Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич - Страница 31

— Какова причина нервного срыва? — уточнял кто-то невидимый.

— Алкоголь и старая военная травма.

— И контузия, полученная в Афганистане…

Злоумышленники в два голоса настойчиво уверяли госпитального доктора в верно поставленном диагнозе, врач в ответ что-то невнятно бормотал.

Больше Эдик ничего не услышал. В палату вошёл хмурый здоровяк-санитар, вколол ему в бедро какую-то гадость и пациент Громобоев опять провалился в глубокий сон.

Утром Эдуарда развязали под обещание не буянить (а он и раньше не буянил), затем сводили на утренний моцион. Вначале была осуществлена экзекуция помывки под жёсткими холодными струями из большого шланга, почти брандспойта, потом запустили в обычный душ, и наконец проводили на завтрак.

«Я — в психушке», — осознал Громобоев и приуныл. — «Значит дело плохо!»

Еда в психиатрическом отделении была столь же скудной, убогой и невкусной, как и в любом другом военном лечебном учреждении, да впрочем, в невоенных больницах кормят не лучше, а скорее даже хуже.

Эдуард не стал объявлять голодовку, чего кочевряжиться-то, ведь чай не политический заключённый. Он мужественно съел жидкую не симпатичную на вид кашу-размазню, неприятную на запах, да и на вкус отвратительную. И если бы Громобоев предварительно тщательно не поперчил жижу, то в рот эта гадость не полезла бы ни за что. Соседи же по столу уплетали эту дрянь, с аппетитом, жадно чавкая и чмокая.

«Наверняка настоящие шизики, раз им нравится это есть», — смекнул Эдик.

Капитан мужественно запил кашицу жиденьким сладковатым чаем цвета детской мочи, а кусочек белого хлеба с маслом на завтрак явно был деликатесом.

В палату он вернуться не успел, услышал, как медсестра назвала его фамилию, и санитар повел на пост.

— Громобоев! Пациент Громобоев!

— Я здесь!

— Ну, что, особое приглашение нужно? По сто раз вызывать?

— Я сразу ответил, — огрызнулся Эдик. — Да я и не один пришёл, а с ангелом под ручку.

— Пошути мне ещё, — грубо одернул его хмурый санитар.

— А, ну, не пререкаться! Не то таблеток дам и укол сделаю, — пригрозила «цербер в юбке». — Тебе повезло, шеф лично хочет пообщаться, а он у нас добрячок, душа-человек. Веди себя с ним прилично, вежливо…

Необъемная в талии, огненно-рыжая, конопатая, некрасивая лицом медсестра, злобно зыркнула заплывшими щелочками глаз на Эдуарда и строгим голосом пригласила пациента на аудиенцию к начальнику отделения.

Капитан понуро поплелся вслед за ней по длинному выкрашенному в зелёный цвет коридору. Ничего хорошего от встречи с этим полковником он не ожидал, мало ли чего болтает санитарка о доброте шефа! Может быть, это с ней он мил, добр и обходителен, а вот в общении с пациентами окажется тираном, злодеем, садистом, хозяином современной «палаты номер шесть»!

Книги о нравах старых и современных психбольниц Эдик читал, да и фильмы видел. Проходя медкомиссии, Громобоев несколько раз сталкивался в жизни с психиатрами, после чего стал сомневаться в их полной адекватности. Конечно же, общение со своеобразным контингентом не может не накладывать отпечаток на психику здоровых людей. Видимо поэтому доктора, ежедневно вынужденные по долгу службы работать с душевнобольными, становятся с ними почти родственными душами. Как говорится: «с кем поведёшься, от того и забеременеешь», а в случае с психиатрами — от того и наберёшься! А тут не просто психиатр — главный психиатр! Да ещё и полковник…

Медсестра тихо поскребла ноготками дверь, осторожно вошла в кабинет, доложила шефу. Капитан, чуть помедлив, без приглашения проскользнул следом. Кабинет «главного по психам» был довольно просторный, но с минимумом мебели: стол, стул, шкаф. За белым казенным столом восседал худенький седой врач в белом халате поверх форменной рубашки. Эдуард за годы службы выработал стойкую аллергию на генералов и полковников, тип взаимоотношений «я начальник — ты дурак», сидел уже в «печёнках»! Правда, до сей поры, эта неприязнь распространялась в основном на старших политработников, да на дубовоголовых и по пояс деревянных командиров, а медики в этот перечень пока что не входили.

Пациент внутренне, непроизвольно напрягся: ладони вспотели, под мышками стало сыро, ноги сделались ватными, в животе неприятно похолодело.

— Садитесь, пожалуйста! — произнёс тихим, доверительным голосом начальник и пробежал глазами по бумагам. — На что жалуемся, пациент? Что у вас болит?

— Жопа жутко болит от уколов! Руки ноют! — честно признался Эдик. — И ноги тоже. Уж очень крепко меня скрутили вчера и приковали к кровати. А зачем? И главное — за что?

— А, действительно, за что? — вкрадчиво переспросил его ласковый полковник. — Обрисуйте подробно ситуацию. Поделитесь своим видением всей этой странной истории. Скажу честно, вы крайне неприятно выглядите в рапорте вашего начальства и в эпикризе полкового врача. Итак, я вас слушаю…

Громобоев помолчал минуту, громко выдохнул воздух через нос, и начал, аккуратно подбирая слова, волнуясь, подробно расписывать вчерашний вечер. Эдик даже вспотел от волнения и напряжения, но затем осмелел и начал говорить быстрее. Рассказал без утайки: возвращение домой с полигона, постельную сцену, драку, секс, приезд медиков, увлёкся, даже руками размахивал при этом.

— Странно, у меня написано, что это у Вас посттравматический синдром, связанный с контузией и тепловым ударом. Да вдобавок на фоне систематического злоупотребления алкоголем. А последствия контузии могут выражаться по-разному. Контузия действительно была?

— Была. Больше года назад, но без последствий…

— Это Вам так кажется. Без последствий ничего не бывает. Я вот, вижу у Вас, лицевые мышцы чуть повело, глаза немного разные стали.

— Один правый, другой левый? — натужно улыбнулся капитан.

— Нет, разноколиберные: один больше, другой поменьше. Вчера много пили?

— Ну, хряпнул полстакана коньяка после третьего раза. Чтобы успокоиться…

Полковник в удивлении вскинул узкие седые бровки.

— Не понял…

— М-м-м…ну когда я Ирку в третий раз отоварил…

— Били?

— Да нет же, — Эдик поморщился на непонятливость психиатра. — После третьего э-э-э полового акта…

— Силен! Точно не врешь?

— А чего врать, если я могу! Потом ведь был и четвертый, а в пятый раз отодрать не успел, меня с неё эти серафимы-херувимы стянули и спеленали! Эта тварь и её хахаль меня бесстыдной демонстрацией порнухи так сильно разозлили и завели…, тем более я месяц выдерживал паузу…

— Батенька, да вы монстр! С таким здоровьем вас надо студенткам на курсе сексопатологии показывать! Да на расстоянии. Ай, силен! Н-да… даже жалко такого молодца на привязи держать. Вообще-то, при желании мы можем любого здорового человека сделать больным и наоборот, больного выдать здоровым… И на бумаге, и в жизни…

После этих слов психиатра у Громобоева внутри всё буквально оборвалось.

«Ну, вот, так и знал! Дёрнуло за язык похвалиться, позавидовал докторишка потенции. Теперь залечат, упрячут так, что белого света не увижу, и никакие ордена и медали не спасут, и не помогут боевые заслуги. Вон как оборачивается, даже контузию фронтовую в вину ставят».

Пауза затянулась и оба замолчали. Доктор бегло писал бумажки латинскими каракулями, а Эдуард молчал и нервно размышлял.

«Может деньги предложить за свободу? Чеков триста? Отдам, что осталось от запасов после Афгана…»

— Как я понимаю, тот ваш шельмец остался жив и здоров? — оторвался от записей полковник.

— Конечно, я же говорю, капитан Лаптюк хоть и хромал, но своими ногами домой утопал. Правда, босиком. Я ему сапоги забыл вышвырнуть вслед с балкона. Он видно отмылся и вызвал скорую. Понимаю, это его грязные делишки, его происки! Кто же ещё! Он сюда вчера приезжал, диагноз диктовал.

— Погоди, дорогой! Так-так-так… Начмед полка это твой соперник? Фамилия Лаптюк, говоришь? Забавно… значит, сначала трахнул жену, а потом мужа в дурку? Вот твое медицинское заключение, читал, ну прям психологический триллер. И написал его, говоришь, твой «молочный брат» Лаптюк! Верно, подпись его стоит, документ датирован вчерашним числом.