Тайный дневник врача Гитлера - Ирвинг Дэвид - Страница 42

Фрау Морелль нашла мужа в больнице.

– Муж плакал в постели, – описывала она в своем заявлении в октябре того же года, – сломленный человек. Он плакал, рассказывая мне, как фюрер выгнал его, и жаловался на сердце, которое доставляло ему много хлопот в последние несколько лет.

Она утешала его, насколько могла, и обещала навещать каждый день. Ридель отказался отвезти её обратно в институт, хотя и здание, и его содержимое принадлежали Мореллям. На самом деле в тот вечер туда прибыли два господина из городского совета и убедили её и Беккера уехать из города.

– Местные жители поговаривают о штурме здания и его бункера, – утверждали они, – и мы не можем отвечать за вашу безопасность!

Правда заключалась в том, писала фрау Морелль несколько недель спустя, что оба просто хотели завладеть собственностью и состоянием Мореллей. Поражение для Мореллей было горьким.

Прикованного к постели в Райхенхолле Морелля 18 мая 1945 года посетили в госпитале офицеры 3-ей армии США генерала Джорджа С. Паттона; они начали зачистку бывших офицеров СС в таких госпиталях.

Его допрашивали, но он утверждал, что страдает от амнезии. Американец записал в дневнике: “Доктор Морелль говорит, что его в первую очередь интересуют научные исследования. С этой целью он сотрудничал с доктором Риделем, химиком. Главной целью доктора Морелля было работать в одиночку, чтобы уйти от постоянного контроля СС”.

Но в то же время Морелля предали его бывшие коллеги. Доктора Карла Брандта арестовали 23 мая, когда британцы ликвидировали Фленсбургское правительство, и он нашёл сочувствие у своих похитителей.

Брандт рассказал союзникам то, что они хотели услышать. На допросе в июне 1945 года он поведал им невероятную историю о предполагаемой наркотической зависимости Морелля, доказательств которой нет в бумагах самого Морелля.

– Я узнал, – сказал Брандт, – от профессора Мюллер-Гесса, берлинского судебного врача, что сам Морелль, вероятно, был наркоманом (морфийным). Один из его секретарей проходил по судебному процессу о подделке рецептов на морфин. На самом деле эти рецепты были выписаны самим Мореллем. Однако судебные материалы изъяло Гестапо, и дело закрыли. Это было в феврале 1945 года.

21 мая у Морелля взяла интервью Таня Лонг из "Нью-Йорк таймс". Позже она вспоминала, что он был явно напуганным человеком:

– Сначала он шарил глазами по комнате, как загнанный в угол зверь, а позже объяснил, что, по его мнению, ”они" – гестапо, СС и Генрих Гиммлер – хотели схватить его.

Морелль с горечью рассказал о гневном прощании месяцем ранее в берлинском бункере. Гитлер отказался от последнего укола.

– Мне не нужны лекарства, чтобы всё это пережить, – огрызнулся он на Морелля, выпроваживая его.

Мисс Лонг поинтересовалась, давал ли когда–либо Морелль Гитлеру первитин – наркотик амфетамин, который стал причиной самоубийства Эрнста Удета и многих других человеческих трагедий.

Морелль отрицал. Он казался последовательным, приводя примеры дрожи у Гитлера и начала коронарного склероза – эпизоды, которые теперь подтверждаются дневниковыми записями.

Несколько недель спустя условия содержания Морелля ухудшились. 17 июля 1945 года американцы его официально арестовали и перевели из больницы в тюрьму предварительного заключения в Райхенхалле.

Здесь его сначала посадили в узкую тюремную камеру с зарешёченными окнами и непрозрачным стеклом. Через неделю после его ареста фрау Морелль приехала в тюрьму с Алоизом Беккером для моральной поддержки.

Она разговаривала с капитаном американской армии по имени Нитц. Капитан сказал, что она может поговорить с доктором и отнести ему немного еды, если пожелает, а также может забрать их личные вещи. “От него, – написала Иоганна Морелль несколько недель спустя, – мы отправились прямо в здание тюрьмы. Я нашла мужа сидящим в кресле. Никогда в жизни не забуду это зрелище – он был старым, измождённым, его лицо было залито слезами, и он продолжал повторять снова и снова: "Я думал, ты умерла, я слышал твои крики!"

“Он говорил не совсем разумно. Всякий раз, когда мы пытались объяснить ему реальные факты его дела, он говорил: ‘Ну, тогда я, должно быть, сошёл с ума’. Мы утешали его, насколько могли. Примерно через четверть часа нам пришлось расстаться. Я все равно не смогла бы дольше контролировать свои чувства. Это было пыткой – смотреть, как муж так страдает”.

Перед её уходом он прошептал ей, что американцы вырвали ему ногти на ногах. Она не могла вынести этого и успокоила его, сказав:

– Не заводись – я не хочу слышать это сейчас. Расскажи мне об этом потом, когда тебе станет лучше.

Возможно, мысли Морелля блуждали, когда он говорил всё это. Через некоторое время его поместили в одну камеру с Карлом Брандтом, его бывшим коллегой и соперником в ставке Гитлера. Без сомнения, каждое слово записывалось на скрытые микрофоны. Морелль, конечно, не ожидал снова увидеть Брандта и был очень шокирован – по словам Брандта, он побледнел, начал дрожать и, заикаясь, пробормотал несколько бессмысленных слов приветствия, а потом рухнул на кровать и, свернувшись калачиком, разрыдался.

Морелль серьёзно заболел – как физически, так и психически. В течение нескольких дней, что он сидел с Брандтом в тюремной камере, он жаловался на неприятности, которые были явно субъективными, а также на невыносимые головные боли. Брандт отметил, что профессор много времени проводил во сне и что его память действительно начала подводить. Он изучал своего бывшего коллегу с нескрываемым любопытством и написал: “Что касается его психики, М в настоящее время нестабилен и, вообще говоря, там тоже находится в состоянии упадка. Прежней – часто очень ярко выраженной – суеты и связанного с ней стремления к восхищению больше нет”. Брандт предупредил американцев, чтобы они не поддавались на уловки Морелля. Возможно, инстинктивная хитрость Морелля подсказала ему разыгрывать больного человека. “Вероятно, он надеется таким образом привлечь больше сочувствия, – свидетельствовал Брандт. – Моё отвращение к Мореллю, как к человеку или как к врачу, не уменьшилось от его нынешнего позёрства”.

Брандт не скрывал своей антипатии к сокамернику. Он обвинил его в том, что своим послужным списком он позорно подорвал репутацию немецкой медицинской профессии. (В то время ни один врач не мог предсказать, что Брандта повесят, а Морелля нет).

В разговоре с Карлом Брандтом Морелль неуклюже защищался.

– Хотел бы я быть кем-то другим, – сказал он.

Морелля перевели в бывший центр допросов люфтваффе в Оберурселе, ныне находившийся в ведении американской армии.

Его племяннику разрешили навестить его там, и несколько месяцев спустя он написал: “В этом лагере в Оберурселе его допрашивали самым унизительным образом: при свете прожекторов, в перегретых камерах и т.д. Затем его последовательно перевели в Дармштадт, Корнвестхайм, Людвигсбург и Дахау”.

В печально известном концентрационном лагере СС в Дахау теперь находились немецкие заключённые под надзором американцев.

Морелля перевели туда в начале 1946 года. Иоганне запретили навещать его.

13 февраля она написала американскому генерал-губернатору Макнарни, жалуясь, что ничего не слышала от Тео с июля. “Я знаю, что муж серьёзно болен, – взмолилась она. – Я была особенно встревожена состоянием его нервов, когда в последний раз навещала его в Райхенхолле. Его речь уже тогда была настолько сбивчивой, что я предложила перевести его в психиатрическую больницу. Тем временем ваши следственные органы, должно быть, также пришли к выводу, что муж был всего лишь врачом и воздерживался от какой-либо политической деятельности”.

Макнарни пропустил её слова мимо ушей. Тем временем мировые газеты начали публиковать статьи о Морелле. В одной статье в "Collier's weekly" от 4 мая 1946 года говорилось: “Есть некоторые свидетельства того, что Гиммлер, шеф гестапо, Мартин Борман, высшие должностные лица Гитлера и пользующийся дурной славой доктор Морелль сговорились медленно отравить фюрера”. Признавая, что прямых улик не было, в статье добавлялось: “Несомненно, ежедневная доза наркотиков ускорила распад личности Гитлера”.