Наследство Ушедших (СИ) - Артемьев Роман Г. - Страница 30

Отступать назад или в сторону бессмысленно — догонит. Шаг вперед, ухожу вниз, растягиваясь над плитами пола. Бабр уже оттолкнулся от парапета задними лапами, он не успевает перенаправить прыжок, зато я без мыслей, на чистых рефлексах создаю выручившую меня Заморозку и, падая, разворачиваюсь лицом вверх. Привычный жест рукой служит спусковым крючком для заклинания, маленький белый шарик за мгновение формируется над ладонью, отрывается и летит в опрометчиво подставленное брюхо. Чудовище тоже летит, вперед, так что за счет разницы скоростей удар приходится в пах, между задними лапами.

Тварь совсем не грациозно, словно мешок грохнулась на землю, сворачиваясь в кольцо и воя от боли. Почти сразу в неё ударили не то три, не то четыре заклинания, проходя сквозь естественную защиту и превращая машину смерти в вонючий кусок пропеченной плоти. Я тоже скорчился на земле, прижимая ладони к заходящемуся в дикой рези животу. Слишком много чаровал, истощение настигло. Кое-как справившись с болью, вытащил из кармашка стимулятор, отхлебнул половину флакончика, немного полежал, чувствуя подступающее облегчение.

— Тиша! — раздался над головой обеспокоенный голос дяди Деяна. — Как ты?

Осторожно перевернувшись на живот, я более уверенно поднялся на ноги.

— Нормально. Только лучше бы не чаровать часик-другой.

— Лук бери, — приказал дядя. — Вперед не суйся и птиц стреляй. А вообще — побеждаем!

И действительно — твари откатывались назад. Орда потеряла много вожаков, утратила сдерживающий фактор и на поверхность вылезли базовые инстинкты, побуждающие либо уничтожить угрозу, либо сбежать. Уничтожить не вышло, и психика откачнулась в другую сторону. Да, конечно, потом чудища успокоятся и вернутся в обычное состояние, полное ненависти к людям, но сейчас они торопились уйти от превратившегося в бойню места сражения.

Вслед им стреляли. Подавляющее большинство — из луков; немногие воины, сохранившие силы, использовали дальнобойные заклинания. Я огляделся по сторонам. Темнота не позволяла разглядеть, что творилось на стенах и много ли защитников погибло, в неверном свете огней виднелись пятна крови, ветер доносил стоны раненых и запахи крови, пота, вывалившихся из распоротых животов кишок. В паре мест заборол выглядел проломленным, верхняя часть бревен почти везде носила следы когтей и пошла щепой.

— Смотрите! — внезапно сказал стоявший неподалеку полузнакомый воин. — Наши вышли. Орду гонят.

Действительно, чуть ли не пара сотен фигурок спрыгнула со стен и погналась за отступавшими чудищами. Наверное, воины стояли в резерве, потому что сомневаюсь, что они могли бы скакать так резво, участвуй в битве. Правильно командиры делают — сейчас, пока тьма бежит и растеряна, самое время добивать тварей.

Навалившаяся усталость заставила рефлекторно схватиться за стенку. Прислонился, пережидая головокружение. Впервые в такой мясорубке побывал. Не представляю, как великую орду отражают в чистом поле, без укреплений, без подготовки. Небось, под телами земли не видно. Я осмотрелся, медленно повертев головой, и с легким чувством удивления не обнаружил движения. Орда ушла, люди устало сидели, давая роздых телу. Немногие перевязывали раны себе или соседям, но делали это, перебарывая себя, словно болванчики.

Неподалеку сидела парочка, один мужчина осторожно разрезал штанину на ноге другого. Тот, судя по закушенной губе и лицу, даже в темноте бледному, покрытому мелкими бисеринками пота, с трудом удерживался от крика. Где-то у меня было обезболивающее. Надо бы помочь.

С трудом оттолкнувшись от стены, я пару секунд постоял, проверяя, крепко ли держусь на ногах. И поковылял к раненому. Не зря же к Веселе Желановне ходил, пора вспоминать её науку.

Никогда не видел, чтобы столько людей ходило с довольными, улыбающимися лицами. Жизнь здесь тяжелая, многие считают за праздник возможность просто посидеть часок, ничего не делая. Да это и есть праздник для людей, вкалывающих от зари до зари.

В лазарете (их два, я был в ближайшем) койки забиты ранеными. Страшнее всего выглядят раны с отравлениями — цветные, вздувшиеся, отвратительно пахнущие. Люди стонут, кричат от боли, бредят, иногда бросаются на окружающих. В последнем случае прибегает целитель и погружает обезумевшего от боли воина в искусственный сон, из которого выходят не все. На площадке за лазаретом установили деревянные мостки, на них укладывают завернутых в ткань умерших. Сразу после битвы, в первый же день, покойников было столько, что тела не помещались на площадке и их начали сразу сносить к кострищу. Тризну справляли на следующую ночь. Это, конечно, не совсем по обычаю, отпускать умершего к предкам следует с соблюдением должных ритуалов, с пиром, песнями, плясками, но погибших в бою всегда стараются сжечь быстрее. Тому есть как религиозное обоснование, так и практическое — трупы убитых чудищами существ часто вздуваются из-за впрыснутого яда или служат питательной средой для личинок.

Из нашего рода никто не погиб и в бою не опозорился. Искрен получил щупальцем по спине, у него вздулся рубец от шеи до правого бока. Милонег умудрился вдохнуть немного отравы из ядовитого облака, выпущенного мешочником, сейчас ходит, кашляет. Про истощение божьего сплетения, заработанное остальными, можно даже не упоминать. Легко отделались. Раненых мы потом проверим более тщательно у знающего целителя, но сейчас они выглядят на общем фоне неплохо. На ногах держатся уверенно. Лучше бы их, конечно, отправить на осмотр прямо сейчас, только не к кому.

У целителей полно работы, они разрываются между больными. Несмотря на их усилия, раненые продолжают умирать или становятся калеками, хотя уровень медицины, особенно полевой, в этом мире как бы не выше, чем в моём прошлом. Во всяком случае, общедоступной. Причем целители имеют право «разобрать» умершего на органы, если посчитают необходимым, без согласия родных. Но чаще всё-таки спрашивают — приживление чужой плоти несет много социальных последствий вплоть до частичного принятия в род донора. Чтобы избежать ненужных сложностей, обычно нужный орган «выкупают» задним числом.

И всё равно люди счастливы. Потому что орда разбита, а потерь немного. Всего-то сотни вместо тысяч. Или, учитывая не успевших сбежать от подступающей тьмы пахарей, десятков тысяч. Левобережье княжества всё равно обезлюдело, но не превратилось в пустыню, как случалось в былые времена. Да, чудища всё ещё не ушли окончательно, они продолжают нападать на жилища, подстерегать небольшие отряды (по одиночке редко кто решается ходить даже в мирное время), убивают из засад. Зачищать землю будут долго. Тем не менее, самая страшная опасность миновала и народ расслабился.

С ночи битвы прошла неделя. Первый день я, как и подавляющее число выживших, отсыпался. Притащил раненого в лазарет, устало сполз на пол в крошечном закутке, рассчитывая отдохнуть минут десять, и — очнулся через четыре часа, потревоженный пробежавшей мимо группой с носилками. Немного поколебавшись, решил вернуться в десяток. Не в моём тогдашнем состоянии было предлагать целителям свою помощь.

Весь оставшийся день все, кто мог, отдыхали. Руководство себе подобную роскошь позволить не имело права, оно занималось устранением последствий схватки с ордой. Следуя их указаниям, раненых сносили в госпитали и обеспечивали дополнительные руки для ухода; сжигали и собирали прах мертвых в урны для передачи родственникам; организовывали преследование самых крупных и сильных осколков орды, не позволяя им заново сбиться в стаи. Тела наиболее знатных бояр отправляли в родные места, чтобы их похоронили в полном соответствии с традициями, то есть с жертвоприношениями и в кургане. Нам ещё повезло, что из центральных областей княжества постепенно принялись подтягиваться дружины знати и нанятые воинские отряды. Они не успели к основной схватке, зато взяли на себя поиск и уничтожение недобитков. Жители Мшинского могли спокойно заниматься своими делами и возносить хвалу богам за то, что на этот раз обошлось.