Площадь диктатуры - Евдокимов Андрей - Страница 108

• Предыдущая
• 108/124
• Следующая

Первый вопрос я уже огласил: об организационных формах работы районной организации КПСС в Совете народных депутатов путем формирования фракции блока коммунистов и беспартийных. Второй вопрос - о взаимодействии с депутатами других райсоветов. Докладывать будет товарищ Федоровский, но я кратко - и не для оглашения - поясню, в чем суть.

Как вы знаете, большинство в городском Совете - в руках наших противников, о которых сказано выше. В ближайшие месяц-два, может быть, три или четыре - шансов на изменении положения практически нет. Поэтому очень важно правильно нацелить депутатов местных и районных Советов на правильное понимание происходящего, наладить действенную координацию, спланировать эффективные действия, направленные на нейтрализацию враждебного нашим идеалам - горько об этом говорить - враждебного нашим идеалам Ленинградского городского Совета. Обсуждение этого вопроса предлагаю провести в закрытом режиме после перерыва, во время которого участники сегодняшнего совещания получат подарки в виде замечательных продуктовых наборов от коммунистов и трудящихся Краснодарского края. Тише товарищи, пожалуйста тише, все получат, всем хватит и еще останется.

Ожидая, когда утихнет оживление в зале, Котов почему-то вспомнил старый, но не утративший актуальности, фильм "Кубанские казаки": с какой радостью труженики полей сдавали хлеб государству, как реяли кумачовые стяги над крестьянским обозом. На мгновенье он поверил, что точно также рабочие и колхозники собирали продуктовые наборы для коммунистов его района.

– Краснодарцы уже знают о наших успехах и решили отметить нашу общую победу - прислать дары щедрой кубанской земли. Краснодарцы с нами, товарищи! С нами вся Россия, весь великий Советский Союз!

Аплодисменты раскатились сами собой, Федоровский не давал сигнала, люди поняли и оценили заботу об их нуждах.

– Так, что товарищи, будем считать предложение о порядке работы принятым? Против нет, воздержавшихся тоже не вижу, - возвращая собравшимся серьезный настрой, продолжил Котов. - Наконец, третий вопрос - по очередности он пойдет вторым - это вопрос о распределении должностей в новом Совете, прежде всего - о его главе. Рассмотрев имевшиеся предложения, бюро райкома единогласно решило рекомендовать на это пост подполковника Кошелева Павла Василье… - извините, оговорился - Кошелева Павла Константиновича, боевого советского офицера, недавно ставшего военным пенсионером. Павел Константинович, покажитесь народу!

Котов обвел взглядом глубину зала, но поднялся человек, до того одиноко сидевший в первом ряду - о нем Котов совсем забыл и, выступая, ни разу не посмотрел в ту сторону. Только сейчас, когда тот встал и направился на сцену, Котов узнал старого знакомого.

"Умеют чекисты маскироваться, не отнимешь! Вроде все то же, только пиджачок старенький и примятый, да челка чуть ниже свешивается, даже усы не сбрил, а с пяти шагов не узнать", - подумал Котов, улыбаясь навстречу Кошелеву.

– Сейчас Павел Константинович расскажет о себе, и мы все вместе порешаем, достоин ли он нашего доверия, в чем я, впрочем, не сомневаюсь. Но одна голова хорошо, головы у членов бюро тоже неплохие, а наш коллективный с вами разум все же лучше! Пожалуйста, Павел Константинович, вам слово!

– Дорогие товарищи депутаты! Я, Кошелев Павел Константинович русский, член КПСС, подполковник запаса, отмечен государственными наградами.

– По заслугам отмечен! - громко вставил, чтобы все слышали, сидящий в президиуме Котов

– Спасибо, дорогой Виктор Михайлович за высокую оценку и возможность выступить с этой высокой трибуны. Всю свою жизнь я посвятил выполнению долга перед Коммунистической партией и перед Советским народом. Я родился в 1952 году в поселке Назия Ленинградской области, окончил юридический факультет Ленинградского государственного университета, после чего был призван для несения государственной службы…

С первых слов зал затих в дружелюбном внимании. Котову показалось, что Кошелев говорит специально для него, но он ошибался - точно так же думали почти все собравшиеся. Только три человека незаметно переглянулись, а один, как старший по званию - это был полковник Косинов - хитровато и одобрительно подмигнул: мол, знай наших!

Горлов зашел всего на несколько минут и, уходя, оставил сумку с продуктами и несколько бутылок марочного вина. Как не хотелось Рубашкину попробовать, но пить до сдачи номера было нельзя. Никто этого не делал, даже Серега Шевчук, известный тем, что ни в грош не ставит мнение разномастной журналистской братии. Впрочем, он мог себе это позволить, его считали лучшим "пером" редакции. Он умел лихо, как никто, закручивать темы. К примеру, в статье о недостатках в пионерских лагерях Шевчук мог вставить что-нибудь из Пушкина и так навертеть, что читатель до конца не вспоминал о бедных пионерах.

Рубашкин не мог разгадать, как это получается. Сам он писал короткие заметки, похожие на то ведомство, которому они посвящались. Любую попытку оживить текст Кокосов безжалостно пресекал, а спорить Рубашкин не мог - он по-прежнему работал вне штата, так сказать, "на птичьих правах".

Другие внештатники - их было великое множество, в каждом отделе по десятку - печатались в газете от случая к случаю не столько за деньги, сколько за красную журналистскую корочку, позволявшую проходить в разные интересные места, вроде закрытых просмотров в Доме Кино или актерских капустников. В отличие от них Рубашкин приходил в редакцию одновременно со штатными сотрудниками, молча сидел на ежедневных планерках, соглашался на любую работу и имел стол с телефоном в одной комнате с Димой Григорьевым, появлявшимся в отделе крайне редко и ненадолго. Он чувствовал, что в редакции его терпят больше от удивления, чем из милости: дескать, что ему у нас нужно и когда надоест?

Как Петр ни старался, но так и не смог узнать, кто подписал письмо в избирательную комиссию, из-за которого его сняли с выборов. Подозревал первого зама Воронова - маленького, толстого субъекта, хамившего на каждом шагу и в любую погоду добиравшегося до редакции на велосипеде. Но на прямой вопрос Воронов заорал, что вообще не желает говорить с посторонними и выгнал Петра из кабинета.

– Плюнь и разотри, - показав, как это делается, успокоил Кокосов, - материалы сдаешь, вопросы закрываешь - от музыки с театрами до криминала - и зарплаты не просишь. Поэтому никто тебя не прогонит, а если вдруг, то через мой труп.

– Зарплату не прошу потому, что не дадут, - вздохнул Рубашкин. Для себя он решил, что если после начала работы Ленсовета ничего не изменится, то будет искать работу. Он уже начал выяснять, куда можно пристроиться, обзвонил знакомых, даже мимоходом, будто в шутку, спросил у Горлова.

– Про Объединение и думать нечего, в нашу систему тебя никогда не возьмут, - сказал тот, - но, если не побрезгуешь совместным предприятием, то работа найдется.

– Будешь платить в СКВ[98], не побрезгую, - засмеялся Рубашкин.

– Откуда? У нас советско-венгерское СП, а форинты с рублями - близнецы и братья. Венгрия - не заграница, а курица - не та птица, которая доллары под насест складывает.

Судя по рассказам Горлова, работа у него действительно была - делать головки для блоков электропитания СВЧ-излучателей, которые потом нужно передавать все в то же Объединение.

– Вот пароход за море сплавим, тогда можно взяться за серьезное дело, - обнадежил Рубашкина Горлов, - а пока вспомни молодость: какой стороной паяльником тыкать, чтобы не обжечься.

Про поездку на Север речь не заходила. Рубашкин решил не спрашивать - видно, дела с кораблем шли хорошо, и надобность в статьях у Горлова отпала. Браться за паяльник отчаянно не хотелось, но на крайний случай другого выхода у Рубашкина не было.

Изредка он ходил в Ленсовет, благо милиционера на входе сняли, и в Мариинский дворец мог зайти всякий желающий. В коридорах было шумно, взад-вперед сновали озабоченные люди, многие - в потрепанных джинсах и обвисших, давно не стираных свитерах. Что-то вокруг напоминало Смольный из фильма "Ленин в Октябре" - для полноты сходства не хватало только бородатых солдат с винтовками-трехлинейками.

• Предыдущая
• 108/124
• Следующая