Время иных (СИ) - "Онеста" - Страница 4

Гром спрыгнул с коня, он был самым старшим в их группе. Совершенно седые, серебряного цвета волосы странно сочетались с лицом ещё не старого, а наоборот полного сил тридцатилетнего мужчины, но вот в его всегда очень холодных стального цвета глазах таились печаль и отрешённость от жизни.

Никто не знал его тайны, никто не знал сколько ему лет на самом деле. Гром просто продолжал жить, жить только для того чтобы убивать нелюдей.

Он подошёл к практу, грудой мяса загородившего неприметную тропинку. Тело монстра уже остыло, но он кожей чувствовал, что умер он не так давно. На широкой груди багровела ровная округлая дыра, видимо послужившая причиной смерти. Гром присел, присмотрелся внимательней. Края раны были обугленными, словно в практа ткнули чем-то раскалённым, при этом сила удара должна была быть просто чудовищной.

— Кто его убил? Это новый Берущий? — спросил Ларко.

Гром отрицательно покачал головой.

— Ни один Берущий не смог бы убить практа одним ударом. Это новая Сила.

— Та, что видел Сташ? — допытывался Ларко.

Гром не ответил, он внимательно рассматривал землю, следы огромных лап, чётко отпечатавшиеся в загустевших лужах крови, повсюду куски разодранной плоти. Была погоня, возможно довольно длительная, и практы не охотятся в одиночку. Свою добычу они настигли, но что произошло потом? Они встретили более сильного противника? Один из них погиб, а остальные бросили добычу и сбежали?

Гром посмотрел на смятый кустарник на краю дороги, словно сквозь него проламывались тяжёлые тела. Между сломанных ветвей застряли клочки бурой шерсти. Он не помнил случая, когда практы бросали свою добычу.

Добыча — разодранное тело человека, а должно было быть ещё тело коня, но среди множества следов, покрывающих поляну, невозможно отличить те, что нужно. Гром вздохнул, произошедшая здесь трагедия оставалась загадкой. Он бросил взгляд на Сташа. Лицо молодого человека было сосредоточено, встревожено, черты заострились, ищущий взгляд чёрных глаз устремлён прямо перед собой. Кого же он видел? Сташ как будто изменился, стал выглядеть старше, из спокойного, всегда уверенного в себе парня, превратился в настороженного, находящегося в постоянном напряжении человека.

«Только бы не сорвался», — с тревогой подумал Гром.

Сташ почувствовал его взгляд, его кулаки сжались.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он, голос зазвенел от холода, гнедой жеребец под ним нервно всхрапнул и заплясал на месте. Парень с силой натянул поводья.

— У меня нет ответов, Сташ, мы должны спросить у Того кто знает, — Гром с трудом произнёс эти слова, заметил как переглянулись и вздрогнули Медо и Ларко, как выжидающе уставились на Сташа. Если тот не согласится добровольно, то его будет не заставить.

Молодой человек ещё больше напрягся.

— Хорошо, — процедил он сквозь зубы, по его лицу пробежала болезненная гримаса. — Если по-другому нам этого не понять, значит спросим у Того кто знает.

Все четверо на мгновение опустили головы. Гром кивнул и вскочил в седло. Всё, теперь действительно всё — Сташ сам пойдёт навстречу своей судьбе. Он молча направил коня в лес, остальные потянулись за ним.

Сташ тронул своего коня с места и оглянулся, на дороге встали призрачные тени, слились в едином стремительном движении боя и тут же исчезли, растворились в колышущемся от зноя воздухе. Он вздохнул, видение было слишком коротким, непонятным.

Их группа тихой рысью углублялась в чащу, оставляя дорогу всё дальше и дальше. Рядом ехал Медо, Сташ ловил на себе его настороженные взгляды, иногда оглядывались Ларко и Гром. Что-то изменилось, или он сам изменился, но он не мог не заметить, что уже некоторое время они все за ним наблюдают.

Сташ крепче сжал зубы, видения, которые всегда предупреждали его об опасности, вдруг стали очень частыми, но какими-то расплывчатыми и почти нереальными. Он не всегда придавал им значения, опасность была неотъемлемой составляющей его жизни. Он уже почти не помнил те времена, когда его рука не сжимала бы меч, когда навстречу из-за любого дерева не нападал бы враг, готовый разорвать на части, когда в лицо не летели брызги крови, а рядом не слышались крики ужаса и боли. Но иногда прошлое возвращалось, прошлое в котором существовали родители, близкие, друзья. Прошлое было болью, тем, что очень давно уничтожено и похоронено.

Ему вдруг очень захотелось сжать голову руками, прикусить губу и застонать. Сташ на несколько мгновений закрыл глаза, чувствуя, как сильнее забилось сердце, а в груди разрастается душащий шар боли.

Эти чувства тоже были из прошлого. Перед глазами неожиданно ярко встали забытые лица родителей. Мама, входящая в дом с охапкой душистых красных цветов, отец, вешающий на стену тяжёлый фамильный меч из вороненой стали. А потом, когда их тела с огромными рваными ранами лежали на полу, когда их кровь смешалась с рассыпанными по комнате цветами, когда по всему селению стоял дикий крик и слышался треск выбиваемых дверей, этот меч вдруг очутился в его собственных руках. Он с трудом его поднял, рукоять была мокрой от крови и выскальзывала из пальцев, грудь разрывали рыдания и неожиданная ярость.

Первый же уродливый противник сам напоролся на клинок. Очень близко сверкнули красные глаза полузверя, из пасти вырвалось дикое рычание, и клинок легко распорол кожу и насквозь пронзил тело.

В его детском сознании не появилось удивления, что он смог убить того, с кем не справился его отец. В душе десятилетнего мальчишки, впервые уничтожившего врага, поселились странный холод и ярость. Потом на улице были уже десятки убитых им гримтонов. Он шёл не оглядываясь, мечом расчищая себе дорогу, и с каждым убитым всё легче поднималась рука, всё больше прибавлялось сил…

Сташ посмотрел не ехавших рядом с ним людей. Уже долгие годы они были его братьями, его семьёй. Он смирился, что другой жизни у него не будет. Прошлое было отброшено и забыто, но оно не перестало существовать и иногда вторгалось в настоящее.

Он вдруг поёжился, с каким-то ужасом осознавая реальность. Слишком тревожно шелестела листва деревьев, протяжно и тоскливо завывал ветер, стремительно, словно убегая, летели по небу налитые свинцом облака. Но так было всегда. Нет, эта тревога появилась далеко не сегодня, но сегодня он почувствовал давящую со всех сторон опасность. Другую опасность.

Кто они Берущие? Кто он сам? Сила тех, кого он убивает, их сущность вливается в его собственное тело, становится его частью, переполняет сознание, отравляет кровь. Так не может продолжаться вечно, наступает момент и ничего человеческого уже не остаётся. С кем-то это происходит раньше, с кем-то позже, но происходит со всеми. Только Берущий не чувствует этого перехода. Стать монстром можно в один момент, и только тот, кто с тобой рядом — такой же Берущий может понять, что ты уже не человек. И тогда твой товарищ, твой брат превратится для тебя в палача. Потому что никто другой не сможет тебя остановить.

Судьба? Насмешка над жизнью…

Поэтому Берущие были братством, обречённые присматривать друг за другом. Если ты один, то ты вне закона. Ты тот, кто избежал своей судьбы, когда в тебе признали монстра. Ты тот, кого обязан убить каждый.

Дорогу перегородил пушистый подлесок, молодые зелёные ёлочки густой порослью вставали коням по грудь. Их группа остановилась. Любитель железа Медо предупредительно поднял руку и вытащил недавно найденный у домов-призраков прибор. Почему-то он считал, что данная штука работает. Сташ только криво усмехнулся, он и без прибора знал, что въезжать в эти колючие заросли не стоит. Лежащие у самой земли густы тени, отбрасываемые деревьями, были не только ярко-багровыми, напоминающими лужи крови, но ещё и имели объёмную структуру — поднимались в воздух красноватым туманом. Но Гром почему-то проигнорировал его обычный жест рукой, означающий опасность и вопросительно посмотрел именно на Медо. Неужели он начал верить этим приборам? Или это простое любопытство?