Трудовые будни барышни-попаданки 3 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 28

К чему бы это все? Как-то мрачно и мутно.

— Я спрашиваю: к чему это? — сказал отец Даниил, будто угадав мою мысль. — Чиновник печально взглянул, говорит: вы пастырь честный, а дар ясновидения не всем дается. Распишитесь, пожалуйста, в конце листа возле даты. Я глянул, вроде все с моих слов записано. Расписался. Чиновник попрощался, я пошел. А в дверях — тот самый чиновник, верно его начальник, который к вам заезжал.

Мне кивнул, под благословение не подошел, сразу к чинуше. Я выхожу, но слух-то у меня наточенный — старая барыня на исповеди так шептала, ангелу не разобрать. Слышу: «Андрюша, оставил место над подписью? Молодец, благодарю». Я смекнул, не хотят ли они дописать чего, да что делать-то?

А я — не смекнула. Я поняла. Миша мне рассказывал, что умные подследственные, перед тем как подписать показания, зачеркивают крест-накрест оставшееся пространство. Чтобы следак не вписал что-то еще.

Вот не знала, что с этим встречусь в новой жизни. Ну а попу откуда такое знать…

— Я решил понять, что к чему, опять в консисторию направился. Секретарь говорит, что ни провинностей, ни достижений за мной не числится, а вызвали потому, что вице-губернатор Соколов просил. Такому не откажешь.

Уже вице-губернатор? Неплохая карьера — и очень немалые возможности.

Приемные часы заканчивались. Отец Даниил сказал секретарю, что у него с собой бутылочка вишневой настойки с корицей, а одному пить — дело грешное. Секретарь, однокашник по семинарии, не отказался, а после третьей рюмки все объяснил.

— Говорит: «Теперь-то я понял, с чего Соколов на днях заказал в архиве справку о деле помещицы Никифоровой». А история та давняя вот такая была. Сын-офицер промотался, был исключен со службы, отец его наследства лишил, все сестре-вдовице передал, чтобы та его содержала. Тогда война с турками была, пленных по губерниям развозили, поставили и к Никифоровым на содержание. Тут у барыни болезнь приключилась, врач велел жирное мясо не есть, только бульон куриный, и вина не пить. А брат-приживал и донес, будто турок-пленный барыню совратил в ислам.

Я похолодела. Вот, значит, как можно интерпретировать мой кумыс и контакт с персами…

— Видно, к доносу хорошую мзду приложил — барыню под стражу заключили, в монастырь на покаяние, деточек-недорослей — в другой монастырь. Два года дело шло, пока государыня-матушка не разобралась. Барыню выпустить велела, клеветника — на Соловки, только имение уже промотано было.

«Матушка» — Екатерина Вторая, подумала я на автомате. А сама была в тумане, цвет которого с белесого стремительно менялся на багровый.

Два года разбирались… Да я Лизоньку и на два дня не оставлю! Никого на порог не пущу! Первого застрелю, кто сунется, у меня и пистолеты есть. Кузнец проверял, я стреляла разок — сработают!

Нет, не дам себя в угол загнать, окружить. Убегу!

— Я все понял, сразу к вам поспешил, Эмма Марковна, — закончил отец Даниил.

— Спасибо, — ответила я и, вспомнив, как надо правильно благодарить духовенство, добавила: — Благодарствую. Отец Даниил, когда они могут ко мне за ребенком пожаловать?.. И за мной?

— Такое не быстро делается, обычно, — сказал поп после небольшой паузы. — У губернатора подписать надо, а уж там — как поторопятся. Дело-то неспешное, вот только…

Что уж тут понимать? Обычная бюрократическая процедура длится месяцами, но если кто-то заинтересован, то со скоростью фельдъегерской тройки. А заинтересованное лицо здесь есть.

И чего же ему надо? «Здравствуйте, вот у меня бумажка забрать вас и ребеночка — да по разным экипажам. Если не нравится — завтра венчание».

А вот фигушки! Явится, а меня здесь не будет! В дорогу!

Путешествие началось за полдень. По сезону — четыре-пять часов светового дня, да еще час сумерек. Негусто, но я не хотела встретить еще один вечер в усадьбе. То самое острое нехотение, когда даже и не поймешь, мания это или предчувствие. Ладно, если просто ночь без сна. А если постучат в ворота и скажут караульному: «Чиновник с официальным предписанием»? Охотнику за мной — а как еще назвать этого человека? — взбредет в голову явиться в любое время суток.

Поэтому остаток ночи и утро ушли на сборы. Главным помощником оказалась Павловна, сообразительная и мудрая. Я ей кратко объяснила, в чем суть опасности, и она поняла:

— Вот, прости господи, бесов сын. Надобно без промедления ехать к губернатору, а еще лучше — к владыке. Сказать, что навет это, не отступилась Эмма Шторм от Христова закона. А ехать — сельскими дорожками, межами полевыми, объезжать заставы.

Погода благоволила к такому маршруту. Утренний заморозок оказался настоящим морозом, надежно сковавшим любые грязи. Мужики вздыхали, думая про озимые, а мне было на руку.

Собиралась я по простому принципу: что из надобного смогу купить в пути, а что не купишь ни за какие деньги. Лекарства, лампы, одежда, Лизонькины вещи, пистолеты — все следовало взять. Продовольствие, фураж — вот это придется приобретать.

Кстати, насчет покупок. Наличных денег после всех трат и наград оказалось не так много — восемьсот рублей ассигнациями и полтораста металлом. Еще был замечательный вексель на десять тысяч рублей. Но в пути пользы от него было меньше, чем от десятирублевой бумажки.

Каким же быть составу экспедиции? Я понимала: чем больше обоз и чем тяжелее основная повозка, тем медленней он поедет. В возок решила взять Павловну за надежность и понятливость. На козлах, разумеется, ехал Еремей. По его рекомендации отобрали двоих верховых сопровождающих. Первым был мой мужик Демьян — тот самый, которого аппендицит не погубил с нашей и Божьей помощью. Вторым — Касьян, наемный работник из экономического села. Чтобы, если спросят, не дворовый ли он голубковской барыни, легко сказал бы «нет». Основная задача верховых — разведка, как подходящих путей, так и караулов.

Была еще одна важная задача. Я разбудила Лизоньку:

— Маменька в дальний путь уезжает. Будет дядю Мишу искать, а может, и в Москву поедет.

Дочка несколько секунд осознавала услышанное. И только успела нахмуриться, только глаза набухли слезами, как я добавила:

— Хочешь, тебя возьму? Только обещай слушаться. Дорога будет трудная. Но зато мы вместе поедем.

— Правда, маменька? — улыбнулась дочка. — Буду слушаться! А Зефирку возьмем?

Я на миг задумалась. Лишний вес, но не такой и весомый. К тому же Зефирка не по возрасту умная и послушная. Пять месяцев кавказке — уже внушительная псинка, зубы имеются. Да будет просто греть и радовать Лизоньку в дороге.

— Да. Собирайся, дочка. И коврик Зефиркин захвати.

Временным управляющим я назначила Андрея-садовника. За эти месяцы он, почти не обращаясь ко мне за разъяснениями, достроил оранжерею, сам организуя людей. Значит, хозяйских навыков хватит на поместье. Дала краткие указания, попрощалась.

Когда садились, Лизонька что-то вспомнила, нахмурилась. Но тут подбежал Дениска и сказал:

— Лизавета Михайловна, я буду и попку кормить, и цветы поливать, не волнуйтесь.

Я рассмеялась, Лизонька улыбнулась, вот так, на хорошей ноте, мы двинулись в путь. Буду верить, такое начало дороги к удаче.

Заночевали на обочине неизвестного села, верстах в тридцати. Я, Лизонька и Павловна спали в возке, у жаровни с углями, мужики — на сеновале крайней избы. Комфорт не особый, но тратить время на обустройство комнаты не хотелось. Выехали затемно. Дорога оставалась идеальной: под колесами хрустели льдинки, можно было проехать любым полем, любой опушкой. Разве что из сгустившихся туч начали сыпаться белые хлопья.

Ближе к полудню Касьян выехал вперед и через два часа вернулся из уездного города. Его остановили на заставе, Касьян назвал свое село, сказал, что едет с извещением о поиске беглого рекрута — записку я написала сама, допустив пару ошибок, ожидаемых от сельского писаря. Караульный инвалид сказал, что капитана-исправника в городе нет, а записку можно оставить на съезжей. Касьян так и сделал, выяснив, что капитан-исправник отбыл в Нижний, а может, даже и дальше, в Москву.