Крепость (СИ) - Ковальчук Олег Валентинович - Страница 33

— Василий, у тебя совесть-то есть? Ты вообще-то к чужой жене клеишься, а не к своим кошкам. Тебе что, своих девок мало?

Хотел добавить — драных, но язык не повернулся. Где это видано, чтобы мой котяра гулял по драным? Нет, только по самым лучшим и красивым!

Василий, услышав мой голос, лишь на секунду отвлёкся, окинул меня снисходительным взглядом, мол, не суйтесь, государь-император, сейчас я дела свои тут сделаю кошачьи и верну тебе твою жёнушку. И вновь уткнулся супруге в живот, продолжая мурчать, словно маленький трактор.

— Совсем меня ни во что не ставит, — возмутился я. — А вы, девушка, у вас-то глаза есть? Где ваша совесть? Гнать бы этого чужого мужчину отсюда, а то сейчас в гарем-то утащит.

— В какой такой гарем? — рассмеялась Соня.

— В гарем петербуржского султана по кличке Васька, — пояснил я. — Так что смотрите. Тут его подруги бегают, как бы не закатили вам сцену ревности, — продолжил я каламбурить. — Еще хорошо, что за алиментами не ходят.

Мы дружно рассмеялись, а Васька, потянувшись и выпустив когти, сладко зевнул. Затем вальяжно, мол, неинтересно мне с вами, Васька сделал своё дело, Васька может уходить, встряхнул хвостом и побежал куда-то по своим кошачьим делам.

— Ну как ты, дорогой мой? — отсмеявшись, спросила Соня.

В последнее время она тоже стала уделять большое внимание государственным делам, хотя никто и не просил. Ей бы со своими делами разобраться. Но она давала мне, на удивление, ценные советы. А когда встречались трудные проблемы, довольно непросто решаемые из-за щекотливости ситуации, всегда меня поддерживала и уверяла, что скоро всё разрешится.

Вот и в ситуации с прессой она меня поддерживала. Знала, что я очень переживаю, а поделать ничего не могла. И будто понимала мою боль. Понимала, из-за чего именно я так тревожусь и переживаю. Для неё это всё лишь статьи, в которых поливают грязью меня и мою страну, а для меня это неприятные звоночки, которые всё ближе и ближе приближают тот момент, когда враги нашей страны сбросят личины друзей и попытаются вонзить нож в спину. Да, может быть, я становлюсь параноиком и следует поменьше накручивать себя, но ничего не могу с этим поделать. Очень уж переживаю и в тайне продолжаю надеяться, что всё минует, обернётся положительно и удастся сложившуюся ситуацию развернуть в обратном направлении, избавив мир от мировой войны.

Я прилёг рядом с женой и просто уткнулся носом ей в плечо, а она меня приобняла, что-то шептала, но я уже не помню что именно, потому что почти сразу уснул, сном без сновидений.

Сегодня был довольно важный для меня день. Некоторые министры и люди из личной охраны стали для меня уже почти родными. Казалось бы, они просто выполняют свой долг, но одно дело — служить согласно инструкциям, и совсем другое — выкладываться на полную, жертвовать своей жизнью и с готовностью идти на смерть, лишь бы защитить своего государя. И для меня это огромная ценность.

Пусть я тысячу раз император, но я остаюсь человеком, и человечность мне не чужда. И, вспоминая тот момент, когда солдат лёг на гранату, у меня душа рвалась. Потому что я помню, что такое умирать. Прекрасно помню. И никому этого не пожелаю. И для меня в тот момент человечность боролась с долгом. Потому что, кроме того, как защищать свой народ, я должен думать о том, чтобы не оставить его без головы. И должен не хуже тех же солдат оберегать свою жизнь и бороться за неё, так как без государя страну скорее всего поглотит жуткий хаос. Я в ответе за своих подданных и не имею права создавать такие трудные ситуации в своей стране. Поэтому, как минимум, должен по достоинству одаривать тех, кто не хуже меня осознаёт значение слова «долг» и следует ему.

Я как раз подписывал указ о присвоении Пегову чина подполковника. Уж кто-кто, а он это точно заслужил своими действиями, своим командованием и выучкой, через которую проходят его подчинённые. Он им спуску не даёт, и при этом людей правильных отбирает. Есть у него тоже талант находить хороших бойцов, которым можно доверить свою жизнь. Как минимум, об этом говорят действия прапорщика службы безопасности императорской семьи Иванова, который, не пожалев своей жизни, бросился грудью на гранату, готовый умереть за своего царя.

Я в прошлом избирательно относился к российскому кинематографу, не всегда его оценивал, но в памяти как-то осела сцена из фильма «Девятая рота» Бондарчука, когда молодой парень на учениях испугавшись наезжающего на него танка, обмочил штаны, ещё и расплакался, однако вскочил и бросил в танк гранату. Его сослуживцы стали над ним смеяться, но прибежал старшина и всех разогнал. Часто вспоминаю эти слова, когда старшина произнёс: «ты можешь в штаны ссать, мамку звать, а задачу должен выполнить, мол, он задачу выполнил». На том ситуация и рассосалась, и это было для меня знаково.

Да, можно улыбнуться вспомнив, как испуганно расширились глаза Иванова, и как он дрожал и как кричал, вот только парень был готов умереть в тот момент. Он принял решение, и пускай он хоть сотню раз перепугался, но решение было принято, а действия его были более чем героические. За это он получит звание поручика, а также будет награждён крестом святого Георгия. Вообще по правилам ему следовало бы дать подпоручика, но тут был один нюанс: когда младшим офицерам присуждают награды, они автоматом получают очередное звание. Так и получилось. За Крест он получил подпоручика, а следом сразу и поручика.

Хотя была ещё одна деталь. Всё-таки хоть София и не призналась, но я до сих пор уверен, что она сделала что-то с гранатой и не позволила ей разорваться. И часть заслуг, по спасению императора, да и того героического гвардейца, лежала ещё и на моей жене. Наградить георгиевской медалью «За храбрость»? Нет, маловато. Жалко, конечно, что гражданским лицам военные ордена не положены, однако солдатский Георгиевский крест присудить ей можно. Это, вроде бы, не считается орденом? Правда, как она станет его носить на платье? Но можно изготовить «фрачный» вариант.

Поэтому я сделал приказ и для жены. Пускай это будет для неё этаким сюрпризом.

Дела на сегодня сделаны.

Я попросил Трофима принести чашку кофе. Сейчас немного передохну, а потом направлюсь в покои Иванова Ивана Ивановича за своей женой. Та в последнее время зачастила ходить к нему в гости, и они то и дело предавались беседам. Он ей рассказывал наизусть Пушкина, Лермонтова и других российских поэтов. Даже пересказал ей «Войну и мир». И всё на память, слово в слово. Каждый раз меня удивлял этот человек своими феноменальными способностями к запоминанию любой информации. Я даже решил попросить Софью проверить, есть ли у него способность. Но она сказала, что никаких способностей нету. Иванов — от природы такой уникум. Кутепов тоже подтвердил, что способностей у моей железной маски не обнаружено.

София, в свою очередь, цитировала ему Омара Хайяма и других мусульманских классиков и философов. В общем, они друг друга нашли. София даже хотела передать ему способность языкознания, но Иванов отказался на отрез. Теперь София, кроме родной литературы, преподавала ему ещё и турецкий язык, вернее, арабский. Турецкий-то язык в моей истории появился только после распада Османской империи, благодаря Ататюрку, которому ещё правительство товарища Ленина помогало оказаться у власти. Такие вот дела. Так что, казалось бы, такая мелочь, как победа в маленькой войне, обернулась для целого мира глобальными изменениями. А у нас пока и Османская империя до сих пор держится, и Российская империя благоденствует. Ну, и много чего плохого не случилось. Вроде мелочь, а приятно. Хотя неплохо бы как-нибудь глубже поизучать историю на предмет несоответствий. Глядишь, может, где-нибудь в другом месте повернулась история иным местом. Где-то прибыло, где-то убыло.

Неожиданно поступил звонок от генерала Шапошникова. Обычно он звонил днём. Я даже немного удивился, с чего это он звонит вечером, и немного напрягся. Вдруг случилось что-то страшное, требующее немедленного моего внимания. Однако генерал был в приподнятом настроении.