Фея и Тот Самый Один (СИ) - Романова Наталия - Страница 21

Леонид рассказывал Мише на уровне понимания семилетнего ребёнка о маме, в какой палате лежит, имя доктора, как и чем лечат.

Небольшая заминка произошла на гигиенических процедурах. Миша решительно заявил, что он сам справляется, его ещё в больнице научили, и позже специальный врач, который приходил. Леонид согласился, предварительно убедившись, что квартира полностью адаптирована под нужды ребёнка. Оборудовано было всё, от дверных проёмов и напольного покрытия до ручек и выключателей на нужной высоте.

Спать Миша улёгся тоже сам, проигнорировав предложения помощи, заявил, что он взрослый и в сказке на ночь не нуждается. Установил будильник, крепко закрыл глаза и попросил выключить свет, что Леонид и сделал.

То, как маленький мальчик справлялся, старался не приносить неудобств, не просить помощи, тогда как в некоторые моменты очевидно в ней нуждался, вызывало ком в горле.

Леонид Борисович Один видел не одного, не двух, не трёх, даже не десятки детей с особенностями, казалось, его мало что может расстроить, взять за душу и тряхнуть со всей силы. Он всегда знал – его задача помогать, а не жалеть. Помогать, как можно более профессионально, грамотно, с наилучшим из возможных результатом. Ни в коем случае не навредить, жалость же вредит.

Но Миша… этот светленький мальчик, так похожий на маму, просто выворачивал наизнанку, заставляя бороться с эмоциями, которые Леонид никак не ожидал от себя. Они обрушивались на него оглушающим потоком, он едва успевал отмахиваться, чтобы не подавать виду, не обидеть, не испугать ребёнка. Чувства совершенно новые, неясные, пожалуй, неудобные.

– Не думала, что встречу Мишу в такой ситуации… – полушёпотом произнесла Лёка, когда Леонид вернулся на кухню.

– Ты знаешь Мишу? – удивился он.

– Маму его тоже, – кивнула Лёка. – Шапочно знакома, и сказать, что я удивлена увиденным – ничего не сказать… впрочем, что-то такое можно было ожидать.

– Расскажешь?

Леонид оседлал стул, оперся руками на спинку, посмотрел внимательно на сестру.

– Имя Семён Мамонов тебе о чём-нибудь говорит?

– Нет, – пожал плечами Леонид.

– Неудивительно. Жил не здесь, не интересуешься ничем, кроме медицины. Семён Мамонов – именитый бизнесмен, занимается медицинским оборудованием, как мой Сергей, – назвала она имя мужа. – Он наводил мосты к Сергею, налаживал контакты, предлагал общий проект, золотые горы сулил, очень его связи с Фридманами интересовали, тендер через Сергея хотел выбить. Ни для кого не секрет, что я урождённая Одина, с Фридманами у нас всё на мази, как говорится, – пояснила она очевидное. – В общем, Мамонов принялся усиленно дружить с нами, то в ресторан пригласит, то Сергея на охоту, то на день рождения домой. Мне Семён поперёк горла стоял, слизень какой-то, а не мужик, но я что… в дела мужа не вмешиваюсь, тем более сделка выгодная.

Лёка посмотрела на нетерпеливо перебирающего пальцами Леонида, продолжила, решив перейти ближе к теме.

– В общем, пригласили нас в родовое гнездо, так прямо и сказали, «родовое гнездо», «имение». Всё на высшем уровне – банкет, программа. Шик, блеск, красота. Мамоновы все были, в том числе мама Миши, имя у неё необычное, Евдокия, что ли…

– Дорофея. Фея.

– Фея? Пусть Фея. Девушка такая… простоватая, как говорят: «Гоголя от Гегеля не отличит», но в целом очень приятная. Семейка эта безостановочно шпыняла Фею, смотреть противно было, замечания сыпались бесконечно. Не так сидишь, не так смотришь, не так дышишь, говорили нарочито, с закатыванием глаз. Ладно, взрослые люди, может конфликт между свекровью и невесткой – бывает. Потом Миша прибежал, начал что-то рассказывать, к маме лезть, к отцу, они и его бесконечно одёргивали. Главное – извинялись поминутно, мол простите, не судите строго, сами мы голубая кровь, белая кость, а сынок удружил, привёл в дом чёрт знает кого, а она вот это родила, – выделила «это», сжав губы. – С дегенеративными изменениями головного мозга.

– Чего? – поперхнулся Леонид. – Они хоть понимают значение этих слов?

Леонида передёрнуло от человеческой глупости. Люди, лечащиеся уринотерапией, но не разбрасывающиеся терминами, в которых ни черта не понимают, вызывали в нём большее… сочувствие.

– Сомневаюсь, – взмахнула рукой Лёка. – Скорее в сторону Феи говорилось, что она не могла другого родить. Народная генетика, как наука о невозможности рождения апельсинов от осины.

– Понятно…

– Дело не наше, мы не вмешивались, но смотреть противно было. Я с особыми детьми работаю, родители души в них не чают, а здесь здоровый, жизнерадостный ребёнок и настолько скотское отношение. Извинения эти… Сергей еле сдерживался на очередном: «простите, извините, не судите нас по ним». В общем, постепенно знакомство сошло на нет, Мамонов пытался общаться, но не складывалось, не двигался проект с прицелом на Фридмана. Потом началась двухлетняя катавасия с карантинами, всё встало, кроме медицины, у Сергея бизнес шёл. Мы забыли про Мамонова и вдруг – скандал на весь белый свет. Полгода назад из каждого утюга неслось о нём. Прокурорская проверка за проверкой, уголовное дело, намутил с гуманитаркой на такие суммы, что лет на шесть присесть можно, штрафом не отделаешься. По слухам Мамонов вывернулся. Потрепали его знатно, но не сел, и кое-что из активов сохранил, скользкий гад.

– А что, эти Мамоновы прямо дворянских корней? – ухмыльнулся Леонид.

У Одиных в предках ни одного мало-мальски завалящего дворянчика не было замечено, всё больше врачеватели.

– Смеёшься? – фыркнула Лёка. – Дед правдами и неправдами до адмирала дослужился, когда флот разворовывали, самое непосредственное участие принимал, во главе вакханалии стоял. Обычные офицеры голодали, а он тащил всё, что не приколочено. А что приколочено, отдирал и тоже тащил. Отсюда состояние Мамонова взялось, а титул, если и есть, то на Алиэкспрессе куплен.

Если я не спала, то бесконечно дёргалась, корила себя, пыталась уйти из ненавистных больничных стен. Как, как, ка-а-ак меня угораздило попасть сюда? О чём я думала, совсем сошла с ума, что ли?

Как можно было послушать соседа, оставить Мишу, чтобы отправиться лечиться в стационар от банальной простуды? Может быть сильнее, чем банальной, но всё равно простуды.

Просто раньше я не болела, растерялась с непривычки, не думала, что это настолько ужасно – боль везде, от головы, слизистой носа и горла, до каждой клеточки тела, которое буквально выворачивало, ломало, трясло.

В детстве знала, болеть нельзя, придётся сидеть в лазарете, если повезёт, а могут и отправить в районную больницу, где, по слухам, к детдомовским относились хуже, чем в самом детском доме. Во взрослом возрасте знала, что болеть нельзя, сначала нужно было работать, потом понимала, что Родион не ринется заниматься с Мишей, сидеть с ним, никто из многочисленной «родни» пальцем не шевельнёт, чтобы помочь.

И вдруг, когда на самом деле невозможно, взяла и заболела. Как я могла, чем только думала?! Ночью, когда поняла, что дело совсем плохо, рванула в аптеку, впервые рискнув оставить Мишу одного. Накупила всего и сразу, все упаковки, которые предлагал щедрый фармацевт. Всё, что угодно, была готова засунуть в себя, лишь бы к утру поправиться.

Утром почувствовала, что умираю, на самом деле, физически у-ми-ра-ю. Света белого не видела, в прямом смысле, перед глазами прыгали чёрные блошки, голову поднять с подушки я не сумела, хорошо, что нашарила телефон и позвонила единственному человеку, которого могла рискнуть попросить о помощи. Нике.

Хорошо, что Мирон улетел в командировку, Нике не пришлось отчитываться, куда она сорвалась среди раннего утра, и бывшие родственнички не примчались следом, чтобы позлорадствовать. Уверена, с них бы сталось.

А после… что случилось после? Как же я позволила увезти себя в больницу? Согласиться, что за Мишей будет приглядывать сосед? О чём думала? Что знала о нём?