Выбери любимый жанр

Отшельник - Евсеенко Иван Иванович - Страница 38


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

38

Вслед за отцовской могилой шла могила матери, потом могила бабки Ульяны, прадеда Никанора и прапрадеда Ильи и еще целый ряд, изголовье к изголовью, крест к кресту могил, под которыми покоились древние, не известные Андрею родственники. Над каждой из этих могил Андрей трудился, не покладая рук, как будто хотел отработать за все те годы, когда здесь не бывал, не носил из карьера белого поминального песка, не выкладывал по холмикам и бугоркам кресты из еловых шишек, не катал на Радоницу в память об умерших пасхальное крашеное яйцо.

Когда же все было свершено: могилы убраны, украшены, листья и сиреневая вырубка отнесены в овраг, который начинался сразу за кладбищем, – Андрей опять связал воедино поводком лопату и грабли, подхватил их на плечо, а корзину на локоть и встал уже было на торную тропинку-просеку, чтоб идти домой, как вдруг его внимание привлекла беломраморная заросшая сиренью и вишенником пирамидка в соседних порядках. Пока Андрей неотрывно работал, он должного внимания на нее не обращал (и почти не видел в непролазных зарослях), думал, пирамидка да и пирамидка, воздвигнутая на могиле какого-нибудь фронтовика или даже гражданского человека, родственники которого так внимательно, семейно, позаботились об умершем: установили вместо недолговечного креста мраморное редкое на деревенском кладбище надгробие. Но теперь Андрей заинтересовался ею и решил сходить в соседние эти порядки, чтоб посмотреть на пирамидку с лицевой стороны, где непременно должна быть надпись, фамилия, имя, отчество, даты жизни, а может, и фотография. И он не ошибся в своих предчувствиях и догадках. Не без труда раздвинув, а кое-где так и разломав плечом укоренившийся уже, заскорузлый вишенник, Андрей подошел к невысокой металлической оградке (тоже редкость на деревенских кладбищах-погостах) и в скорбном молчании застыл возле нее, болезненно и нервно вздрогнув всем своим израненным и контуженным телом. С фотографии глянул на Андрея совсем молоденький солдатик в форме рядового пехоты, веснушчатый и белесый, сразу видно, обгоревший на жарком южноазиатском солнце. Внизу под фотографией стояли даты его совсем коротенькой жизни: 1966—1985 гг., а справа почти во всю высоту пирамидки фамилия, имя и отчество. Кто он и чей, Андрей с первого взгляда не признал, хотя фамилия была их, кувшинковская, знакомая с самого детства. Он стал повнимательней всматриваться в лицо парня, которого по совместной деревенской жизни, конечно, не помнил, все-таки разница в десять лет кое-что значила. Когда этот парень только родился, Андрей уже ходил в третий или в четвертый класс, считал себя вполне взрослым человеком и с малышами не водился. Тут надо было определяться по родовым признакам, которые надежней любых документов. Деревня ведь до сих пор делится на роды, и хотя они часто смешиваются и взаимно переплетаются, но все равно признаки передаются из поколения в поколение. Вот, к примеру, у Андрея, в Михайловском их роду, люди все крупные, костистые, с чуть удлиненными лицами; волосы у всех русые, носы с казачьими какими-то горбинками, а глаза у большинства – голубые. Таков и Андрей. Встреть его кто из кувшинковских жителей после десятилетней, а то и двадцатилетней разлуки – и сразу признает, скажет: ты Михайловского роду, нос такой, казачий, был и у отца твоего, и у деда, и у всех других сродственников.

Еще пристальней вглядевшись в лицо парня, Андрей наконец по родовым этим, самым верным приметам признал его. Был он из роду Постовых, но не тех, что жили на хуторе, на отрубах, а совсем иных, по деревенскому прозвищу Васильки, дедовский дом которых стоит неподалеку от кладбища, по ту его, лесную, сторону.

Где и как погиб этот девятнадцатилетний деревенский парень Сергей Постовой, Андрей не знал, но легко представил, как все это случилось. Мог Сергей погибнуть во время какого-нибудь «песчаного похода» в горах, или на «зеленках», или подорваться на фугасе, или сгореть в «наливнике». Скорее всего, последнее, потому что на его погонах виднеется эмблема автомобилистов: два колеса и крылья. Привезли Сергея, вчерашнего сельского механизатора широкого профиля, в запаянном цинковом гробу даже без крошечного смотрового окошка, потому что смотреть на его изуродованное, обгоревшее лицо невозможно, да и было ли там это лицо вообще. Как хоронили Сергея на кувшинковском кладбище, какой здесь стоял плач, крики и стоны, Андрей тоже легко представил. Дважды в своей военной жизни он доставлял на родину «груз-200», знает, что это такое, а еoе лучше знает, как просто превратить человека из «венца творения» в самые обыкновенные головешки, в пепел.

Андрей закурил сигарету и долго, пока она вся не истаяла от глубоких частых затяжек, стоял возле ограды, вспоминал растерзанного Сашу, которого хоронить ему не довелось (на родину Сашу отвозил какой-то прапорщик, а Андрея не отпустили: обстановка была тяжелая, напряженная, взвод неделями не выходил из боев), вспомнил и многих других погибших солдат и офицеров, несчастного Лаврика, торопливые похороны его останков в песчаной раскаленной могиле, от которой сейчас не осталось и следа. И вдруг подумал о том, что когда он здесь умрет, то у него тоже не будет могилы. Хоронить Андрея некому: тело его расклюют прожорливые вороны, а кости постепенно врастут в землю, затянугся в весеннее половодье илом, а по осени укроются, словно саваном, опавшими листьями. Невеселое, конечно, будущее. Но, впрочем, что об этом печалиться? Здесь, в дебрянских лесах и болотах, во время войны погибли сотни и тысячи солдат. Хоронить их тоже было некому.

Правда, они погибли в бою, в сражении, а Андрею доведется умереть от немощи и болезни, и потому он им не ровня, хотя они, даст Бог, не загордятся, подвинутся костьми, освобождая ему клочок земли. Там Андрей и поляжет в предназначенный день и час. Лучше бы, конечно, под холмиком и крестом на кладбище, между могилами отца и Танечки, где места (Андрей точно приметил и даже безбоязненно измерил лопатой) есть как раз на одно захоронение. Но как будет, так и будет, надо смириться со своей участью: сам виноват, надо было погибнуть в бою, глядишь, похоронили бы на Родине с отданием воинских почестей, с долгими поминальными речами и троекратным залпом холостыми патронами, как похоронили здесь Сергея Постового. Хотя неизвестно еще, что лучше…

Андрей закурил еще одну сигарету, но больше оставаться у ограды не стал, а пошел назад к своим порядкам, решив, что как-нибудь сладится с силами и по-братски уберет Сережину могилу, сгребет листья и хвойные иголки, посыплет надгробие белым песком, выложит крест – пусть соседствует рядом с пятиконечной звездой, друг другу они, поди, не помешают. Но на сегодня с Андрея хватит! Если тут задержаться еще на час-полтора, то совсем можно затосковать, а тоска для него сейчас самый опасный враг.

И все-таки на минуту Андрей задержался. Подхватывая на плечо лопату и грабли, он еще раз, теперь совсем уже прощально, окинул пространство между Танечкиной и отцовской могилами и определил, что место там еще для одной могилы действительно есть – и оно его, Андреево. Мать и бабка Ульяна за такой выбор на него не обидятся, они понимают, что сын и по смерти должен лежать рядом с отцом. Танечка же пусть лежит по другую, левую, сторону, потому что она старшая его, единственная и единственно любимая сестра.

Дома Андрей дал себе самую коротенькую передышку: опять покурил да выпил кружку воды – и вышел во двор, чтоб довершить обследование своего хозяйства и обширных, до самой реки и леса, земельных владений. Первой на очереди у него была, конечно, дедовская кузница. Через сад, мимо ожившего, обновленного колодца Андрей пробрался к ней и широко распахнул ворота. На него дохнуло не выветрившимся даже за столько лет запустения и затворничества запахом железа, окалины, кожаных мехов, щекочущим ноздри древесно-угольным запахом горна. Сразу за воротами Андрей обнаружил в закопченном ящике полный набор кузнечных инструментов: молотки, кувалды, клещи, всевозможных размеров и предназначений зубила, пробойники, россыпь напильников и много чего другого, в детские годы для Андрея столь заманчивого. Теперь он был всему этому единственный и полновластный хозяин и мог пользоваться по своему усмотрению.

38
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело