Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич - Страница 20

Тревожные ворота в сторону леса открыть никак не получалось, так как дежурный не смог найти ключи, тогда передний танк «ИС-3» их просто снёс и выехал за пределы парка.

— Стоп! Стоп! Я сказал прекратить учения!!! Отбой тревоге! — заорал в мегафон генерал и остановил «войну».

Напряжение разом схлынуло, но броуновское движение людей и техники продолжалось и далее минут пятнадцать, пока не удалось поймать и остановить последнего бегающего солдата.

Командир полка построил офицеров: запыхавшаяся и разгорячённая шеренга источала лёгкий перегар, а над головами клубился пар. Генерал прошел вдоль строя, недовольно покачал головой и велел собраться в клубе на «разбор полетов».

Тесный солдатский клуб размещался на первом этаже одной из казарм. Первый вопрос генерала Кузьмичёва удивил всех офицеров и был совсем не о результатах проверки боевой готовности. К удивлению Громобоева и этот генерал был не менее мордат, чем Никулин. Такая же большая арбузоподобная голова и широкая красная морда.

— Чей транспорт стоит на КПП? Это какой-то бардак!

Действительно, на площадке перед КПП полка, ютились пять стареньких машинёшек: тридцатилетняя «Волга», ржавый «Москвич», горбатый «Запорожец», подержанные «Жигули», потрёпанная «Нива» и лишь одна новая «Волга». Ах, да ещё там стоял чёрный мотоцикл «Урал» с коляской начхима.

— Это автомобили наших офицеров, — начал было докладывать командир полка, пытаясь пояснить, что это не какие-то посторонние машины гражданских лиц, а свои, полковые.

— Я и говорю, бардак! Развели тут, понимаешь, анархию! Чья «Волга»?

— Какая? — уточнил кэп.

— «Газ-24»! — вновь рявкнул генерал.

— Моя, товарищ генерал-лейтенант! — доложил заместитель командира полка по строю. Эту «Волгу» вечно улыбающийся и неунывающий подполковник Смехов привез из Африки, где служил главным советником бронетанковых войск в армии Уганды. Как выяснилось позже (в полку об этом узнали из прессы), президент этой далекой страны оказался каннибалом, регулярно поедал своих противников и провинившихся чиновников. Смехову повезло, его в экзотической стране не съели. Он даже с гордостью рассказывал, как попал в историю национально-освободительного движения, борьбы с мировым империализмом и терроризмом.

Однажды арабские террористы захватили израильский самолет и посадили в аэропорту. Африканцы были далеки от арабо-израильского конфликта, поддерживали нейтралитет. Но следом за пассажирским авиалайнером приземлились два военно — транспортных самолета с израильскими коммандос. Спецназ израильтян в считанные минуты перестрелял охрану аэропорта и взялся за террористов.

Президент-людоед не мог потерпеть такого бесцеремонного вмешательства во внутренние дела его маленького, но суверенного демократического государства. Он приказал срочно выдвинуться бронетанковым войскам к аэропорту и уничтожить израильских агрессоров. Пока велись переговоры с боевиками, Смехов был никому не нужен, он даже не знал о происходящих событиях. Советский советник в это время, как обычно, лежал в бассейне с прохладной водой, спасаясь от палящего зноя, стаканами пил ром с колой и джин со льдом и тоником (он считал эти напитки идеальным лекарством от малярии). Но как началась стрельба — понадобился и наш военный советник с его бесценным опытом.

Однако не тут-то было — история повторилась, словно в 41-м: танки стояли в одном гарнизоне, боеприпасы хранились в другом, а топливо было в третьем. Заправить танки с трудом, но всё же удалось, и без боеприпасов три «тридцать четверки», те которые сумели завести, выскочили на взлетно-посадочную полосу. Однако заблокировать бетонку не успели, и танкисты во главе со Смеховым смогли лишь наблюдать, как взлетал последний самолет противника.

Вспыльчивый президент-изувер велел наказать виновных. Оставшихся в живых охранников аэропорта выловили в джунглях, каждому залили в глотку раскаленный свинец и развесили на пальмах. Смехову повезло, он был иностранным специалистом, но даже над его судьбой диктатор размышлял. Президент долго и пристально рассматривал стоящего по стойке смирно главного советника бронетанковых войск, и временно посадил под домашний арест. Сановный каннибал размышлял: расстрелять, повесить или отведать мясо белого человека.

Выпивоха, весельчак и балагур Смехов запаниковал, ему стало уже не до шуточек и не до рома и джина, события приняли неприятный оборот. Советник проявил смекалку и, усыпив бдительность охраны, сбежал через окно туалета. Босиком и в одних трусах он примчался в посольство и не выходил за его ворота до самой замены…

— Так точно! Это моя «Волга», — повторил замкомандира полка. — Техосмотр пройден, машина исправна.

— Мне плевать, исправна она или нет, — сказал как отрезал генерал Кузьмичёв. — Офицер, у которого есть личный автомобиль — пропащий для службы. Он потерян для армии.

— Не понял, товарищ генерал-лейтенант, — всплеснул руками Смехов. — Для чего потерян? Для армии? Для какой?

— Повторяю. Офицер, у которого есть личный автомобиль, потерян для Советской Армии! Для какой же еще!

— А я читал, что в американской армии у каждого офицера есть личный автомобиль, — подал реплику с места острый на язык майор Холостяков, у которого тоже был личный «Москвич».

— Кто это сказал? — грозно спросил генерал.

— Я сказал, — ответил Холостяков и встал по стойке смирно.

— Объявляю Вам строгий выговор за пререкания! Командир, сейчас же запишите ему взыскание. Повторяю, офицер, у которого есть личный автомобиль — потерян для военной службы! Командир полка!

— Я! — вскочил на ноги командир части и вытянулся в струнку. — Слушаю Вас!

— Товарищ полковник, Вы начальник гарнизона?

— Я! Так точно!

— Как начальнику гарнизона, я Вам приказываю: любая машина должна выезжать за пределы гарнизона только с Вашего личного разрешения! Ясно?

— Так точно! — вновь гаркнул полковник Плотников и вытянулся в струнку на все свои полтора метра роста.

— А разрешения на выезд выдавать — запрещаю!

— Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант. Так точно!

Офицеры в недоумении зашушукались, и по рядам пошёл ропот недовольства. Примерно ещё десять-двенадцать человек имели автомобили, помимо тех, что стояли на площадке.

— В чем дело? — повысил голос генерал.

— А как прикажете выезжать в город? — задал вопрос неугомонный майор Холостяков.

— На автобусе! Получайте увольнительную записку и езжайте на общественном транспорте.

— Мы вроде бы вышли из возраста срочной службы, не солдаты, — возмутился Эдуард. Как всегда он не смог промолчать. — Даже в училище на последнем курсе был свободный выход в город.

— Ваша фамилия, товарищ капитан?

— Громобоев…

— Командир полка, запишите, что Громобоеву за нетактичное поведение выезд запрещён до февраля! И объявляю Вам замечание за разговоры и нетактичное поведение. У этого капитана машина есть?

— Так точно! — подтвердил Плотников.

— Значит, поставьте её на прикол и пусть проржавеет от крыши до днища. Займите его службой, нагрузите делами…

Эдуард в ярости заскрежетал зубами и сжал кулаки. Он сел на место и выругался.

— Нет, вы посмотрите на него! Представляешь, Вася, этот мудила из «нижнего тагила» прикатил на служебной «Волге» в окружении «УАЗиков», а нам велит ходить пешком? Приехал бы сам сюда в трескучий мороз на перекладных, на трёх автобусах, и потом я бы посмотрел на его пешеходный задор… — пробормотал Громобоев, обращаясь к Шершавникову.

Начальник штаба, живший в гарнизоне через дорогу, только ехидно ухмыльнулся, он был беспощаден к приятелю:

— Развивай ноги, тренируй мышцы. Купи велосипед вместо авто или бегай трусцой.

— Сам бегай, — огрызнулся Эдик и насупился.

Генерал потребовал показать мобилизационные документы и тревожные чемоданы. Громобоев только недавно начал оформлять документацию, карта была склеена, но на ней не было нанесено, ни одной надписи, ну, а полупустой тревожный чемодан содержал лишь котелок, ложку и полотенце.