытерла слёзы и снова поглядела на меня с той же улыбкой.

— Ну… просто над нами все издеваются в школе, вот… — слёзы снова скатились по щекам Лизоньки, она опустила глаза к полу и чуть съёжилась. — Называют бе-е-едной там, сиро-откой… считают, что я грязная и заразная. Никто не хочет со мной за парту садиться, потому что я плохо пахну. Ну, воняю. Правда, мой носик почему-то ничего не чувствует. А ещё… они обзываются. Они знают, что мама моя умерла… но, знаешь, почему-то продолжают издеваться над ней. Она же мёртвая, её нельзя называть плохой. Я просто…

Она не договорила; прикрыв лицо руками, отвернулась к двери и тихо заплакала — так, чтобы никто другой этого не увидел и не услышал. Плечи её подрагивали, пронзая моё чуткое сердце тупым ножом, а аура… выражала истинную и чистую обиду.

Столько боли было в той улыбке, что словами не передать.

— Юная госпожа, если я задел вас, — сдерживая эмоции, присел я на колено. — Прошу меня простить.

— Ничего, Кость, — прошептала она, снова улыбнувшись. — Дедушка Старейшина говорит, что плакать не стыдно. Стыдно, когда боишься, что тебя засмеют.

— Он прав, юная госпожа, — кивнул я. — Порой слёзы помогают унять боль, которая прячется глубоко внутри и напоминает о себе в моменты, когда ты особо уязвима. Важно лишь, чтобы ты не боялась этих слёз. Не боялась бросить этой боли вызов. Твоя мама не хотела бы видеть свою дочь в таком состоянии, поверь мне.

Девочка кивнула, подняв на меня глаза. Плечи её всё ещё дёргались в такт прерывистому дыханию, но взгляд был ровным. Она будет сильной девушкой в будущем, если злые дети не сломают её волю.

— Подумай о моих словах, хорошо? — спросил я.

— Да, хорошо.

— А теперь, юная госпожа, мне нужно продолжить поиски вашей бижутерии, разных драгоценностей и денег, — отшутился я; мне с трудом удалось подняться на ноги. — А ты беги на уроки к тётушке. И передавай деткам привет от меня.